Когда Ника вышла от бабушки, девчонки уже ждали ее на лавочке под большим кустом сирени. Сирень цвела, и ее запах будоражил. Ника посмотрела на звезды в сплетении веток и цветов и подумала: «Все будет хорошо!»

- Ну, что, идем?

- Идем.

- Давно ждете?

- Давно, Коля. С самого заката.

- За Колю ответишь.

- Кстати, о Колях: Ник, а почему у тебя такое странное имя?

- Ничуть, не более странное, чем твое, Тереза.

- Брось, ты прекрасно знаешь, почему меня так назвали.

- Знаю, знаю и почему, и в честь кого. Знали бы твои родители, кто ты есть на самом деле, они бы тебя так не назвали.

- И как бы меня тогда звали? Даже подумать страшно.

- Или смешно.

- Не уходи от темы. Меня потому так и назвали, что прекрасно знали, кто я.

- Не буду. Это все бабушка. У нее есть подруга по имени Николетта. Она француженка и, скорее всего, тоже вампир, иначе бабушка бы ее загрызла, а не дружила бы с ней. Так и живем: одна Николетта в Париже, где ей никто и ничто не угрожает, а другая – в нашем славном городе между двух рек, где не прошло и дня, чтобы ее не попытались убить…

Ночь была теплой и тихой, и шесть девушек на нарушали ее тишины: звука шагов не было слышно, они касались земли легко, почти летели, словно легкие тонкие тени, их голоса сливались с шепотом ветра и листвы. Их кожа слегка светилась в темноте, а глаза: две пары зеленых, две – синих, одна – карих и одна – красных - горели. От них веяло холодом, там, где они проходили, еще долго было прохладно.

В тот день агрессия волной катилась по городу, оставляя за собой кровь и злость. Люди даже не догадывались, что за волной агрессии последует волна любви. Такова божественная справедливость. Но это будет потом, а сейчас волна подкатилась к окраинам – самому тихому району этого города, безлюдному ночью и сонному днем, где жили мирные граждане, почти все преступники этого города и, куда же без них, несколько гениев, которые впрочем, были еще слишком малы, и даже не все родные видели в них что-то необыкновенное.

Волна подкатилась к окраинам, но действовать ей было не на кого: мирные жители и гении мирно же спали, преступники растеклись по городу, каждый по своим делам, а бабушке Николетты почему-то именно сегодня не хотелось отлупить кого-нибудь чужим костылем (своего у нее не было и приходилось каждый раз на этот случай брать у соседки).

На момент, когда волна накрыла окраины, там было тринадцать человек, которые не спали: шестеро - Николетта и ее банда, шесть - Безумный Алекс и его банда, а так же бабушка Марьяна, но она не в счет по указанным выше причинам.

В эту ночь, как и в предшествующие пять, Алекс был зол: страшно болела спина, движения рук причиняли дикую боль, да к тому же сказывался посттравматический шок. Но сильнее всего он злился на самого себя. Что с того, что их было пятнадцать, а он один, что с того, что в него выстрелили, что с того, что он так ударился при падении, что потерял сознание – все равно он сам виноват в случившемся! Он не смог за себя постоять, и расплачивается и неизвестно, что болит сильнее: спина и руки или душа.

Из-за угла выплыло светящееся неярким белым светом облачко. В нем горели разноцветные, круглые огоньки.

- Вампиры, - догадался Алекс.

- Может, свернем, - предложил кто-то.

- Нет, - ответил Алекс, - им здесь не место!

По правде сказать, он сам не понимал, почему, собственно им здесь не место, но сегодня ему было все равно: вампиры или сам дон Наполони со свитой.

Когда вампиры приблизились, Безумный спросил: «Что вы здесь делаете? Это наша территория»

«Наша территория – город», - ответила Николетта. Она не сразу поняла, кто перед ней, но по голосу узнала Безумного Алекса. От него пахло запекшейся кровью.

- Убирайтесь!

- Мы-то уберемся, но можем и вас заодно убрать! Мы очень голодные, правда, девочки?

Девочки, как по команде, плотоядно улыбнулись, показав клыки, хотя еда не входила в их ближайшие планы, ведь они не могли убить жителя окраин. Таков неписанный закон.

