Фирсов между тем добывал необходимые для своей затеи предметы. На свалке за гаражом он наискал кучу поржавелых арматурных прутков и в одно из дежурств распрямил их, простучав кувалдочкой на куске рельса, и нарезал трехметровыми кусками на гильотине. Прутки он занес в вагончик, где обитали механики, сложил за топчаном и в несколько раз перевез домой, засовывая их в чехол из-под лыж и доматывая снизу куском брезента. Там же, в гараже, он сторговал у электрика две старые трамвайные печки, по киловатту каждая, что пылились с незапамятных времен в каморке на стеллаже. Электрик был несказанно рад свалившейся с неба бутылке и удивлен предложением Фирсова -- десятки печек висели по стенам ремонтного бокса и увести парочку в ночное дежурство не составило бы особого труда. Расчувствовавшись, электрик добавил к печкам бухточку двужильного кабеля в резиновой оплетке и два автомата по десять ампер -- дефицит страшный. "Не, ты заходи, если чего надо, -- тряс он Фирсову руку. -- Я тебя еще научу, как счетчик останавливать. Не, в натуре. Там элементарно..."

Рейки Фирсов подстерег на заднем дворе мебельного магазина, выходя из автобуса на одну остановку раньше и еще издали угадывая по пухлости толпы завоз импортных гарнитуров. Восемь связок реек, таких, что и не просто занести в дом, Фирсов уложил на заснеженном балконе.

Оставались ящики. Их требовалось штук сто. Обыкновенные помидорные ящики с колышками по углам, которые летом стоят неряшливыми стопками возле каждой овощной палатки и мокнут во дворах магазинов. Но то летом... Фирсов походил по магазинам, заглянул еще раз на рынки -- чисто, словно выметено. Из разговора с грузчиками Фирсов понял, что нужная ему тара появится только вместе с продуктом -- летом. Есть, правда, один адресок. Тарный склад за огородом. Там вроде и помидорный ящик обитает... Фирсов повел знатока к пивному ларьку и получил клочок бумаги с обстоятельным планом дислокации тарного склада.

-- Там спросишь Генку Федорова. -- Прихлебывал пиво знаток. -- Скажешь: от Юрки из шестнадцатого. Он тебе за бутылку целую машину накидает... Давай еще по кружечке -- колосники горят, сил нет.

С ящиками оказалось не так все просто. В один из дней, сразу после дежурства, Фирсов съездил на склад и убедился, что искомые помидорные ящики стоят там в штабелях под самую крышу. И Генка Федоров сыскался и обещался помочь: "Подгоняй вечером машину и хоть все забирай. Пару фуфырей выставишь, и порядок". И подсказывал, где машину взять -- гараж за забором. Но Фирсов опечаленно помотал головой.

-- Не пойдет, брат. Это криминал...

-- Да брось ты! Какой криминал? -- Генка Федоров почесывал под ватником грудь и смотрел недоуменно. -- Пустые ящики... Они у нас без цены идут. Для ремонта припасаем. У нас даже охраны нет, только пожарная сигнализация.

-- А ГАИ остановит?

-- Ну и что, ГАИ? Водитель отбрешется. Скажет, на дрова везу. Или на свалку. А тебе куда надо-то?

Фирсов назвал свой поселок.

-- Да, это через Парголово, там КП... -- Генка стал терять интерес к разговору. -- Ну смотри, хозяин -- барин... Надумаешь -- приходи. Я всегда тут.

-- А если по частям?

-- Можно и по частям, но магарыч вперед...

-- Я привожу тебе рулон бумаги, ты пакуешь ящики стопками, штук по десять, и я увожу. Веревка найдется?

-- Найдется.

-- Приеду на следующей неделе. Идет?

-- Идет... Только возни прибавляется -- пакуй, завязывай. Накинуть бы надо...

-- Обойдешься. Литр за сотню дрянных ящиков -- нормальная цена. Не свои, чай...

-- Ладно, -- сплюнул Генка. -- Приезжай. -- И ушел развалистой походкой в свои тарные закрома.

