— Была попытка пересечь границу, — сказал ему фон Ротенау.

— Боюсь, что она сорвалась. Зарегистрированы взрывы мин и стрельба из автоматов. Я немедленно отправлюсь на границу и сразу же позвоню вам, когда получу более подробные сведения. Но не рассчитывайте получить новости ранее, чем через два часа.

— Я буду находиться поблизости от телефона, — сказал Говард. — Спасибо, Гуго. Это важное дело Можете вы мне указать, в каком секторе границы была сделана попытка?

— Дивизион шестнадцать, отделение два, — ответил фон Ротенау.

— Хорошо… Буду ждать вашего звонка.

Судорожное напряжение царило в течение тридцати шести часов в американском посольстве в Париже.

Новости с подробностями о смерти Брикмана, наконец, дошли до Дори. Из американского посольства в Праге ему послали шифрованную депешу. Новость была краткой и неприятной. Брикман был убит. Предполагалось, что Гирланд, Бордингтон и Мала Рейд попытаются пересечь австрийскую границу. И была полная уверенность в том, что Малих и Смерн преследуют их.

Дори, страшно бледный, с черными кругами под глазами, передал расшифрованную телеграмму О'Халлагану.

О'Халлаган прочел телеграмму и положил ее на стол.

— Ведь мы не знаем, имеет Гирланд при себе документ или нет, не так ли? — сказал он. Он потер верхнюю губу. — Я о нем не беспокоюсь. Я готов держать пари на что угодно за него, против Малиха и Смерна.

Дори снял очки и стал их протирать. У него это всегда было признаком замешательства.

— Теперь это продолжается уже три дня… Как вы, думаете, мне уже нужно сигнализировать, что я потерял документ?

— Нет. Если он потерян, он потерян. Но существует возможность, что Гирланд привезет его к вам. Не торопитесь заранее перерезать себе горло! Дори на некоторое время погрузился в размышления, потом согласился.

— Согласен. В сущности, Латимер приехал туда — это уже кое-что. Это составляло часть программы, Тим, — добавил он, видя, что лицо О'Халлагана выразило неподдельное изумление. — Малих был так занят Гирландом, что я воспользовался этим, чтобы послать Латимера туда вчера утром. Я знаю, что он не встретился ни с малейшей трудностью. Так что я не полностью завалил операцию.

О'Халлаган издал глухое ворчание — Гирланд может предавать меня как ему угодно, — с горечью продолжал Дори. — Если документ у него и его поймает Малих, он отдаст его, чтобы спасти свою жизнь. У него нет ни малейшего признака совести… никаких принципов. А почему бы ему и не сделать этого — спокойно спросил О'Халлаган. — Разве мы когда-нибудь что-нибудь сделали для того, чтобы он остался верен нам? Дори выпрямился и пристально посмотрел на О'Халлагана, но так как возразить ему было нечего, он молчал, а О'Халлаган продолжал:

— Я отправлюсь в Вену. Я уже предупредил Говарда. По его словам, у него есть отличный парень на границе, который поможет нам в чем только сможет.

— Очень хорошо, Тим, — сказал Дори. — Мне необходимо вернуть этот ультрасекретный документ, мне нет необходимости говорить вам об этом… Я рассчитываю на вас.

— Если его можно будет вернуть, он будет возвращен, — обещал О'Халлаган и вышел из комнаты.

Менее чем через час он уже летел по направлению к Вене на борту военного самолета.

Гирланд выпрямился и вытер рукавом мокрое от пота лицо. Он смотрел на три бочки, прижатые теперь друг к другу при помощи веревки, которая не вызывала у него доверия. Она была старой и могла порваться. Ему хотелось знать, как долго она выдержит, когда бочки будут нагружены, но он воздержался от того, чтобы высказать свои сомнения Мале и только с улыбкой спросил ее:

— Что ты думаешь о моих способностях в судостроении?

— Они будут плавать? — с беспокойством спросила Мала, взгляд которой не отрывался от поверхности черной и липкой воды.

— Да, разумеется. — Гирланд присел на корточки, открыл заплечный мешок и опорожнил его. Он нашел пластиковый мешок, в котором был кусок сыра, черствый хлеб и колбаса.

Мала задрожала.

— Я не смогу проглотить ни кусочка!

— Хорошо… тогда, может быть, позднее!

