Дождик все так же шумел за углом, ударяясь в стену вместе с порывами ветра. Кроме "Вишневого сада", Чехов в Ялте написал "Трех сестер" и рассказы "В овраге", «Архиерей», "Дама с собачкой", "Невеста".
Винодел Голицын
На воде лежало слегка вытянутое по горизонту, ровно светящееся солнечное пятно. А само море казалось как бы пришпиленным к берегу — так неподвижно и шелково оно было. Поднимая тосты за здоровье, за успехи, за благополучие хозяина, все оглядывались от стола на это море. И оно, и сыпучие горы Нового Света, длинными хребтами врезавшиеся в воду, и заросли можжевельника, треск цикад, запад смолы, разогретых солнцем виноградных листьев — все не только обрамляло, но и усиливало праздник…
Поднимались бокалы за друзей, учеников, последователей. Но вдруг провозглашен был тост за врагов. Сам хозяин праздника, князь Голицын, известный русский винодел, король экспертов, предлагал его, вызывая недоумение…
Кого имеет в виду этот эксцентричный человек? Кто нынче у него ходит во врагах? Удельное ведомство? Сам государь, отставивший в свое время князя от службы в этом ведомстве?
Нет, князь Голицын вспомнил врага иного. Князь враждовал с ним всю жизнь, с этим приезжим из Бордо, который в доме грибоедовского Фамусова, да и в любом другом доме собирал вокруг себя род веча и сказывал, как собирался в путь, в Россию, к варварам со страхом и слезами…
Самоуверенный невежда оспаривал и его успехи, вставлял и ему палки в колеса. Фигура этого ловца счастья и чинов, то юркая, то солидная, с орденом Почетного Легиона в петлице, маячила перед Голицыным и сегодня, в день его торжества по поводу двадцатипятилетия плодотворной деятельности на ниве отечественного виноделия.
Лев Сергеевич Голицын, едкий оратор, воинствующий патриот, эпатировал людей своего круга не только нарочито грубым армяком и неожиданными тостами. В восьмидесятых годах только что минувшего века он критиковал самодержавие, в девяностых — укрывал у себя раненых участников московских уличных боев. В столице извозчики называли его Дикий барин, здесь в имении он был известен как Аслан Дели — сумасшедший Лев, то есть непохожий, неожиданный, не такой.
Однако не эксцентричностью поведения вспоминается в наши дни Голицын, а тем, что был одной из самых ярких фигур отечественного виноделия. Вернее сказать, он был борцом за отечественное виноделие, ибо в его время надо было пробиваться сквозь авторитет того самого французика из Бордо, который заполнил своею продукцией рынки да еще доказывал при этом: в России настоящих виноградных вин нет и быть не может.
В Москве на Тверской, рядом с генерал-губернаторским домом, Голицын держал магазинчик виноградных вин из своих великолепных крымских виноградников "Новый Свет" и продавал в розницу чистое виноградное вино по двадцать пять копеек за бутылку.
— Я хочу, чтоб рабочий, мастеровой, мелкий служащий пили хорошее вино! — заявил он. — Мы богаты, наш юг создан для виноградарства!
"Около Судака, в имении "Новый Свет", протекала исполненная фанатической любви к виноградарству и виноделию деятельность Голицына, чрезвычайно много внесшего в культуру крымских виноградников вообще и, в частности, создавшего коллекционный виноградник из лоз всего мира, и образцовые, выкопанные в скалах подвалы, сохраняющие в своих недрах единственное собрание самых драгоценных вин всех стран" — так говорит о Голицыне современник и очевидец, а кроме этих достоверных слов, есть в моем распоряжении строки той самой речи Голицына, которую он произнес на своем празднике сразу же после неожиданного тоста.
"Наша слабость, — говорил в своей речи Голицын, — заключается в том, что мы себе не верим. Мы читаем иностранные книги, мы слушаем иностранных людей и вместо критики отступаем перед ними с благоговением.
Да разве иностранец желает, чтоб наша промышленность возникла, чтобы мы явились ему конкурентом?! Никогда!" И дальше подкрепил это восклицание рассказом о том, как некий господин Г. Г., рекомендованный синдикатом бордоских торговцев, загубил виноградники у кахетинских и прочих помещиков: "Он прочел им длинную лекцию, сказал, что поливка вздор, что обрезка слишком короткая, что они поступают, как варвары, и что он их научит. Через два года виноградный сад пропал.
Г. Г. отправился в Кизляр. Собрав местных земледельцев, он прочел им целый трактат, что во Франции, в Бордо, виноградники на зиму никогда не закапывают. Наши удивленные виноградари возразить ему не посмели. Зимой весь казенный сад замерз.
Г. Г. поехал в Крым. Убедил городского голову, что нужно сажать виноградники не на покатостях, а на самых больших крутизнах, чтобы получить высокий товар. Как не послушаться? Француз! Прошел хороший дождь, плантаж вместе с виноградными кустами спустился в долину. Г. Г. отказали. На прощанье он с ехидством заявил: у вас есть один выход — приезжайте за вином к нам в Бордо".
Так говорил на своем торжестве человек, стоявший во главе целой созданной им школы русского виноделия. Он мог гордиться этой школой, что и делал шумно, весело, повторяя любимую фразу: "Сколько будет стоить человек — столько и вино будет стоить". Ибо создать настоящее тонкое, не уступающее заграничным вино могут только люди образованные, ученые.
Праздник в "Новом Свете" был рассчитан не на один день. И не на один день хватило застольных рассказов о случаях из жизни князя Голицына, случаях печальных, поучительных, просто занимательных и даже смешных.
Я думаю, что вспоминали в качестве случая поучительного, как князь приглядывался к почвам: "Представьте себе, прежде всего, обратил внимание на кусты шиповника, — доверительно наклонялся один из присутствующих к соседу. — Где, говорит, растет шиповник, там будет родить отличный виноград".
"И родит, действительно, — подхватывал сосед, — а у меня сколько лет подобные же холмы пустовали в колючках".
"Да, — вмешивался в разговор третий, — князь утверждает: вино и виноград — это продукты местности, и бездумно переносить сорта из Франции — такая же нелепица, как сапоги всмятку! У нас условия другие, почвы — другие, климат — другой…"
Случай смешной: в 1900 году на Всемирной выставке в Париже во время торжественного обеда, к которому подавались вина, получившие высшие награды, граф Шандон, один из экспертов, поднял тост. Тост он поднял за своих виноделов, авторов того непревзойденного напитка, что искрился в бокалах присутствовавших.
Присутствующие осушили бокалы и закатили глаза в восхищении: граф, мол, еще скромен в своих оценках!
Но сразу же после Шандона поднялся Голицын:
— Я очень вам благодарен, граф, за рекламу, сделанную во Франции моему шампанскому, которое вы сейчас пьете.
И в самом деле — вместо французского в бокалы было налито русское вино, только что получившее "Гран-при"…
Однако случай этот не только забавен, поучителен, но еще и печален: слишком большие силы приходилось тратить на преодоление вечной припевки: "Куда нам с ними тягаться! У нас щи лаптем хлебаем, а у них!.."
…Заканчивая этот рассказ, я не могу не добавить несколько строк, связывающих тот давний голицынский юбилей с нашими днями. В 1970 году на XVIII Международном конкурсе вин, проходившем в «Массандре», вина Украины получили 88 медалей и кубок «Гран-при», причем золотых медалей было завоевано республикой почти в 3 раза больше, чем тремя главными винодельческими странами Европы вместе взятыми: Францией, Италией, Испанией.