Космические корабли, получив в свое распоряжение неограниченный запас энергии, развивали несравненно более высокие скорости. Время, затрачиваемое на космические перелеты в пределах Солнечной системы, стало измеряться не месяцами или даже годами, а неделями. Однако по принципу действия мюоновый двигатель оставался реактивным; это была весьма усовершенствованная ракета, но все-таки ракета, подобная ее предшественницам, работавшим на химическом топливе. Мюоновому двигателю тоже требовалось рабочее вещество для развития тяги. А самым дешевым, экологически чистым и наиболее безопасным рабочим веществом для реактивных двигателей была обычная вода.

Космопорт, расположенный на Тихом океане, не испытывал недостатка в этом ценном сырье. Однако уже в соседней космической гавани, на Луне, положение было иным. Исследования, проведенные здесь «Сервейерами», «Лунниками» и экспедициями «Аполло», не сумели обнаружить даже следов воды. Если на Луне когда-нибудь она и была, то за миллионы лет бомбардировки поверхности метеоритами полностью исчезла, рассеявшись в космическом пространстве.

Таково было, по крайней мере, мнение селенологов; и тем не менее, несмотря на все научные доказательства, следы воды удавалось наблюдать с того самого момента, когда Галилией впервые направил свой телескоп на Луну. На протяжении нескольких часов после наступления рассвета некоторые лунные вершины блестели настолько ярко, будто были покрыты снегом. Наиболее известный пример – великолепный кратер Аристарх. Уильям Гершель, отец звездной астрономии, наблюдавший его, заметил однажды, что в лунной ночи он светится так ярко, словно там происходит извержение вулкана. Но Гершель ошибался – он наблюдал земной свет, отраженный тонким слоем инея, образовавшегося в результате конденсации водяных паров за триста часов леденящей тьмы и исчезающего с наступлением лунного дня.

Когда под поверхностью долины Шротера – извилистого каньона, отходящего от Аристарха, – были обнаружены гигантские запасы льда, экономические аспекты космических полетов изменились самым радикальным образом. Луна превратилась теперь в заправочную станцию, расположенную именно там, где больше всего требовалось, – на самом краю гравитационного поля Земли, в начале длительного пути к планетам Солнечной системы.

«Космос», первый корабль космического флота Тсунга, был предназначен для перевозки грузов и пассажиров по трассе Земля-Луна-Марс. В результате сложных переговоров с десятком правительств и международных организаций он стал первым испытательным космолетом на экспериментальной мюоновой энергетической установке. Построенный на космических верфях Ибриума, он обладал достаточной тягой, чтобы выйти на окололунную орбиту без полезной нагрузки; передвигаясь от орбиты одной планеты к орбите другой, «Космос» не мог опуститься на поверхность ни одной из них. Сэр Лоуренс, придававший большое значение рекламе, добился того, что космический корабль взлетел с поверхности Луны 4 октября 2057 года – ровно через сто лет после запуска первого спутника Земли.

Еще через два года в строй вступил новый космический корабль звездного флота Тсунга – «Гэлакси», предназначенный для полетов по маршруту Земля-Юпитер. Его двигатели были уже значительно более мощными, и развиваемая ими тяга позволяла совершать посадку на любую из юпитерианских лун, жертвуя, правда, значительной долей полезной нагрузки. Более того, при необходимости «Гэлакси» мог даже вернуться на поверхность Луны для ремонта и переоборудования. «Гэлакси» был самым скоростным кораблем, созданным руками человека: сжигая весь запас ракетного топлива в одном длительном всплеске ускорения, он мог развить скорость до тысячи километров в секунду – при этом на путь от Земли до Юпитера потребовалась бы всего неделя, а ближайшей звезды он достиг бы за десять тысяч лет или немногим больше.

Третий корабль звездного флота Тсунга, предмет особой гордости сэра Лоуренса, был построен на основании всего опыта, полученного при эксплуатации двух предыдущих космолетов. Однако «Юниверс» не был грузовым кораблем. С самого начала он строился как космический лайнер и предназначался для обслуживания космических трасс, которые заканчивались у Сатурна – жемчужины Солнечной системы.

