Глава 10

Утро казалось совершенно будничным, хотя это было воскресное утро. В семь зазвонил будильник, и сразу в монастыре ударили в колокол. Я быстро встала, приняла душ. К счастью, в сумке нашлись дезодорант и старая пудра – слегка приведя себя в порядок, я поспешила на кухню.

В холодильнике скучали ломтики ноздреватого сыра, ветчины, бутерброды с икрой – вчера все это было праздничным ужином. Я занялась реанимацией продуктов. Намазала икру на свежий хлеб, ветчину подогрела в микроволновке, распечатала забытую на комоде коробку шоколада и, поколебавшись, опять достала из горки трех красавиц – повседневные тарелки производили слишком грустное впечатление.

Давид вышел на кухню вымытый, выбритый, парадный.

– Где ты взял свежую рубашку? – поразилась я. – В шкафу у Ольги Григорьевны?

– Да нет, в Стокгольме.

– А кто тебе ее гладил? Он помолчал немного.

– Мать гладила.

– Значит, у тебя в Стокгольме мама?

– Ну да. В начале перестройки отец подписал контракт с одной шведской фармацевтической фирмой. Тогда это считалось круто.

– А ты?

– Я жил в Тбилиси еще некоторое время.

– Ты был женат, – догадалась я.

– Был. Тебя это удивляет?

– Не удивляет, а интересует. Я ведь ничего о тебе не знаю, только географию: Тбилиси, Стокгольм.

– Тбилиси – это прошлое, город детства.

– У тебя там никого не осталось?

– Что ты хочешь сказать?

– Ну, родственники, друзья…

– Родственников родители перетащили в Швецию. А друзья – это люди, с которыми общаешься периодически. Я давно не был в Тбилиси.

– А Стокгольм?

– В Стокгольм я езжу раз в три месяца. По-хорошему надо бы чаще. Работаю там круглые сутки. Вся жизнь, Марина, у меня здесь.

Он накрыл мою руку своей, посмотрел вы разительно. Мне было достаточно одного взгляда. Но надо держать себя в руках.

– Давай купим новые тарелки, – предложила я. – Это парадный хозяйский сервиз, к тому же жуткая пошлость.

Он рассеянно глянул на трех красавиц, видно, только сейчас заметил, из чего ел.

– Пошлость? Ну конечно, покупай, что нужно.

– Я по Интернету закажу.

Давид спешил по делам. Условились встретиться вечером у меня – перевезти вещи в новую квартиру.

После его ухода я вымыла посуду, пропылесосила ковры в гостиной и в спальне, хотя этого и не требовалось…

Я тоже буду заботиться о нем. Что хорошего он видел в жизни? Скоротечный брак в молодости? Знаю я эти браки! На старших курсах института они как эпидемия. К тридцати годам выясняется – чужие люди. А со стороны это сразу было ясно…

Потом скитания между Москвой и Стокгольмом. Случайные подруги, наглые корыстные, вроде Тани. Я дам ему то, что может дать любящая женщина: уютный дом, вкусный обед, покой и нежность.

…В свои девятнадцать лет я смутно осознавала смысл семейной жизни. Играла в хозяйку – пекла кулебяки. Хотела поразить. Потом родился Денис. Уже ничего не хотела. Выживала. В конце концов, у нас с мужем сложились партнерские отношения: он зарабатывал деньги, я занималась детьми и домом. От скуки то начинала ходить в бассейн, то плести макраме, то писать музыку на компьютере. Чего-то остро не хватало. Потому что семейная жизнь – это не разделение труда. И разве супруг виноват, что не выдержал механического уклада нашей жизни? Психика у мужчин слабее… Я почти с жалостью подумала о бывшем муже.

Правда, из-за границы он мог бы прислать денег или хотя бы написать. Но неизвестно, как ему там жилось. У меня все-таки была квартира, какая-никакая работа, мама, которая неслась по первому моему зову… Но теперь у меня есть Давид, и все прошлое несущественно.

