Молча, чувствуя себя незаслуженно оскорбленным, Вадим сел в аккумуляторную тележку рядом с Бабкиным. Курбатов включил мотор, и они бесшумно на мягких баллонах покатились по уже высохшему и отполированному зеркалу.

Конечно, хотелось бы узнать, за какой надобностью построено это странное поле, но Вадиму сейчас не до этого. Уважаемый начальник подумает, что «подозрительному элементу» нужны секретные сведения. Глупо и наивно. Нет, уж лучше помолчать.

Багрецов сразу нашел восьмой сектор, где вынул осколок из плиты. Опустившись на колени, Курбатов примерил два куска. Они точно пришлись к краю плиты.

— А где третий? — спросил он у Вадима.

Быстро присев на корточки, Вадим увидел: не хватало самого большого осколка. Но вопрос так и остался без ответа.

Новый день принес Багрецову лишь одни огорчения. Да и Тимофей чувствовал себя скверно, так как история с пропавшим осколком ложилась черной тенью и на него.

Начальник четвертой лаборатории Курбатов будто забыл об этом. В самом деле, какое у него право подозревать техников в излишнем любопытстве или в чем-нибудь более серьезном? Но они понимали, что так просто оставить дело нельзя. Найдутся люди, которым положено этим заниматься. Вероятно, начальник уже позвонил в город.

Утром Курбатов вызвал Багрецова и Бабкина, подробно познакомился с их аппаратами и, поглаживая виски ладонями, неторопливо рассказал, зачем ему нужны новые контрольные аппараты.

Только со слов Курбатова техникам стало известно назначение зеркального поля. Потом он проводил их к месту установки приборов, которые должны передавать в центральную аппаратную разные показания, и детально разобрал устройство фотоэнергетических плит, с тем чтобы техники знали, как к ним присоединять приборы. Во время объяснения он сказал между прочим:

— Если бы такими плитами замостить пустынные пространства Узбекской и Туркменской республик с Кара-Кумами, то мы бы получили энергии больше, чем сейчас вырабатывается во всем мире.

Поразительно! Вадим чуть не задохнулся от волнения. Площадь этих двух республик сравнительно невелика. А если сюда прибавить огромные пространства Южного Казахстана, где тоже Кара-Кумы и Голодная степь, то энергии будет во много раз больше. Теперь, глядя на это золотое зеркало, окаймленное зеленью, Вадиму подумалось, что это и есть осколок солнца, вправленный людьми в достойную оправу. Он тих и спокоен, покорен человеку, который заставил его работать. Так почему же не разбросать по стране тысячи таких осколков, чтобы давали они свет и тепло, чтобы их энергия двигала машины, поднимала целину, строила дома? Что мешает этому? Почему не развивается фотоэнергетика? Спросить бы, узнать. Но если Бабкин задавал осторожные вопросы, касающиеся техники контроля и эксплуатации приборов, то Багрецов, напуганный ночной историей, был нем. Больше того, когда Курбатов уже в лаборатории показывал ему и Тимофею метровую шестиугольную плиту, на которой все соединения были нанесены фотографическим путем, что удобно в массовом производстве, Вадим смотрел на нее издали, даже не наклоняясь, хотя схема представляла собой тончайшее переплетение серебряных узоров.

Курбатов заметил нарочитость в поведении Багрецова. Вновь закралось смутное недовольство. «К чему это неумное актерство? — думал он, наблюдая за курчавым техником. — То ли он разыгрывает оскорбленного, то ли старается показать, что его здесь ничто не интересует, а потому зря придираются к случайно подобранному на поле осколку?»

Это настораживало. А кроме того, Багрецов казался чересчур высокомерным, что вовсе не нравилось Курбатову. Интересно все же, зачем этому парню образец плиты? Допустим, взял он его из любопытства. Бабкин принес еще один кусок. А где третий? Почему, Багрецов пожимает плечами? Не знает? Но кто же тогда знает? Коллектив испытательной станции маленький: семь человек, охрана, шофер. Вот и все. Люди проверенные.

