— Значит, вы н и к о г д а н е с п и т е?

— Нет времени, — угрюмо отозвался Андерсон. — А теперь, слава Богу, и необходимости. Аскомицина и ТАТП достаточно, чтобы исключить две основные причины смерти: сердечные заболевания и инфекции. Исключив только их, можно продлить среднюю продолжительность жизни по меньшей мере на двести лет.

Но смерть все равно неизбежна, Крис. Если даже не произойдет несчастный случай, можно заболеть раком, который мы пока не можем предотвращать — правда, аскомицин воздействует на опухоли так сильно, что рак больше не убивает людей. Но все равно, мучает их настолько сильно, что они предпочитают умереть. Человек может умереть от голода, или от отсутствия антинекротиков, от пули или от чрезмерной работы. Мы, в городах, живем долго, это так; н о б е с с м е р т и я н е с у щ е с т в у е т. Это такой же миф, как и единорог. Даже сама вселенная не будет существовать вечно.

Крису представилась долгожданная возможность задать тяготивший его вопрос.

— Когда-нибудь — к о г д а — н и б у д ь случалось, чтобы человеку переставали давать препараты, после того, как он стал гражданином?

— Умышленно? Никогда не слыхал о подобном, — нахмурившись сказал Андерсон. — Во всяком случае, в нашем городе. Если Отцы Города хотят, чтобы человек умер, его расстреливают. Зачем ему мучиться остаток дней? Это было бы жестоко.

— Но ведь никакие тесты не дают полной гарантии. Предположим, человеку дадут гражданство, а затем обнаруживается, что он на самом деле — ну — не такой уж гений, как раньше думали?

Сержант, прищурившись, взглянул на Криса. Последовала долгая пауза, во время которой Крис явственно слышал, как в его висках пульсирует кровь. Наконец, Андерсон медленно произнес:

— Понимаю. Похоже, кто-то насвистел тебе страшную чушь. Крис, как ты думаешь, сколько просуществовал бы город, если бы гражданами могли стать только гении? Он опустел бы всего за один перелет. Все устроено по-другому. Смысл препаратов в сохранении навыков — и совершенно не важно, что это за навыки. Значение имеет лишь одно: логично ли сохранять данного человека, вместо того, чтобы обучать нового каждые сорок-пятьдесят лет.

Возьми, например, меня. Я вовсе не гений; я всего лишь полицейский босс. Но я хорошо справляюсь со своей работой; достаточно хорошо, чтобы Отцы Города не видели смысла в воспитании и обучении кого-то другого из нового поколения. Они держат меня, а я всего лишь коп. Почему бы и нет? Меня это устраивает, мне нравится эта работа, и когда у Амальфи есть дело, он зовет меня или Дьюлани — а не первого попавшегося офицера; потому что ни один из них не имеет стольких лет опыта в той конкретной работе, которую мы выполняем. Когда мэру нужен сержант охраны, он зовет меня; когда ему нужна группа высадки, он зовет Дьюлани; а когда ему нужен гений, он зовет гения. На борту этого города есть по одному человеку любой профессии, и пока эта система работает, более одного не требуется. Или более Х, где Х — необходимое число.

Крис улыбнулся.

— А вы, оказывается, отлично помните детали.

— Я их помню все, — согласился Андерсон. — Во всяком случае те, что мне известны. Если Отцы Города вкладывают что-то в твою голову, очень трудно от этого избавиться.

Его речь прервал чистый мелодичный звук, наподобие короткого напева, раздавшийся где-то в квартире. Сержант повернул свою массивную голову, а затем тоже улыбнулся.

— Сейчас будет наглядная иллюстрация, — сказал он с явно довольным видом и коснулся кнопки на подлокотнике своего кресла.

— Андерсон? — произнес густой голос. Крис тут же подумал, что Медведь из древнего мифа о Златовласке, должно быть, говорил именно так.

— Да. Слушаю, сэр.

— Нам подворачивается контракт. Мне и Отцам Города он кажется весьма выгодным, и я склонен его подписать. Поднимись сюда и ознакомься, на всякий случай, с условиями. Дело предстоит непростое, Джоэл.

— Сию минуту. — Андерсон коснулся кнопки, его улыбка стала шире и еще более мальчишеской, чем обычно.

— Мэр! — вскрикнул Крис.

— Ну.

— Но о чем шла речь?