Алекс молча шагнул вперед, и девушки увидели, как тяжело, с усилием, он двигается (парни тоже это увидели, но для них это не было новостью). Николетте стало жаль его. Она знала, что с ним случилось. Тут она увидела нож, блеснувший в его руке, и поняла, что, если сейчас пожалеет его, то потом будут жалеть ее. Она, как всегда, была молниеносна: от нажатия кнопки выскочили ножи, скрытые в кастете; легкие движения (несколько раз ударила, пару раз ушла от удара); запахло кровью, Алекс тяжело упал на асфальт. Парни из его банды бросились, было на них, но девушки разбежались в разные стороны и бесшумно скрылись во тьме. Они не видели, как друзья склонились над Алексом, как аккуратно подняли его и понесли.

***

Следующей ночью Ника проснулась поздно. Девчонки уже ушли. Есть ей не хотелось. Хотелось движения. Она вышла на улицу и поплыла по ночному городу, словно блуждающий огонек.

Она шла темными дворами, и на душе у нее было неспокойно. Девушка мучительно пыталась вспомнить, почему, и не могла. Наконец она поняла: Алекс. Наверное, она его убила. Не везет Безумному в последнее время. Две недели назад ее «хорошие» знакомые – убийцы вампиров отрезали ему крылья. В него выстрелили, когда он низко летел, и прострелили крыло. Кто же после такого удержится в воздухе?…

А какие были крылья! Большие, белые, ангельские. Николетта никогда не видела ангелов, но уверена, что Алекс выглядит как один из них. Он был довольно высок ростом. Волосы у него были золотые, чуть красноватые, но никому бы и в голову не пришло назвать его рыжим; глаза синие, яркие, холодные, а взгляд тяжелый, режущий, кожа матовая, смуглая и, конечно же, крылья – большие, белоснежные. Про себя Николетта называла его Ангелом. Интересно, почему его звали Безумным? Ника знала его давно, и он всегда вел себя адекватно…

И тут, словно очнувшись, девушка поняла, что не знает, где находится. Двор был так же пуст и темен, как и все остальные, но почему-то наводил ужас, хотя Николетта не ощущала поблизости чьего-либо присутствия, также, как и не чувствовала угрозы. Она вздохнула поглубже, чтобы успокоиться, потом – прислушалась и тут же поняла: откуда-то доносились слабые стоны, и сильно пахло свежей и запекшейся кровью. Ника прислушалась повнимательнее, пытаясь определить направление, кто знает, не нужно ли кому-нибудь помочь? Или кого-нибудь добить?

Она сразу поняла – стоны и запах доносились из открытого окна на втором этаже.

Быстро и легко, как кошка, взобралась по дереву, растущему у стены, легко впорхнула в открытое окно, оглядела маленькую комнату, и ей стало страшно: на кровати в углу лежал Алекс. Он спал тяжелым сном больного. Его лицо было бледно и в слабом свете луны казалось голубоватым. Грудь была забинтована, кровь на бинтах обозначала местоположение ран.

- Глубокие раны надо зашивать, - подумала Николетта.

Руки тоже были забинтованы: на правой – кисть, на левой – предплечье, но, похоже, эти раны были неглубокими. На простыне виднелся длинный кровавый отпечаток – раны на месте отрезанных крыльев еще кровоточили, а ведь их, как раз, и не зашьешь.

Алекс медленно открыл глаза. Его взгляд не был режущим, он был очень усталым.

- Николетта?

- Да.

- Здравствуй, ангел мой. Я вижу, что смерть близка… Если ты пришла… Ведь ты – ангел смерти… Мой ангел смерти… Ангел моей смерти…

- Нет, Алекс, ангел это ты.

- Я никогда им не был, а теперь даже не похож. Не нужно слов, лучше помоги. Мне так больно.

Николетта присела на кровать и легко провела руками по его бледному лицу, потом – по ранам на груди, руках и спине. Этому способу обезболивания ее научила бабушка.

- Полегчало?

- Я не это имел в виду. Здесь, - его рука коснулась шеи, но тут же безвольно упала: здесь находится артерия, если ты забыла. Ну же? Я жду!