Инга покосилась назад, потом склонила голову мне к уху и гневно прошептала:
– Чё хотите делайте, но ночевать с ней я больше не буду!
Я поморщился:
– Ладно, посмотрим, что можно сделать.
Мда, ну только раздора в команде нам не хватало…
+++
К великой радости Инги, комнаты нашлись трехместная и одноместная, и Габи нагло отхватила последнюю.
Мы закинули вещи в нашу комнату и спустились к ужину. Габи сидела за столом с таким невинным видом, что можно было подумать, что она толи что-то уже сделала, толи задумала.
Мы расселись за стол как утром: Инга слева от Габи, я справа, Лоренц напротив. Я уже приступил было к еде, как мистик ледяным тоном поинтересовался:
– Ну, и что ты туда подлила? – и отодвинул от себя кружку с вином.
Габи вскинулась и удивленно нахмурилась:
– Что? О чем ты?
– Крысиный яд? Или просто слабительное? – бесстрастно продолжил мистик.
– Ты чё, с дуба рухнул? Никуда я ничего не подливала!
Лоренц чуть склонил голову набок и, подперев подбородок рукой, протянул Габи свою кружку:
– Тогда пей!
Габи нахмурилась. Лоренц продолжал испытующе на нее смотреть.
Девчонка хмыкнула и, приблизив кружку к лицу, замерла.
– Пей, пей! – кивнул Лоренц.
Габи медлила. Затем прикусила зубами край кружки и снова застыла.
Мистик поднял бровь.
Габи сделала крошечный глоток. Затем еще. И еще. Злобно сверкая глазами поверх кружки.
Мы с Ингой недоуменно поглядели на мистика. Габи, осушив кружку до дна, аккуратно вернула ее Лоренцу.
– Паранойя считается серьезным психическим отклонением, – бросила девица, беря ложку и приступая к еде: – Но, к счастью, она лечится.
– Ну чего уставились? – шикнул на нас с Ингой Лоренц: – Приятного аппетита! – сказал он таким тоном, как будто проклял, и, демонстративно задвинув стул, ушел наверх.
– А хорошая была бы идея. Со слабительным, – немного погодя сказала Габи: – Жалко, что я до этого не додумалась…
+++
Во время привала Инга решила приготовить похлебку из картофеля. Я развел костер и принес воды в котелке, после чего все вместе сели чистить. Все, кроме Габи. Лоренц долго причитал на тему: "Я не для этого на мистика учился!..", но за нож взялся. Габи же без единого слова, демонстративно принялась метать перочинный нож в дерево.
– Габи, блин! Все работают! Ты что? Самая умная что ли? – зарычал на нее Лоренц, нарезая картофелину в котелок.
– Я мистик. Я не для этого рождена.
Лоренц скрипнул зубами:
– Ты еще пока не мистик. А вот я – мистик! Но я-то почему-то чищу!
– Это потому, что ты ничего получше не умеешь…
Нож скользнул по пальцу и, вместе с двумя половинками картофелины, нырнул в котелок.
– Ай, блин! – взвыл Лоренц, зажимая руку. Пара красных капель, тем не менее, упала в закипающую над костром воду: – Инга, дай бинт, скорее!
– У-у-у! – Габи заглянула в котелок: – А я и не знала, что мы варим зелье "Оракул"…
– Почему "Оракул"? – мрачно уточнил мистик: – Это что, единственное зелье, которое ты знаешь?
– Нет, просто не припомню других зелий, в состав которых входит кровь девственника, вот я и подумала…
– Что сказала? – рявкнул мистик, развернувшись всем телом и злобно сверкнув глазами.
Габи, скабрезно захихикав, вернулась к метанию перочинного ножа.
– Лукас, это не смешно! – прошептал мистик.
– Конечно, не смешно. Сочувствую тебе, парень, – едва слышно пробормотал я, и, пофыркивая, тут же изобразил крайнюю увлеченность процессом почистки картофеля.
… Похлебке отчаянно не хватало навара или, хотя бы, соли.
– Не очень получилось, – вздохнула Инга.
– Ну еще бы, – гыгыкнула Габи: – В ней же из оригинальных ингредиентов только кровь девственника и вода…
– Может хватит?! – рявкнул Лоренц: – Что ты себе позволяешь? Почему ты так себя ведешь?
– Потому что ты не такой куратор, которого я хотела. И бородка у тебя дурацкая.
Я старательно сделал вид, что не ржу, а просто подавился.