— О том, что он нашел для нас какую-то работу. Если не возникнет препятствий, мы совершим посадку всего через несколько дней.

С воздуха ничего на Рае различить было невозможно. По мере того, как город осторожно снижался, поле вокруг него полностью очертилось в виде пузыря, окутанного клубящимися черными тучами. Тут и там сверкали зелено-голубые молнии, широкие и совсем узкие. Все это сопровождалось потоками мокрого снега и дождя. На меньшей высоте снег исчез, но дождь усилился.

После стольких месяцев, когда Крис не видел ничего, кроме проносящихся мимо звезд, грохочущий мрак пугал его и тревожил. Сидя с Пигги на старом пирсе в конце Ганзеворт-стрит, — отсюда Герман Мелвилл отправлял в далекое Южное Море героев своих книг «Тайпи», «Ому» и «Марди», — Крис, не отрываясь, смотрел на грозу. Он испытывал такой же сильный страх, как и Пигги, который, действительно, за всю свою жизнь не видел подобной погоды. Со времени рождения Пигги это была первая посадка Нью-Йорка.

Трудно было представить, как Амальфи управляет движением, но, тем не менее, город продолжал снижаться: он подписал контракт с Раем, а работа есть работа. Кроме того, ждать, пока гроза стихнет, бессмысленно. Всегда и везде на Рае стояла такая же погода, за исключением тех случаев, когда она ухудшалась. Так говорили местные жители.

— Ух, ты! — воскликнул Крис в двадцатый или тридцатый раз. — Не гроза, а прямо битва молний! Взгляни т у д а! На какой мы сейчас высоте, Пигги?

— Откуда я знаю?

— Как ты думаешь, Амальфи знает? Я имею в виду, знает точно?

— Наверняка, знает, — жалобно сказал Пигги. — Ему всегда удаются сложные посадки. Он никогда не ошибается.

ТРАХ!

На мгновение вся сфера вокруг города оказалась покрыта электрическим пламенем. Невероятной силы треск отражался вновь и вновь от бетонных стен башен. Крису и в голову раньше не приходило, что поле, защищавшее целый город от жестокой радиации, камней и глубокого космического вакуума, может пропускать шум, если снаружи, как и внутри, имеется воздух — но теперь сомневаться в этом не приходилось. Казалось, спуск длился уже целую вечность.

Вскоре Крис обнаружил, что ему это начинает нравиться. В промежутке между раскатами грома он закричал, умышленно пугая Пигги:

— Теперь он летит вбок. Он заблудился.

— Что ты понимаешь? Заткнись.

— Я в и д е л грозы. И знаешь что? Мы останемся висеть тут вечно. Будем носиться, проклятые, как ГМТ. — Небо осветилось. ТРАХ! — Ух, какая красота!

— Если ты не заткнешься, — плачущим голосом завопил Пигги, — я заеду тебе прямо по носу!

Эта угроза вряд ли могла быть приведена в исполнение. Хотя Пигги и превосходил весом Криса фунтов на двадцать, Крис был гораздо сильнее. Прекрасно зная об этом, Крис мог высмеять приятеля и уже открыл рот, но в то же мгновение он почувствовал, как доски старого пирса содрогаются под ними от топота стальных сапог. В испуге он обернулся и тут же вскочил.

Двадцать мужчин в скафандрах стояли, безликие и грозные, как фаланга гигантских роботов. Один из них шагнул вперед, отчего доски пирса заскрипели и затрещали под его тяжестью, и вдруг обратился к Крису.

Голос ревел металлом, будто регулятор громкости был повернут до отказа, чтобы перекрыть громовую канонаду, но Крис узнал его без труда. Перед ним, в полном космическом снаряжении, стоял его опекун.

— КРИС! — Громкость звука слегка понизилась. — Крис, что ты тут делаешь? И сын Кингстон-Троопов! Пигги, тебе-то это следует знать! Мы садимся через двадцать минут — а тут выходной люк. Валите отсюда — оба.

— Мы просто смотрели, — вызывающе сказал Пигги. — Мы можем смотреть, если нам хочется.

— У меня нет времени спорить. Вы идете, или нет?

Крис потянул Пигги за локоть.

— Пошли, Пигги. Что торчать на дороге?

— Отвяжись. Я не на дороге. Они могут пройти мимо меня. Я не собираюсь уходить только потому, что он так сказал. Он не м о й опекун — он всего-лишь простой коп.