— А-а...
— И правда, что ты ни с кем тут не общаешься?
— Да почти. А зачем? Ну их.
— Встретила тут твою маму случайно. Хотела спросить, как ты, но не решилась. Кажется, сильно они переживают.
— Что им переживать? Живу сам по себе, их не напрягаю.
— Но ведь всю жизнь так же нельзя.
— Почему? Они вон, — Игорь кивнул на занавешенное одеялом окно, — всю жизнь здесь почти так же живут. И в большинстве не алкаши, работают, как могут.
— Они здесь родились. Это их мир...
— Ах! — на минуту оживился Игорь, — какие мы городские — умные! — Но он тут же снова обмяк. — Извини, что-то злюсь... просто мне здесь лучше, чем там... — Его рука натолкнулась на лежащий рядом чемодан. — Во, давай я тебе почитаю. Может, станет понятней...
— У тебя язык заплетается. Лучше потом.
— Как хочешь.
В печке пощелкивало, воздух комнатки прогрелся, и было почти душно, попахивало древесным дымком.
— А ты-то замуж не собираешься? — спросил Игорь бесцветно.
— За кого?
— Ну, хоть за этого, за сына замминистра?
— Ты же знаешь его имя, зачем так... А вообще-то — с ним не получилось.
— А так бы вышла?
— Да.
Игорь отметил, насколько это "да" было сказано твердо, сочувствующе вздохнул:
— Жалко тогда... — А продолжил уже с явной издевкой: — Вам ведь таким надо жить, и жить хорошо. Сыновья замминистров в подавляющем большинстве живут не хуже людей...
— Перестань! Лучше так, чем по-твоему. Прав твои сосед — ты-то вообще не живешь.
— Я как раз и живу. Хм... Прямо как в детском саду: "Я — лучше!" — "Нет, я! "...
— Да, давай не будем об этом. Кстати, а удобства, которые во дворе, имеются?
— А? — Игорь не сразу сообразил. — А, это... За поленницей стоит, увидишь. Сегодня луна. — И не преминул похвалиться: — В прошлом году поставил, новый. Яма — два метра глубиной!
ГостьЯ надела шапку и, сжавшись, будто ныряла в ледяную воду, толкнула дверь. Рванувшийся ей навстречу пар действительно напоминал что-то жидкое...
Игорь потянулся, зевнул широко, со стоном. Поднялся. Вынес в сенки бачок с капустой, тарелку с остатками сайры. Не зная, чем еще занять себя, снова пошуровал в печке кочергой, кое-как всунул туда полено.
— Ну и колоту-ун! — Вернулась Марина, радостная и румяная. — Бр-р! А небо какое, видел? Все в звездах. И снег так хрустит, — совсем стекло!
— Да, в городе такого неба не увидишь, — тоже приподнято, гордовато отозвался Игорь.
— В городе окна, как звезды, и фонари. Мне, в принципе, окна и фонари больше нравятся. — Позвякивая штырьком умывальника Марина вымыла руки. — Слушай, а чай у тебя имеется?
— Сейчас вскипячу. — Игорь поставил на чугунную плиту печки чайник, когда-то блестящий, а теперь покрытый жирным и пыльным налетом. — Чай у меня отличный. Купил тут десять пачек "Беседы", теперь кайфую. Вот сахара, извини, нет. Варенья зато...
— Я не пью сладкий.
— Фигуру держишь?
— Да.
Опять твердое, открытое "да"...
— Чаек, чаек. Сейчас выпьем, взбодримся. — Игорь прошелся по комнатке-кухоньке, помахал руками. — Сыт, пьян, случай неожиданный... Тяжело, тяжело. и эта борода дурацкая. Смешно я с ней выгляжу?
— Немножко. Впрочем, — Марина улыбнулась, — достаточно романтично.
— Хе! Я всегда этим отличался, вечно изображал из себя... Помнишь, ты меня называла каким-то... как его?
— Жюльен Сорель? Нет, теперь ты скорее под Аввакума работаешь.
— Не издевайся.
— Я и не издеваюсь. Мне тут книгу подарили недавно, "Пустозерская проза". Мы Аввакума по его "Житию" в основном знаем, а там и вещи его соратников, и вообще об их жизни в Пустозерске свидетельства.
— Угу.
— И, оказывается, они сидели в разных землянках. Ночью стража их выпускала, чтоб они посидели где-нибудь на земле, поговорили. И их беседы о вере кончались в основном драками, так что разнимать приходилось. Аввакум соратникам, оказывается, всякие гадости делал, стрельцов натравливал...
— И что? Какая-то параллель со мной?
— Да нет, просто рассказываю.
— Так-так... — Игорь сел к столу, закурил. — Знаешь, если честно, в идиотское положение я попал. И ты права, и Женька, и этот... Юрий Андреич. Но не могу я там... и здесь тоже почти что уже... Здесь все-таки легче, но все равно... Все меня раздражает. И пишу лажу... Нет, интересно, пока пишу, а потом просмотрю — лажа полная. Раздражение, получается, выплесну, и на большее как-то... правильно сосед говорил. Все так и есть. А туда вернуться... от одной мысли тошнит. — Он замолчал, глядя на широкие плахи пола с залепленными пластилином щелями; еле слышно зашумел чайник. — Что мне там делать? Хм, то ли я придурок такой, то ли, действительно, мир сумасшедший.
— Но все ведь как-то живут.
— Я не все.
— Да, ты у нас особенный, просто сил нет!
Игорь поднял глаза, наткнулся на готовое стать злым лицо Марины, ответил с вызовом:
— Особенный. У меня нет иммунитета, чтоб в вашем мире жить. Почему я радио даже не могу слушать? Включаю новости, а там голос ведущей. И такой бодрый, энергичный, дикция, и чешет про взрывы, про наводнения. Будто радостное сообщает что-то. Что, думаешь, это честно? Их надрессируют, а мы слушаем... и так в любой мелочи.
— Ладно, Игорь, давай не будем. Все равно ничего не докажем друг другу. Давай лучше спать.
— А чай?
— Расхотелось. Завтра вставать рано. Вот морса попью...
— Почему рано вставать?
— Домой поеду.
— Я понял, что ты вроде побыть собиралась...
— А зачем? Посмотрела, что еще...