— Не торопись. Вдумайся, как я.

— Листа нет?

— Пока еще нет. Итак, он был энтузиастом-самоучкой, всего лишь дилетантом и совершил величайшее открытие в истории археологии. Такого ждал весь мир.

— А что было потом?

— Он решил закончить раскопки 15 июня 1873 года. Хотел уехать, потому что у него были и другие проекты. И вот, за день до этого...

— Четырнадцатого?

— Как заставить тебя помолчать? О чем я говорила?

— День перед этим был четырнадцатым числом.

— Вот именно, — сказала Джейн. — В тот день он наблюдал за раскопками и вдруг что-то заметил. Он сказал жене: «Отошли всех рабочих, всех, тотчас же». Она спросила: «Почему?» И он ответил: «Не спорь, просто сделай». Мужчины обычно так себя и ведут. Никаких объяснений. Типично, можно сказать.

— И она...

— Она возражала.

— Тоже, можно сказать, типично...

— Шлиман велел сказать им, что внезапно вспомнил о своем дне рождения и назначает выходной.

— А он не мог все это сказать им сам?

— Он, черт побери, мужчина, — ответила Джейн. — Зачем делать самому, когда рядом рабыня.

Джейн села на своего конька. Когда ее нет со мной, я стараюсь не вспоминать о нем, но когда она рядом, об этом забыть не удается.

— Итак, женщина приказала, а мужчины повиновались, верно? И сколько их было?

— Думаю, сто или около того.

— Она, должно быть, была женщиной с сильной волей.

Джейн холодно взглянула на меня и призвала к абсолютной серьезности.

— Прошу прощения, — сказал я.

— Когда они ушли, он велел принести ее красную шаль, затем спустился в яму и начал неистово копать ножом. Над ними нависли большие глыбы камней, которые могли в любое мгновение обрушиться. Но он увидел блеск золота — огромного количества золота, и слоновой кости, и серебра. Это были сокровища одного из древних царей. Они пролежали в земле три тысячи лет, пока Шлиман в тот день не переложил все это в шаль своей жены. Держу пари, — добавила Джейн, — ей и пришлось все это из ямы.

— Разве такой факт не установлен?

— Это несомненно так.

— А лист был частью сокровищ?

— Нет.

— Зачем же ты тогда мне все это рассказывала?

— Делай что тебе говорят, Джон. Слушай.

И я слушал. Хотя очень устал. Позади был день, полный испытаний. Мой мозг не воспринимал информацию, я уже не мог следить за событиями, непонятным образом веки опустились, словно тяжелые железные заслонки. И я уснул.

На следующее утро я проснулся рано и чувствовал себя бодро, в отличие от Джейн, она еще ощущала разницу во времени. Я зажег маленькую газовую плитку, поставил на нее сковородку для яичницы с беконом. Все это я захватил из дома Блуи. Запах жарящегося бекона разбудил Джейн. Я придерживаюсь мнения, что если ветчину утром жарить на кладбище, две трети тех, кто под землей, поднимутся, облизываясь. Джейн не заставила себя ждать. И первыми ее словами были слова упрека в мой адрес:

— Надо же было заснуть!

— Я очень устал, а это было так успокаивающе.

— И скучно, да?

— Яйца сейчас будут готовы. — Я ушел от ответа.

Она смотрела сердито, оглянулась вокруг, затем улыбнулась.

— Трудно ругаться в такое утро. Особенно после того, как ты спас меня вчера.

— Для тебя я сделаю все, что угодно.

Я выложил бекон и яйца на одну из оловянных тарелочек Блуи. За завтраком она вернулась к вчерашним событиям.

— Почему он схватил меня? Чем я могла ему помочь? — спросила Джейн.

Я объяснил:

— Сергей гоняется за информацией. А у тебя есть новости!

— Но откуда он мог знать?

— Начнем с того, что он, возможно, прослушивает телефонные разговоры. Мои — это точно, не исключено, и Боба Кол-лиса. Затем, он знает тебя по Англии. И с его точки зрения, у тебя должны быть стоящие новости. Он и представить себе не может, что ты проделала весь этот путь только ради того, чтобы повидать меня.

— А что скажешь об остальных? — спросила она, принявшись за бекон.

— Об остальных русских?

Она кивнула.

— Конкуренты, — ответил я.

— Его конкуренты?