Зловоние, исходящее от воды, тоже вызывало у него тошноту. Он положил провизию обратно в мешок.

Вынув из внутреннего кармана мятый конверт с надписью «ультрасекретно», он сунул его в пластиковый мешок. Из заплечного мешка он достал пачку банковских билетов. Там находилась его доля из тридцати тысяч долларов, потом доля Браунов. Он положил деньги также в пластиковый мешок.

— Ты хорошо поступишь, если доверишь мне свои деньги, — сказал он. — Они будут в большей сохранности тут, если нам все-таки придется плавать.

Мале становилось холодно. Сырость в воздухе вызывала у нее дрожь. Она снова надела джинсы и свитер, потом достала из кармана пачку денег и протянула их Гирланду.

Он старательно завязал конец пластикового мешка, потом положил обратно в заплечный мешок и просунул ремень от мешка за веревку, которая окружала бочки.

— Хорошо, — сказал он. — Спустим наш плот на воду. — Он подошел к Мале и обнял ее. — Повторяй себе все время следующее: мы выберемся отсюда. Ты меня хорошо поняла? Если что-нибудь произойдет, не пугайся. В особенности, не сходи с ума. Предоставь действовать мне. Мы с тобой через три дня угостим себя самым роскошным ужином в Париже.

Они поцеловались, потом оба стали толкать плот по спуску, чтобы пустить его по воде. Гирланд взял ружье, скользнул в воду, и обхватив обеими руками плот, остановил его. Мала подошла к нему.

— Влезай, — сказал он. — Лежи плашмя и расположись в самом конце.

Плот закачался, когда Мала легла на живот на бочку. Гирланд твердой рукой удержал его и, в свою очередь, растянулся плашмя рядом с ней. Он установил обе свечи на бочке спереди. Плот еще больше погрузился под его тяжестью. Он теперь едва выходил из воды.

— Ну что же, по крайней мере, он плавает, — сказал Гирланд.

Взяв ружье за дуло, он стал грести им, как веслом, заставив плот продвигаться вперед.

Ружье было тяжелым, и Гирланд подумал о том, сколько времени он будет способен пользоваться им, как веслом. Жан сказал, что вода находится на протяжении четырех километров. Ну что ж, они были в пути, и плот все же плыл. Но судорога стала все сильней охватывать его спину, становилась все острей и он понял, что теряет время, стараясь пользоваться ружьем, как веслом.

— Так это не пойдет, — сказал он, вынимая ружье из воды. — Придется пользоваться руками.

Удерживая дрожь. Мала сунула руки в поганую воду. Они стали грести. Плот продвигался медленно, но все же продвигался. У Малы страшно заболели руки, но она продолжала грести. Гирланд, подняв голову, заметил, что верх галереи все больше понижался над их головами и он решил, что слой воды должен был увеличиваться. Воздух становился просто невыносимым. Он слышал, что Мала задыхается.

— Отдохни немного, — сказал он.

В тот момент, когда она с облегчением поднимала руки, она заметила две маленькие точки, которые горели в воде совсем рядом с ней. Она вытащила руку так резко, что плот закачался.

— Эй! Спокойней! — закричал Гирланд. — Что такое случилось?

— Там есть что-то в воде!

Она сверлила испуганным взглядом черную и вязкую воду, но ничего не смогла увидеть.

Теперь и Гирланд увидел две светящиеся точки, которые двигались на поверхности воды и вытащил свою руку как раз в тот момент, когда огромная крыса прыгнула на нее. Тварь шлепнулась рядом с бочкой.

Мала задушила крик, видя, что вода кругом кишит крысами.

Гирланд обнял ее за плечи.

— Без паники, моя прелесть. Мы пройдем. — Но он понял, что плот остановился, раз они перестали грести. При слабом свете свечи он увидел, что огромные свирепые крысы собрались вокруг них. Он схватил ружье и стал с отчаянием грести им. Плот закачался, потом стал медленно продвигаться вперед, толкаемый судорожными движениями Гирланда.

Огромная крыса с блестящим мехом и горящими глазами выскочила из воды и впилась в ружье. Она разинула пасть и хотела вцепиться зубами в руку, которая держала оружие, но молниеносно среагировав, Гирланд ударил ее левой рукой и сбросил в воду. Потом быстро повернул ружье другим концом и наставив его на шевелящийся ковер из грызунов, нажал на спуск.