***
– Только двухместные, говорите?.. – нахмурился Лукас.
Торговка мрачно засопела:
– Может, тогда на камень-ножницы-бумага разгадаемся, кто с ней ночевать будет?
Мы переглянулись…
– Это глупо! Это слишком по-детски! – воскликнул я, выкинув ножницы к двум камням: – Давайте хоть жребий бросим.
– Это судьба, Лоренц! – хихикнула Инга, сжимая в руке длинную соломинку.
Лукас, с такой же, ухмыльнувшись, похлопал меня по плечу:
– Да ладно тебе! Неужели ты, профессиональный мистик, не найдешь управы на эту маленькую нахалку?
Ага, как же! Я сначала тоже так думал, но вот что-то уже сомневаюсь…
– Да я лучше б с нежитью ночевал, чем с ней… – проворчал я.
… Я открыл комнату и, зайдя, бросил сумку на кровать у окна – самое шикарное место. Ну хоть что-то хорошее за сегодняшний день…
Габи зашла следом. Взяла мою сумку и кинула ее на кровать у двери (!!!)
– Мне больше нравится кровать у окна, – нахально пояснила она, плюхаясь на оную.
Меня начало трясти.
– Т-ты обалдела? – едва сдерживая гнев, спросил я.
– А что такое? – невинно поинтересовалась девица.
– Я. Первый. Ее. Занял!
– Серьезно? А я подумала, что просто сумку случайно не туда положил, – Габи потянулась и отвернулась к окну.
– Как же ты достала! – взвыл я.
Габи повернулась ко мне и нахальным издевательским голосом изрекла:
– Если я тебя напрягаю, или раздражаю, ты всегда можешь забиться в уголок и поплакать.
***
Утро началось с того, что я, в полусне, обнаружил песок в левом ботинке. Я вытряхнул его и взялся за правый – в него тоже, наверное, набился.
Вместе с песком он изверг из себя маленькую, аккуратно звякнувшую по полу, металлическую кнопку.
Спать сразу расхотелось. Я поднял глаза на Габи.
Она походила на кошака, нагадившего в хозяйские тапки, который разрывается между желанием досмотреть шоу до конца и бежать…
– Что это, Габи? – ледяным тоном поинтересовался я.
– Где? – подорвалась Габи. В иной обстановке она, несомненно, начала бы открещиваться, мол не я, но в комнате мы были одни, и никто другой в нее не входил. Поэтому припертая к стенке Габи проявила нечеловеческую находчивость, и, схватив кнопку в руки, радостно заорала:
– Моя кнопка! Кнопочка моя миленькая! Я уже думала, что потеряла тебя навсегда! – с блаженной улыбкой причитала она: – Где ты нашел ее?
Если бы Габи держала сейчас в руках градусник, измеряющий искренность, он бы, наверное, лопнул…
Как лопнуло сейчас мое терпение.
Грубо выхваченная из рук кнопка со свистом вылетела из окна.
– С меня хватит, Габи.
Я швырнул девицины документы на стол и, достав чистый лист, обмакнул перо в чернильницу.
– Ты самонадеянная идиотка, которая до сих пор думает, что весь мир вращается вокруг нее. Тебя выгнали из училища, Габи! Ты даже не представляешь себе, в какой ты паршивой ситуации… Тебе все хиханьки да хаханьки. Ты должна была бы пойти искать работу, никто о тебе не заботился бы, ты бы содержала себя сама. Но тебя пожалели! Тебе дали куратора! Какого – никакого – я знаю, что сразу тебе не понравился – но дали! А ты, вместо того, чтобы радоваться возможности учиться, не понятно чего добиваешься!
Держи, Габи! Вот, твои бумаги и мой отказ от кураторства.
– Отлично! – захохотала та: – Наконец-то! Теперь мне дадут другого, нормального куратора!
– Другого куратора тебе не дадут. Ты пойдешь работать. А поскольку ты ни черта не умеешь, ты будешь вынуждена либо мести дворы, либо драить сортиры, либо воровать, либо торговать собой! Хотя нет, тут я не прав. Тебя туда не возьмут, ты слишком страшная! Счастливой дороги, Габи! Ты свободна!
Габи злорадно расхохоталась:
– Ты просто не справился! Слабак! Я оказалась сильнее тебя! Я победила. Ты не прошел проверки на вшивость! – и, изобразив на пальцах неприличный жест, помахала им на прощание: – Чао, неудачник!