Фирсов постоял, прислушиваясь к перестуку молотков на складе, оглядел двор с тропинками, разбежавшимися к дыркам в заборе, и неспешно двинулся к распахнутым воротам. "Все равно криминал, -- думал он, прикидывая, как понесет в электричке увязанную стопку ящиков. -- Захотят, так достанут". В последнее время, как генсеком стал Андропов, милиция взялась за свои обязанности рьяно, словно пытаясь доказать, что не даром ест хлеб налогоплательщиков. Говорили, что случались проверки документов в ресторанах и кинотеатрах, в универмагах отлавливают приезжих командированных и сообщают начальству, чем занимаются их подчиненные в рабочее время. Словом, время настало тревожное, и такой, казалось бы, пустяк, как доставка стопки старых ящиков со склада на дачу, мог иметь для Фирсова последствия самые печальные. "Ваши документики, пожалуйста. А это что вы везете?" Имелась у Фирсова справка, которую он взял в своем гараже: "Дана настоящая в том, что Фирсов Игорь Дмитриевич работает дежурным механиком в Объединенном Транспортном Хозяйстве, и режим его работы -- сутки через трое. Начальник ОТХ, подпись. Инспектор по кадрам, подпись. Круглая печать", но он понимал, что такая бумага поможет разойтись с постовым милиционером, если случится мелкая заминка, но не спасет, коль приведут тебя в отделение. Там запрашивают ЦАБ, и через пять минут вся твоя подноготная как на ладони: где родился, где крестился, где отец с матерью похоронены и чем они занимались до семнадцатого года. А перво-наперво: судим ты или нет. И если ты "химик", то барышня, что дает справку по ЦАБу, произнесет условный код, соответствующий твоему печальному положению: "Сторожевой". И сразу тебе вопросик: "Ах, вы условно осужденный? Разрешение на выезд имеете?" И если нет у тебя желтоватой бумажки с отметкой и печатью спецкомендатуры, то дела твои плохи. Нет, не повезут тебя обратно в спецкомендатуру, а доставят прямехонько в спецприемник на улицу Каляева, где просидишь в общей камере с бомжами дней сорок, пока выяснят, что ты за гусь и что с тобой делать дальше. -- "С какой целью выехали без разрешения из административного района?" -- "Да было время свободное, рванул в самоволку семью проведать". -- "Самоволка -- это в армии, а у вас побег со строек народного хозяйства. По какому адресу направлялись?.."

И будешь сидеть под замком, есть "хряпу" и "могилу", пока не придет за тобой "уазик" из спецкомендатуры. А там новые неприятности на твою постриженную голову. Строгий выговор. Прогулы на работе. Месяцев шесть дополнительных ограничений режима -- это значит никаких выездов домой и три раза в день надо отметиться в дежурной части: вот он я, никуда не сбежал, поставьте мне плюсик. А в выходные дни придется четырежды представать пред оком начальства, и так время отметок установлено, что в окна между ними успеешь только доехать до Ленинграда, перебежать на другую платформу и вернуться обратно. Ребята пробовали. А нарушил дополнительные ограничения -- "доп", считай, ты одной ногой в зоне... Редко кто выдерживал короткий поводок шестимесячного "допа".

Фирсов еще раз прошелся до склада и обратно, походил по неказистому вокзалу, постоял у доски расписания, заглянул в пустой буфет, вышел на платформу... Он не пытался размышлять, везти ему ящики с этого загородного склада или нет, он лишь прислушивался к тому, что зовется интуицией, шепнет ли она: "Проедешь, Игорь" -- или подскажет: "Опасно. Могут прицепиться..." Он подкармливал эту самую интуицию, что служила ему последнее время надежно, информацией разрозненной, но калорийной: тропинка от склада узкая, и вязанку с ящиками придется нести за спиной; железнодорожные пути в тупичке разметены от снега, значит, здесь может стоять состав и его придется обходить; вот и обходная тропка вьется по полю -- случаются здесь составы; милиционер прогуливается по перрону -- милиционер железнодорожный, он выходил из своей комнаты в левом крыле вокзала, тропка ему видна, но если электричка будет на подходе...

"Проскочу, -- решил Игорь. -- Надо только садиться в последний вагон, а на Финляндском перейти по тоннелю на свою платформу и -- на дачу. И билет заранее взять, чтобы не болтаться с ящиками по вокзалу, и багаж оплатить. Очки надеть, куртку финскую. "Да вот бабушка попросила ящики для рассады привезти. Знакомые дали. Пожилой человек, выращивает цветочки..." И газету спокойно читать. Не должны прицепиться..."