Если предположить, что кто-нибудь из посторонних перелез через забор и ночью отколол кусок от плиты? Невероятно. Лаборатория находится вдали от селений. Кто же решится бродить по пустыне, где нет ни людей, ни дорог? К тому же зеркальное поле окружено фотоэлектрической блокировкой. Никто не может проникнуть за нее — в караульном помещении зазвенят звонки. Летчик, который высадил техников, поднялся в воздух моментально. Кроме того, не мог же он на глазах у посторонних колоть зеркальные плиты!

Вновь, как и в юности, Курбатов встретился с загадкой, опять, как и тогда, она уводила его далеко от лабораторного стола. Сейчас надо узнать причину трещины на зеркальном поле. Что это? Старение материала? Или дело рук человеческих?

Когда-то по кусочку прозрачной пластмассы — по пуговице — Курбатов искал создателя новой технологии, а теперь он должен найти человека, заинтересованного в других, далеко не таких благородных делах, или признаться, что строительство медного комбината следует отложить, так как даже одна лопнувшая плита, на каком бы секторе ее ни нашли, — очень серьезный сигнал.

Шагая из угла в угол по кабинету, Курбатов косился на образцы плит, которые он сегодня показывал техникам, и ждал невольно: вот-вот побегут по ним глубокие извилистые трещины.

— Нет, чепуха, конечно, — вслух успокаивал он себя. — Виноват человек. Но кто? Где искать его?

Подошел к столу. На чернильном приборе лежала прозрачная бусинка, найденная вчера. Видно, потеряла ее одна из девушек-аккумуляторщиц. Они даже танцуют на зеркальном поле. Разве это улика?

Прежде чем вызвать к себе техников, Павел Иванович исследовал осколок, взятый у Багрецова. Никаких отступлений от норм, принятых для плит «К-8»; химический состав пластмассы тот же, фотоэлектрический слой не изменился. Но положение остается тревожным. Еще раз Курбатов осмотрел восьмой сектор. В одном месте треснувшей плиты заметны следы удара чем-то острым, но неизвестно, когда это сделано — может быть, случайно при ее укладке год назад.

Курбатов колебался. Нужно ли сейчас ехать в город или постараться все выяснить самому? Неудобно без особых оснований тревожить людей. Лучше выждать. На всякий случай он предупредил техников — пусть не болтают.

В сегодняшних исследованиях осколка ему встретились некоторые трудности. Пришлось пожалеть о недавно допущенной ошибке. Зря он отказался принять аспирантку Михайличенко. Просматривая журналы, где искал статью о новом методе исследования соединений редких металлов, он убедился, что эта работа принадлежит Л. Н. Михайличенко. Руководить работой аспирантки — дело сложное, да и неподходящее ему. Какой он руководитель без ученой степени, к тому же многое перезабывший.

— Лучше уж пришлите студента-практиканта. Найду для него время. Это полегче.

На испытательную станцию прислали дипломника Кучинского. У него хорошие рекомендации. Парень простой, веселый и услужливый. Узнал, что некому получить в Ташкенте лабораторное оборудование, вызвался это сделать сам, хотя должен заниматься дипломной практикой. Что из него получится, пока еще неизвестно.

Сейчас, как никогда, Михайличенко была бы здесь полезна. У Курбатова возникло сомнение: нет ли связи между химическим составом фотоэлектрического слоя и строением пластмассы? В работе Михайличенко приведены случаи воздействия соединений таллия на органические вещества. Она нашла способ, как быстро это обнаружить, и, конечно, помогла бы Курбатову решить вопрос о причине появления трещин на плите зеркального поля.

«Надо дать телеграмму, — подумал он, чувствуя, что это вызовет ироническую усмешку директора института. — Действительно, странная непоследовательность. Но что поделаешь? Такую работу Кучинскому не поручишь, хотя он скоро станет инженером-технологом по фотоэлементам. Сам выбрал специальность, говорит, что любит ее, а работает без души. Нет, не сумеет он разобраться в методе Михайличенко».

Конечно, Курбатов мог бы сам заняться этими исследованиями, но тогда нужно все забросить, а ведь столько еще нерешенных вопросов! Кроме того, к приезду государственной комиссии должен быть готов подробный отчет о годичной эксплуатации фотоэнергетического поля.