Пальцы Флойда дрожали – иногда ему казалось, что правая рука отказывается повиноваться, – когда он бережно снял открытку и сунул ее в карман. Эта открытка будет, пожалуй, единственным напоминанием о семье, когда он поднимется на борт «Юниверс».

– Двадцать пять дней – мы и глазом не успеем моргнуть, как ты вернешься, – заметил Джерри. – А правда, что с вами летит Дмитрий?

– Этот казак! – фыркнул Джордж. – Я дирижировал его Второй симфонией еще в 2022 году.

– Это когда первую скрипку стошнило при исполнении ларго?

– Нет, тогда исполняли Малера, а не Михайловича. К тому же вступили духовые инструменты, так что никто не заметил – если не считать беднягу, игравшего на трубе, – ему пришлось на другой же день продать свой инструмент.

– Ведь сочиняешь!

– Конечно. Ладно, передай старому прохвосту мои лучшие пожелания и спроси, не забыл ли он того вечера в Вене. А кто еще летит с вами?

– Ходят разные слухи о несчастных, которых завербовали против их воли, – заметил Джерри задумчиво.

– Уверяю Вас, это немыслимое преувеличение. Каждый член экипажа отобран сэром Лоуренсом; определяющими были интеллект, обаяние, красота, искра божия или другое достоинство.

– А хоть одно из этих прекрасных качеств свидетельствует о твоей незаменимости?

– Коль скоро заговорили на эту тему – нам всем пришлось подписать невеселое обязательство, снимающее с Космических линий Тсунга всякую ответственность. В пакете документов, между прочим, содержится и оно.

– А нам удастся что-нибудь по нему получить? – поинтересовался Джордж с надеждой в голосе.

– Ничего – мои адвокаты утверждают, что в нем предусмотрено абсолютно все. Тсунг обязуется доставить меня к комете Галлея и обратно, обеспечить питанием, водой, воздухом и каютой с прекрасным обзором.

– А что требуется от тебя?

– После возвращения я должен всячески рекламировать подобные полеты, выступить по телевидению, написать несколько статей – это очень немного за столь редкостную возможность. Ах да, во время путешествия я обязан развлекать остальных пассажиров. Впрочем, как и они меня.

– И каким же образом? Петь и танцевать?

– Постараюсь увлечь избранное общество отрывками из своих воспоминаний. Хотя вряд ли сумею составить конкуренцию профессионалам. Ведь среди пассажиров будет Эва Мерлин.

– Неужели? Как это они сумели выманить ее из кельи на Парк-авеню?

– Трудно поверить! Ведь ей уже за сто… о-о, извини меня, Хейвуд.

– Бросьте, ей семьдесят лет, ну, плюс-минус пять.

– Какой там минус! Когда «Наполеон» вышел на экраны, я был еще ребенком.

Все замолчали, охваченные воспоминаниями об этом знаменитом фильме. Хотя некоторые критики считали верхом ее артистической карьеры роль Скарлетт О'Хары, зрители все-таки отождествляли Эву Мерлин (или Эвелин Майлз, родившуюся в Кардиффе, Южный Уэльс) с Джозефиной. Противоречивая эпопея Дэвида Гриффина, около полувека назад захватившая весь мир, привела в восторг французов и вызвала ярость англичан – хотя сейчас и те и другие не отрицали, что артистическое воображение Гриффина временами выходило за пределы исторической достоверности, особенно роскошно поставленная заключительная сцена – коронация императора в Вестминстерском аббатстве.

– В таком случае сэру Лоуренсу здорово повезло, – задумчиво произнес Джордж.

– Пожалуй, здесь и моя заслуга. Ее отец был астрономом и одно время работал у меня, а она всегда проявляла интерес к науке. Так что видеопереговоры вел я.

Хейвуд Флойд умолчал о том, что, подобно значительной части населения планеты, он влюбился в Эву в тот же миг, как только ее лицо появилось на экране.

