«Юзовский рабочий» отстреливался из последних сил. Уже был разбит паровоз, охвачена пламенем пулеметная площадка, разбросаны мешки с песком. Густой дым валил в небо, а в нем кружили огненной метелью искры.

Оставалось не больше десятка снарядов. Из четырех пушек действовала одна, но и ее снаряды, казалось, отскакивали от могучей брони «Генерала Врангеля».

- Мы погибнем, но и ты не уйдешь! - с яростью проговорил раненый Кучуков и послал взрывников отрезать путь вражескому бронепоезду.

Несколько отчаянных парней из команды рабочего бронепоезда со связками гранат и взрывчаткой кинулись с двух сторон в обход врагу.

Наблюдатели «Генерала Врангеля» заметили смельчаков, и свинцовый ливень прижал их к земле. Кучуков видел, как одного из бойцов сразила пуля. Другой продолжал ползти. Но слишком плотным был огонь, враги били из всех башенных пулеметов, и невозможно было приблизиться к полотну железной дороги.

Но уже заходила с другой стороны новая группа бойцов. Они отвлекали на себя внимание врагов. Безумно храброй была эта попытка атаки: что могли сделать люди с гранатами против тяжелого бронепоезда?

Филипок и Абдулка наблюдали за боем из заросшего бурьяном окопа. Вдруг Филипок выскочил из окопа и, пригнувшись, помчался к вражескому бронепоезду. Кучуков крикнул: «Назад!» - но Филипок не слышал в грохоте боя. Маленький, юркий, он, точно колобок, катился по земле, и свист пуль был ему нипочем.

Командир приказал Абдулке догнать и вернуть мальчишку. Тот схватил винтовку и побежал следом, но Филипок был уже далеко, и ничего не оставалось, как залечь и прикрывать друга огнем из винтовки.

Неожиданно со скрежетом открылась узкая бронированная дверь вражеского бронепоезда, и на полотно железной дороги стали выскакивать врангелевцы. Они решили захватить живыми красных бойцов, которые залегли там, где их застал огонь. Один Филипок продолжал перебежки. Вот он снял со спины убитого красноармейца взрывчатку и торопливо пополз к насыпи железной дороги.

3

Казалось, все уже погибли и врангелевцы захватят в плен оставшихся в живых бойцов. Но в это время далеко в степи появились красные кавалеристы - спешили на выручку «Юзовскому рабочему» разведчики Цымбаленко.

Впереди конной лавы летела невиданная тачанка, запряженная тройкой лихих лошадей. Ездовой пустил их во всю мочь, и кони храпели от стремительного бега.

На бронепоезде противника полковник с черными усиками долго смотрел в бинокль. Потом усмехнулся и, передавая бинокль офицеру в английской форме, сказал:

- Сколько воюем, не пойму этих красных. Сброд какой-то, а не солдаты, цыганский табор. Взгляните, господин капитан, какой-то экипаж с фонарями мчится на нас, точно на ярмарку едет... - Полковник скомандовал: - Первое башенное... Бризантным... Прицел 120... Трубка 48.. Огонь!

Далеко в степи лопнул снаряд. За ним второй, и загремели взрывы, засевая землю картечью. Всадники перелетали через головы коней.

- Вот так... Отлично, - приговаривал полковник, хотя видел, что «экипаж с фонарями» летит, точно его не берут ни снаряды, ни пули. Захлебывались от ярости врангелевские пулеметы, но огонь был неточным: страх забирался в душу врагов. А красные кавалеристы скакали, охватывая бронепоезд с двух сторон. Сверкали на солнце сабли, и перекатывалось «ура».

- Даешь черного барона!..

Вьюгой свистела картечь, а Прошкина тачанка мчалась во весь опор. Пулеметчиков кидало из стороны в сторону. Ленька кричал в неистовстве: «Давай, Прошка, гони!..»

Слева и справа от тачанки скакали кавалеристы.

- Ура! Кроши белую контру! Окружай бронепоезд!..

Развернулась Прошкина тачанка на виду у стальной крепости, и хлестнула бронебойная очередь по клепаным, с узкими смотровыми щелями стенам бронепоезда. Но враг все еще чувствовал себя хозяином положения. Вот поблизости от странной тачанки блеснуло пламя, и серая коренная упала, обрывая постромки и путаясь в них.

