Из упрочненных капсул, тяжеловесно шагая, показались два дредноута и возвестили о своем прибытии кровожадным ревом из аугмиттеров, установленных на их саркофагах. Эти гиганты, запертые в оболочки из почерневшего железа, были безумными убийцами, которых оснастили самым смертоносным оружием. Иногда они бросались на своих же, но при этом идеально подходили для прорыва вражеской обороны, так что риск был приемлем. С «плеч» их саркофагов свисали, раскачиваясь, цепи с крюками, а рогатые головы, украшавшие передние броневые плиты, источали яркий свет. Под градом пуль, которые отскакивали от их брони, дредноуты двинулись напролом.

Прижав приклад болтера к плечу и высматривая цели, Хонсу нырнул в дымовую завесу, накрывшую ангар. Высадка потеряла всякий порядок и превратилась в хаотичное побоище, где одна сторона старалась взять верх над другой. Стратегия стала бессмысленной, тактика – бесполезной. Теперь все зависело от примитивной ярости и желания победить. Солдаты Механикус, аугментированные и облаченные в доспехи не менее экзотические, чем у корсаров Каарьи Саломбар, сцепились с Железными Воинами в кровавом ближнем бою. В клубах дыма мелькали боевые сервиторы, обнаруживая себя то огненными вспышками, то очередями выстрелов. Вокруг слышались крики, звенели клинки, грохотали выстрелы и взрывы.

Струя раскаленной плазмы с шипением пронеслась совсем рядом с Хонсу, так что он почувствовал жар даже сквозь доспехи. Осада «Неукротимого» напомнила ему о том, как это здорово, когда железо крушит камень, а эта битва вернула чувство звериного восторга, которое можно ощутить только в огненном горниле битвы.

Заметив на собственном нагруднике светящуюся точку лазерного целеуказателя, он развернулся на месте в поисках источника – и был сбит с ног кем-то, врезавшимся в него на полной скорости. Шквал крупнокалиберных пуль прошил воздух, и троих Железных Воинов отбросило назад, причем от двоих из них остались только ошметки мяса и костей.

Приподняв голову, Хонсу увидел, что свалился на него Свежерожденный. Один из выстрелов попал в его шлем, полностью расколов керамит на одной стороне, и в мешанине из покореженного металла серый глаз существа моргал на резком свету.

Свежерожденный сдернул ставший бесполезным шлем, обнажая отвратительное лоскутное лицо. Окровавленную голову окутало маслянистое свечение, и грубая кожа начала затягиваться, пока от ран не остались только красные следы. Похоже, регенерационные способности, которыми обладал организм этого существа, позволяли ему еще и дышать здешним токсичным воздухом.

– Ты ведешь себя легкомысленно, – сказал Свежерожденный в вокс-передатчик, уцелевший в латном воротнике, тоном, который подошел бы инструктору по строевой подготовке, отчитывавшему особенно тупого кадета. – Разве ты не заметил опасность?

– Слезь с меня! – рявкнул на него Хонсу. В дымовой завесе маячили чьи-то силуэты, но кто это был, свои или враги, определить было невозможно.

– Сервиторы-стрелки, – проинформировал Свежерожденный, когда клубы дыма немного рассеялись. – Преторианцы. Со штурмовыми пушками.

Три механизированных воина с лязгом вырвались из дыма, и Хонсу вскинул болтер им навстречу. Каждый сервитор был выше космического десантника; грубая серая плоть их торсов переходила в гусеничное шасси, как у самоходной артиллерийской установки. Лица им заменяли черно-белые маски смерти, а мускулатура плеч и груди была увеличена до гипертрофии благодаря генетической обработке и кибернетической аугментации, так что воины могли пользоваться штурмовыми пушками, заменившими им руки. Когда эти пушки стреляли, сея вокруг смерть, гигантские подаватели патронов выбрасывали поток медных гильз.

Хонсу несколько раз выстрелил в ближайшего преторианца, тот отшатнулся, теряя куски брони и плоти, но такие машины создавались в расчете на еще больший урон. В дыму сверкнули еще несколько лазеров целеуказания, на этот раз беря на прицел не только Хонсу, но и все его отделение.

