Темнеет здесь быстро, и вечера мы проводим втроем: бабушка вяжет, дедушка читает газеты, я пытаюсь что-то читать. Маленький домик теплый и уютный, за окном густая темнота, шумят сосны, и иногда в лес падают звезды…, а по ночам мне снится город. Чужой и бесприютный, с задымленным небом.

Вся эта история началась очень давно. Я тогда еще не родился и даже не собирался. Тогда в мою, тогда еще совсем молодую маму, был влюблен барабанщик. Маме он совсем не нравился (не в ее вкусе, или может предчувствовала, что когда-нибудь он сломает ее старшему сыну руку в трех местах), зато ей очень нравилось то, что он играет на ударных. Что делать, жизнь – сложная штука.

Через некоторое время мама вышла замуж за отца моей сестры, а потом - за нашего с братом, с которым живет до сих пор и утверждает, что счастлива.

Моя сестра, кстати, приезжала сюда вместе со мной, чтобы пригласить бабушку и дедушку на свою свадьбу и познакомить их с женихом.

Ее жених – летчик, двухметровый блондин. Сестра говорит, что он очень красивый, не знаю, мне сложно судить – меня мужчины не интересуют.

А вот бабушке летчик чисто внешне не понравился. Слишком уж он похож на того немца, которого она – партизанка, встретила в лесу в сорок третьем. Он не стал стрелять в нее сразу, видимо обалдел от того, какими наглыми бывают такие маленькие существа, как эта девушка. Он еще не знал, что последним воспоминанием его жизни будет ее перекошенное злобой лицо.

А бабушка, тем временем не растерялась, а подпрыгнула и ударила его прикладом берданки в лицо, (все равно патроны кончились). Потом она еще долго била его прикладом, но так и не убила – не хватило сил. Позже его подобрали свои и отнесли в лазарет. Там он умирал долго и мучительно; трое суток громко и страшно кричал, бредил маленькой фройлен, а когда умер, врач вздохнул с облегчением и потом стыдился этого вздоха до самой смерти.

Трудно это представить, зная мою бабушку сейчас: полненькая, улыбчивая, в платочке и пестром переднике с большими карманами, больше всего на свете она любит готовить, шить и вязать. Хотя, что-то у нее во взгляде осталось с тех времен.

Постойте, на чем я остановился? Ах, да – в маму был влюблен барабанщик.

Незадолго до второй маминой свадьбы он женился и поселился в одном дворе с нами, где и сейчас живет. У него есть дочь и два сына, и никто из них не пошел по его стопам.

А вот мы с братом давно увлеклись игрой на ударных, сестра начала позже нас, но сейчас нисколько не отстает. А барабанщик, видя нас, всегда как-то странно улыбался.

У него было и есть много учеников, он считается лучшим барабанщиком в области, но мы с братом учились не у него, а к нему относились настороженно, хотя, с чего бы?

Несколько месяцев назад в моей жизни появилась любовь. Я звал ее просто Любой. Веселая, с легким характером, она была для меня настоящим солнышком. Свидания наши были легкими и беззаботными, и я был в то время блаженно счастлив.

Вот только чувствовался в ней все нарастающий страх чего-то. А когда я спросил, она ответила:

- Мои родители слишком хотят, чтобы я стала, как бабушка.

- А кем работает твоя бабушка?

- Бухгалтером, а что?

- Значит ты – будущий бухгалтер?

- Почему? А, ну, да…

- А кем ты хочешь стать?

- Не знаю, не думала, но уж точно не бухгалтером.

- Все в твоей власти.

- Ах, если бы…

Тогда же я решил поучаствовать в областном конкурсе ударников. Люба поддерживала меня, (она всегда была в зале во время моих выступлений), и неожиданно я занял первое место.

Окрыленный успехом, я размышлял, что мне даст эта победа, и уже склонялся к мысли, что ничего, и тут…

Однажды во дворе ко мне подошел барабанщик.

- Слышал о твоих успехах! Молодец! И что думаешь с этим делать?

- Не знаю. А почему вас не было в жюри?

- Звали, но не пошел. Глупо все это. Такие конкурсы выявляют только технику. Ты, я вижу, техничный. Хочешь играть в моем оркестре?

- В вашем оркестре?