— Мне никто ничего не говорил, Джейн. Но я знаю, что Сергей из КГБ и за реформы. Девушка, я думаю, из ГРУ — военной разведки. Следует добавить, что с ней и те два парня, которых ты видела вчера, океанская подводная лодка и вся ее команда и, возможно, множество других сил.

— И Сергей и девушка...

Я перебил:

— Ее зовут Элин Гундерссон. Во всяком случае, так она представилась.

— Сомневаюсь в этом, — сказала Джейн. — Имя исландское. Наверное, вымышленное. Она и Сергей — враги?

— Готов в этом поклясться!

— Меня она тоже хочет похитить?

— Подозреваю, что Сергей вчера схватил тебя потому, что если бы не он, то это сделала бы она.

— Мне нужно быть осторожной?

— Нужно, чтобы за тобой кто-нибудь присматривал.

Джейн взяла аккуратно отрезанный кусочек яичницы.

— Прошлым вечером ты действительно постарался, и я тебе благодарна. Кофе?

Пока мы его пили, я узнал еще кое-что о герре Шлимане. Сокровища, которые он откопал и думал, что это золото Трои, Шлиман контрабандой вывез из страны. Нет сомнений, он хотел очень тщательно изучить его.

За следующей ароматной чашкой кофе я опять заговорил о листе, и опять мне было приказано слушать и ждать.

После Трои Шлиман руководил другой крупной археологической экспедицией в Микенах в Греции. И мы с Джейн еще раз возвратились к истории и мифам. На сей раз легенда оказалась более занимательной. Мы знаем об Агамемноне, что он десять лет был на Троянской войне, а дома эта грязная крыса Эгисф заигрывал — и успешно — с его женой, Клитемнестрой. Но на этом Эгисф не остановился. Когда Агамемнон вернулся, Эгисф пригласил его на праздничный банкет и там убил. Прошли годы, сын Агамемнона Орест вернулся, чтобы прикончить убийцу своего отца и прелюбодейку мать. В этом мифе не было ничего нового, пока дядюшка Генрих не вонзил лопату в землю. Шлиман верил — и было множество причин верить — каждому слову Гомера.

— Короче говоря, — сказала Джейн, вытирая губы бумажной салфеткой, — он сделал еще одно великое открытие — могилы, а в них — останки мужчин, Агамемнона и его людей, убитых Эгисфом и Клитемнестрой. Он послал знаменитую телеграмму королю Греции: «Сегодня я смотрел в лицо Агамемнону».

— А что же миссис Шлиман?

— Очень правильный вопрос, — отозвалась Джейн, — ее звали София. Три недели и четыре дня она копала землю голыми руками и перочинным ножиком. Видишь ли, чисто женская работа. Представляю, как Шлиман в это время сидел и курил сигару и думал о возвышенном. Было найдено пять могил. Держу пари, — продолжала Джейн, — что их нашла миссис Шлиман, а дорогой Генрих прибрал все к рукам. В любом случае он объявил королю: «Могилы открыты мной».

— Тебе известны еще какие-нибудь имена?

— Кассандры, — ответила Джейн. — Дочери короля Трои.

— Это та, что приносила плохие вести?

— Она обладала даром пророчества, — уточнила Джейн. — Предсказала гибель Трои, но ей никто не поверил. Когда Троя пала, Агамемнон схватил ее.

— И что? Взял под мышку и принес домой?

— Что-то в этом роде. Ты уже заметил, надеюсь, что то, что было запрещено Клитемнестре, мог запросто позволить себе Агамемнон?

— Думаю, здесь о чьей-то вине очень трудно судить. Кассандра носила лист, да?

— Нет.

— Я становлюсь нетерпеливым. Не могли бы мы перейти к рассказу о листе?

— Скоро дойдем.

Если Джейн когда-нибудь согласится выйти за меня замуж, — а я надеюсь, что так оно и будет, — я не совсем уверен, кто будет рядом со мною — жена или командир. Подозреваю, что для меня самое подходящее определение — подкаблучник.

— Тебе придется примириться и выслушать меня, Джон, — продолжала она. — Так на чем я остановилась?

— На могиле Кассандры.

— Да, хорошо. Это были не Кассандра и не Агамемнон. Могилы датируются четырьмя веками раньше.

— Шлиман опять опростоволосился! — воскликнул я.