Но огонь преторианцы открыть не успели: темный призрак, вырвавшись из дымного тумана, приземлился на подаватель боеприпасов машины на левом крае. Один взмах искрящихся молниями когтей – и рука сервитора тяжело упала на пол, аккуратно отрезанная. Из раны брызнули искры и черная маслянистая кровь, а через мгновение следующий удар когтей пронзил шею механизма и рассек его до грудины.

Ваанес перепрыгнул на вторую машину, снес ей голову и, оттолкнувшись от ее груди, оказался на плечах третьего преторианца. Сверкнула серебристая сталь, и сервитор рухнул – Ворон-ренегат вырвал ему горло и сердце несколькими молниеносными ударами. На все это ему потребовалось менее пяти секунд.

Хонсу почувствовал невольное восхищение; он знал, что Ваанес – идеальный охотник, мастерски умеющий нападать из засады, но увидеть такую охоту вблизи было совсем другим делом.

– Какое легкомыслие, – Ваанес протянул ему руку, которую Хонсу проигнорировал и, встав сам, равнодушно пожал плечами.

– Я сказал то же самое, – кивнул Свежерожденный.

– Я не могу без опасности. То, что вам кажется беспечностью, для меня – дерзость.

– Дерзкие долго не живут, – заметил Ваанес.

Хонсу рассмеялся.

– Как будто моя смерть тебя опечалит.

– Это вряд ли, но проблема в другом. Без тебя наша армия армией быть перестанет и превратится в банду бесчинствующих головорезов. Если ты и дальше будешь рисковать ради сомнительной победы, всю эту авантюру можно считать законченной. Разве тебе все равно?

Хонсу вогнал в болтер новый магазин, чувствуя, как на запах крови пробуждается топор в заплечных ножнах.

– Вот этого, Ваанес, ты так и не понял. Мне действительно все равно. Я делаю то, что делаю, потому что не могу иначе. Любая другая причина будет ложью, но одно скажу наверняка: я никогда не стану изменять себе. Ни ради сил варпа, ни ради М’Кара и уж точно не ради тебя. Я по-настоящему живу, лишь когда смерть совсем рядом. – Хонсу отвернулся, смущенный такой внезапной откровенностью. – Не знаю, как можно жить по-другому. Ради чего?

Огромный как скала капитолий империалис, носивший название «Лекс тредецим», прогрохотал по ущелью в сопровождении большого конвоя бронемашин и войсковых транспортов. Дорога шла через Сумеречные горы к Вратам Гиллимана – крепости, которая возвышалась над входом в обширную систему пещер под землей. Только этот маршрут мог безопасно привести имперские силы к цели.

Уриэль смотрел трансляцию из Нагорска по голосфере, которая парила в центре длинного командного мостика «Лекс тредецим». Внутренности этой машины Механикус не были похожи ни на одну из громадных мобильных баз, в которых Уриэлю приходилось бывать. Все здесь казалось странным и чуждым человеку, и ни одним прибором простой смертный без аугметики не смог бы воспользоваться. На постах стояли сервиторы или техножрецы, в которых оставалось так мало человеческого, что от сервиторов они практически не отличались.

Панели для управления логическими устройствами и двигателями, поблескивавшие священным елеем на полированной бронзе и стали, требовали наличия у операторов кибернетических расширений. Для духов машин, запертых внутри терминалов, курился фимиам, и от этой едкой дымки, туманом сочившейся из вентиляционных отверстий, во рту Уриэля оставался привкус масла и металла.

Справа и слева от него стояли Пазаний и Леарх, а Шаан мерял шагами командную палубу, словно хищник в клетке. Инквизитор Судзаку, наблюдая за трансляцией побоища, была воплощением бесстрастности: белые волосы собраны в строгий хвост, руки сцеплены за спиной.

Магос Локард, клацая ногами по стальным пластинам пола, сменил положение; его мехадендриты были подключены к проектору под светящейся голосферой. Присутствующие, собравшись вокруг устройства, могли видеть отрывочные, сбивчивые кадры благодаря камере, которая была установлена на орудии тяжело бронированного преторианца.

Противник, в которого целились сервиторы, мелькнул и сразу же пропал, скрытый дульными вспышками, но вороненый цвет доспехов с черно-желтыми шевронами был слишком контрастным, чтобы его не узнать. Хотя Уриэлю уже была известна природа врага, с которым ему предстояло столкнуться на Калте, увидеть Железных Воинов воочию на одной из планет Ультрамара казалось невероятным.