- Да, и в нем только ударные.

Я согласился. Репетиции проходили в каком-то ангаре в самом сердце окраин. Меня поразило количество людей в оркестре и разнообразие инструментов: наверное, все виды барабанов, наверное, со всего мира. Но еще больше меня поразил звук, когда мы заиграли. Я всерьез задумался: зачем еще какие-то музыкальные инструменты, когда есть барабаны. Это был объемный ритм, который чувствовался кожей и вводил в транс.

Барабанщик (к своему стыду до сих пор не знаю, как его зовут) дирижировал нашим оркестром (до этого я не понимал смысла дирижерства).

Смуглый, сухощавый, с черными волосами и глазами, клинообразной бородкой он походил на какого-то адского духа. А может, и не походил – мне не с чем сравнивать.

В перерыве он сильно закашлялся, а потом долго говорил, что, когда он умрет (Сидевшая рядом со мной девушка прошептала: «Умрешь ты, как же…»), управлять оркестром будет лучший из нас.

Участники оркестра (особенно парни) с самого начала недобро на меня смотрели, а, когда мы всей толпой выходили из ангара, кто-то толкнул меня, я упал, ударился головой и потерял сознание.

Когда я очнулся, лежать было мягко. Ну еще бы – на чьих-то коленях! Моего лица коснулись тонкие пальцы с очень длинными ногтями, и надо мной склонилась девушка, как я не сразу разглядел из-за яркого макияжа, красивая. Вот, только где я видел похожие тонкие черты лица и почти такие же черные глаза и волосы? Кроме нас в ангаре никого не было.

- Ты кто?

- Лора.

- Красивое имя, редкое.

- Очень. В нашем доме еще четыре Ларисы, от семи до семидесяти лет включительно. Дурацкое имя.

- Не надо, мою маму так зовут.

- Я за нее рада, а ты до сих пор не представился.

- Саша.

- Красивое имя, а главное редкое.

- А что ты здесь делаешь?

- Да, вот, пришла к отцу, смотрю – никого нет, ты лежишь.

- Значит, я, по-твоему, никто?

- Не знаю, мы недостаточно хорошо знакомы.

- К отцу, говоришь? А я-то думаю, на кого ты похожа.

- И ничего не могу с собой поделать. Ты вставать-то сегодня собираешься.

- Собираюсь. Как совсем соберусь, так встану.

- Постарайся. У тебя, наверное, сотрясение.

- Да, было бы что сотрясать.

Я встал. Голова болела и кружилась. Мы с Лорой пошли домой. По дороге я разглядел ее получше. И фигура у нее вполне ничего себе, но Люба ничуть не хуже, да еще и говорить умеет. Лора же упорно молчала всю дорогу.

Тем же вечером Люба позвала меня гулять. Я отказался, объяснив причину. Тогда она позвала меня в гости, где ее бабушка напоила меня каким-то странным на вкус чаем, и мне почти сразу же полегчало. Люба еще говорила, что ей скоро предстоит сделать выбор, и она боится. Я утешал ее, говорил, бухгалтер – это совсем не страшно, да и сменить профессию никогда не поздно.

Я так и не узнал, кто организовал мне сотрясение. Репетиции продолжались и нравились мне все больше. Мы готовились к выступлению на каком-то празднике. Вернее, не просто к выступлению – мы будем играть там весь вечер, и, возможно, всю ночь. Что это за праздник такой, интересно? Многие уже играли на подобных мероприятиях, меня же никто не торопился просвящать. По обрывкам чужих разговоров представление складывалось странное.

Лора стала часто появляться на репетициях. Барабанщик сначала удивлялся, потом злился, говорил, что она мешает, но она не слушала и почти все время молчала.

А однажды она пришла с остриженными ногтями и бас-гитарой и заиграла вместе с нами. Честно говоря, до этого я был худшего мнении о басах и басистах. Она просто перевернула мое представление о них.

После репетиции все поздравляли Лору с возвращением. Оказывается, в нашем оркестре обязательно должен быть басист, но Лора давно бросила, а другие долго не держались. Еще оркестру полагалось два-три флейтиста, но и они почему-то не задерживались.

Накануне нашего выступления мы с Любой встретились. Она была подавлена, а я сильно взволнован.