Пока ездовой Прошка освобождал из упряжи раненую лошадь, Ленька с помощником сняли пулемет, установили его на пригорке и, не теряя ни секунды, открыли огонь. Было видно, как врангелевские солдаты побежали назад и, тесня друг друга, лезли через узкую дверь в утробу бронепоезда. По вот дверь захлопнулась, и часть солдат осталась на путях. Они залегли на железнодорожной насыпи и стали вести беспорядочную пальбу.

Белогвардейцы, что заперлись в бронепоезде, весь огонь обрушили на одинокую пулеметную точку в степи, как будто в ней была вся опасность.

А пулемет, продолжал строчить. Это была Ленькина месть, его расплата с врагом. Получайте, гады, за Федю, за Ваську...

По нему били с двух сторон. Пули белогвардейцев ударялись о броневой щиток и высекали искры. Одна из пуль впилась в кожух пулемета. Горячий пар ударил из пробоины, потекла закипевшая вода: Ленька хотел заткнуть дыру пучком травы, но ему обожгло руку. Нельзя было медлить, и он бил по смотровым щелям: надо было ослепить врангелевцев, не дать им вести прицельный огонь по красным кавалеристам. А те уже приближались к насыпи, охватывая бронепоезд с флангов.

Не умолкало ликующее «ура». «Генерал Врангель» дал задний ход. Неужели уйдет?

- Бросайте шпалы на путя! - кричал Цымбаленко своим конникам.

Но шпал нигде не было, а руками такую махину не остановить. И тогда неожиданно для всех взметнулся над насыпью черный столб земли вместе с рельсами и обломками шпал. Отступление врагу было отрезано.

Красные кавалеристы уже скакали по насыпи. Первым летел вдоль бронированных вагонов Цымбаленко. Он стучал эфесом шашки в стальные стены, кричал осипшим голосом:

- За железо сховались, белые крысы! Вылезайте!

Бойцы стреляли из наганов в смотровые отверстия, тыкали туда клинками. Двое прямо с коней прыгнули на скобы, по ним взобрались на крышу и побежали к паровозу, размахивая гранатами.

Вместе с кавалеристами Цымбаленко вражескую крепость окружили оставшиеся в живых бойцы Кучукова. Один из них метнул связку гранат под стальную дверь бронепоезда, и ее сорвало с петель.

Один за другим по железным ступеням выходили из бронепоезда врангелевцы.

- Кидай оружие! Руки в гору!

Разведчики Цымбаленко обыскивали офицеров, отводили их вправо, солдат - влево. Дядя Миша Кучуков следил за порядком разоружения. Цымбаленко вытряхивал из вагонов тех, кто замешкался, не желая выходить.

Среди пленных оказался офицер английской армии. Его обыскали особенно тщательно. Из накладных квадратных карманов зеленого френча бойцы извлекли пачку врангелевских синих пятисоток, перевязанных ниткой.

- За бумажки продался, буржуйская душа!

- Мало тебе своих английских рабочих угнетать, так ты к нам приехал?

Рассматривая врангелевские деньги, почему-то напечатанные только с одной стороны - с другой бумага была чистая, - бойцы перебрасывались шутками.

- Опешил барон, не успел допечатать.

- Краски не хватило.

- А ну, шагай, Антанта... Против рабочих воюешь, наемник?

- Петро, давай зарядим этим заграничным буржуем нашу трехдюймовку и выстрелим в сторону Англии. Нехай летит к своим...

- Еще порох на него тратить...

Не сразу узнали бойцы, кому были они обязаны победой над вражеским бронепоездом. Не сразу дознались, что успех этой безумно смелой атаки решил мальчишка. Один Абдулка видел, как Филипок подполз со взрывчаткой к железнодорожным путям...

Ленька рад был встрече с земляками. Все знакомые, будто родные, и только Абдулки нигде не было. Хлопцы нашли его не скоро. Абдулка сидел на рельсах и кусал губы, чтобы не разреветься.

- Что случилось? - спросил Ленька, предчувствуя беду.

Абдулка молча показал крестик на ладони.

Ленька даже пошатнулся, поняв, что случилась беда, А когда узнал про все, то, может, это и странно, но не жалость ощутил к погибшему Филипку, а чувство гордости за него. Не сплоховал мальчишка. Шахтерский характер сказался! И вспомнилась некстати шутливая поговорка Филипка: «Жизнь - копейка, голова - наживное дело».