– Разумеется, – продолжал он, – сэр Лоуренс с радостью согласился, но сначала мне пришлось убедить его, что Эва действительно проявляет интерес к астрономии. В противном случае, по мнению сэра Лоуренса, у пассажиров отсутствует общность интересов, а это не способствует атмосфере дружбы и доверия.

– Чуть не забыл, – произнес Джордж, извлекая из-за спины небольшой пакет, который он не слишком удачно пытался спрятать от Флойда. – Тут маленький подарок.

– Можно посмотреть что внутри?

– Как ты считаешь, разрешим? – Джерри озабоченно глянул на Джорджа.

– В таком случае, у меня просто нет выбора, – заявил Флойд, развязал яркую зеленую ленту и развернул бумагу. Там оказалась картина в красивой рамке. И хотя Флойд был не очень искушен в живописи, он узнал ее; действительно, кто, увидев однажды, мог забыть такое?

Наспех сколоченный плот, вздыбившийся на крутых волнах, был переполнен полуодетыми жертвами кораблекрушения; одни сидели, уже смирившись с гибелью, другие отчаянно размахивали руками, стараясь привлечь внимание судна на горизонте. Внизу имелась надпись:

А еще ниже Джордж и Джерри приписали от себя:

– Вы – неисправимые негодяи, но я люблю вас обоих, – сказал Флойд, обнимая друзей.

«ВНИМАНИЕ!» засветился экран на грудной панели у Арчи; настало время отправляться в дорогу.

Друзья Флойда вышли из каюты. Их молчание было красноречивее любых слов. В последний раз Хейвуд Флойд обвел взглядом маленькое помещение, где прошла почти половина жизни. И тут он вспомнил слова из заключительной строфы:

«И мы снова уходим, забыв обо всем».

Сэр Лоуренс Тсунг не был сентиментален; будучи космополитом, он относился к патриотизму не слишком серьезно – правда, когда-то давно, еще студентом, он носил косичку из искусственных волос, модную в годы Третьей культурной революции. Однако гибель космического корабля, свидетелем которой он стал в планетарии, глубоко тронула его. Он решил сосредоточить все свое колоссальное влияние и недюжинную энергию на одолении космического пространства.

Вскоре сэр Лоуренс совершил несколько воскресных полетов на Луну и назначил своего предпоследнего сына Чарлза (который обошелся ему в тридцать два миллиона солей) вице-президентом компании «Тсунг астрофрахт». У новой корпорации было всего лишь два космических корабля на ракетной тяге, работавшей на водороде. Эти небольшие корабли запускались с катапульты; их масса без груза составляла менее тысячи тонн. Еще немного – и они безнадежно устареют, а пока позволят Чарлзу накопить опыт, который, по мнению сэра Лоуренса, окажется бесценным в будущем. Он не сомневался в этом, ибо мир стоял на пороге истинно Космической эры.

Чуть больше полувека отделяло первый полет братьев Райт от распространения дешевого массового воздушного транспорта; чтобы бросить вызов несравненно более сложным полетам в глубины Солнечной системы, времени потребовалось вдвое больше.

И все– таки когда Луис Альварес со своими коллегами еще в 50-е годы прошлого века открыл термоядерную реакцию, где катализаторами служили мюоны, она казалась дразнящим лабораторным фокусом, представляющим чисто теоретический интерес. Подобно тому как великий лорд Резерфорд с пренебрежением отверг перспективы атомной энергии, так и сам Альварес сомневался, найдет ли когда-нибудь «холодный термояд» практическое применение. И действительно, лишь после того, как в 2040 году удалось неожиданно и случайно создать устойчивые мюонно-водородные «соединения», в истории человечества началась новая глава -подобно тому как открытие нейтрона стало преддверием Атомного века.

Теперь приступили к постройке небольших ядерных силовых установок, почти не требующих радиационной защиты. В создание наземных термоядерных электростанций, использующих энергию ядерного синтеза, были вложены столь громадные средства, что глобальные энергосистемы остались – первое время – без изменений, но воздействие на космические полеты сказалось немедленно; его можно было сравнить с революцией, которую произвело столетие назад на воздушном транспорте изобретение реактивного двигателя.