Для первого полета «Юниверс» сэр Лоуренс приготовил нечто еще более впечатляющее, однако задержка, вызванная разногласиями с Лунной ассоциацией профсоюза строительных и транспортных рабочих, нарушила эти сроки. Времени едва хватило для полетных испытаний и регистрации в компании Ллойда в конце 2060 года, а также окончательной подготовки лайнера для вылета с околоземной орбиты к цели своего путешествия. На счету был каждый день: комета Галлея не собиралась откладывать свое прибытие к Земле, даже ради сэра Лоуренса Тсунга.

Исследовательский спутник «Европа-6» находился на орбите уже почти пятнадцать лет, намного превзойдя первоначально отведенный срок; вопрос о том, стоит ли заменять его, был предметом жарких споров в небольшом научном сообществе Ганимеда.

На борту спутника находились обычные приборы, предназначенные для сбора информации, а также практически бесполезная теперь система визуального наблюдения. Она продолжала исправно функционировать, но неизменно передавала картину сплошных облаков, окутавших Европу. Ученые на Ганимеде, до предела загруженные работой, бегло просматривали полученную информацию и пересылали сырые, необработанные данные на Землю. Откровенно говоря, многие из них надеялись вздохнуть с облегчением, когда «Европа-6» испустит дух и бесконечный поток гигабайтов наконец иссякнет.

Но вдруг, впервые за много лет, спутник передал нечто крайне интересное.

– 71934 орбита, – сообщил Ван-дер-Бергу заместитель главного астронома, пригласивший геолога на станцию сразу после предварительной оценки полученных данных. – Спутник приближается с Ночной стороны и движется прямо на гору Зевс. Осталось еще десять секунд. Экран был совершенно черный, но Ван-дер-Берг почти физически ощущал, как на расстоянии тысячи километров от спутника, под сплошным покровом облаков, скрывающим поверхность Европы, проносятся ледяные поля. Через несколько часов ее коснутся лучи далекого Солнца:

Европа совершала один оборот вокруг собственной оси за, семь земных дней. В общем-то Ночную сторону следовало именовать сумеречной, потому что половину времени она была освещена достаточно ярко, но лучи Солнца не согревали ее. Тем не менее к неточному названию привыкли, оно казалось более приемлемым с эмоциональной точки зрения: на Европе наблюдался восход Солнца, но там никогда не было восхода Люцифера. И вот восход Солнца близился, тысячекратно ускоренный мчащимся навстречу ему космическим зондом. На экране появилась едва видная светлая полоса – из тьмы проступила линия горизонта. Взрыв света был настолько неожиданным, что Ван-дер-Бергу почудилось, будто он наблюдает ослепительный блеск ядерного взрыва. За доли секунды свет пробежал через все оттенки спектра, стал ослепляюще белым, когда Солнце вынырнуло из-за горы, и тут же исчез – автоматические фильтры перекрыли цепь визуального наблюдения.

– Вот и все; жаль, что в этот момент на станции не оказалось оператора – он мог бы включить длиннофокусный объектив и сделать отличные снимки горы. Я знал, что это будет тебе интересно, хотя и опровергает твою теорию.

– Каким образом? – спросил Ван-дер-Берг, скорее озадаченный чем расстроенный.

– Когда прокрутишь запись снова, очень замедленно, поймешь, что я имею в виду. Эти поразительно красивые цвета радуги вызваны преломлением света не в атмосфере, а в самой горе. На это способен только лед – или стекло. Впрочем, последнее мало вероятно.

– Ну почему же, при извержениях вулканов образуется стекло, правда, обычно черное… Ну конечно!

– Что ты сказал?

– Э-э… пока ничего определенного. Нужно тщательно изучить полученную информацию. Мне кажется, однако, что это горный хрусталь – прозрачный кварц. Из него делают великолепные линзы. Как ты думаешь, а еще представится такая возможность?