От размышлений пора было переходить к действиям, и я отправилась в магазин. Район был совершенно незнакомым. В конце широкой, поднимающейся в гору улицы я приметила площадь и зашагала к ней. Через пять минут была на Таганке. В супермаркете у метро купила овощи, в маленьком, уцелевшем с советских времен магазине – мясо. Телячьи отбивные – беспроигрышный вариант.

Готовила медленно. Есть выражение: вкладывала душу. Я резала, жарила, тушила, добавляла зелень, приправы, рассматривала, пробовала свои произведения…

Закончив кухонные хлопоты, поспешила домой.

– Мама! – Илюшка бросился ко мне, поскользнулся на паркете и горько разрыдался. – Мама, где ты так долго?! Без тебя… – Он захлебнулся рыданиями.

Я подняла сына на руки, прижала к себе.

– А что без нее? – поинтересовалась мать. – Плохо вам было?!

– Просто мелкий соскучился, бабуль! Он же мелкий. Сечешь? – пытался успокоить ее Денис.

– Как ты разговариваешь? – Мама неодобрительно покачала головой.

– А я уже собрался! – воодушевленно сообщил Илюшка. – Взял диски, акварель, железную дорогу.

– А учебники ты не взял? – улыбнулась я.

– Марина, ты не передумала? – спросила мама конфиденциальным шепотом. – Ну, зачем тебе это? Я понимаю, сходить в театр, в ресторан, ну отдыхать поехать… А что такое совместная жизнь? Стирать?! Готовить?! Да еще дети! Нужны они ему?

Я чувствовала усталость, раздражение и одновременно правоту матери. Особенно насчет детей.

– …Что он за человек, ты не знаешь, – продолжала она. – Знакомы меньше месяца. И куда тебя несет?! Что молчишь-то?

– А что тут скажешь? Ты права.

– Ну и откажись. Не надо ссориться, скажи – передумала.

– Я не могу.

– Почему? Боишься его потерять? И напрасно. Пусть знает тебе цену… Мне даже Иза сказала: куда вы только, Юлия Александровна, смотрите!

– Иза заходила?

– Ну да… У них тоже что-то не слава богу?

– Сергей хочет строить коттедж, за город переселяться.

– Коттедж, – вздохнула мать. – Сколько ж это стоит?

– Дорого, наверное…

– А все-таки, Марина, подумай. Ну, отложи хотя бы на время. А уж если такая необходимость, живите вдвоем, с детьми я буду…

И в этом вся моя мама: читает нотации, говорит обидные вещи, а сама ради нас на все готова!

Я долго с наслаждением лежала в ванне, мыла голову, укладывала волосы феном, потом пила чай с маминым песочным печеньем, наскоро покидала в сумку какие-то свои тряпки и заглянула к Изе.

– Где ты пропадаешь? – весело .приветствовала меня подруга.

Со вчерашнего дня она как будто воспряла.

– Как дела, Иза? Как ты в церковь сходила? – полюбопытствовала я вместо ответа.

– Да как сходила… Мне одна больная посоветовала: подойдите к отцу Владимиру. Я свечи к иконам поставила, перекрестилась, смотрю – стоит молодой священник, около него толпа, в основном женщины. Спросила. Говорят, отец Владимир. Подошла моя очередь, я рассказываю: плохо все… дочка, муж.. Он выслушал меня очень внимательно и вынес приговор: с мужем спорить нельзя. Я говорю: но ведь он такое затеял, глупость явную. А он: в Евангелие сказано: глава жене муж. Просите Бога вразумить его, молитесь…

– Как молиться-то? – перебила я.

– Да самое простое: Господи, помоги, вразуми, управь. А перед началом разговора надо сказать: Господи, благослови. Вообще перед началом любого дела.

– Ну и ты помолилась?

– Всю дорогу из церкви просила. Прихожу, он меня встречает в коридоре. Испугался, куда это я делась в субботу с утра пораньше. И я воспользовалась моментом.

– Поговорила с ним?

– Хочешь, говорю, строй коттедж, покупай участок. Но не первый же попавшийся. И потом, на какие деньги строить? Он собрался квартиру продавать. А квартира-то чья? Моих родителей! Я в ней всю жизнь прожила и менять ничего не хочу. Я ему все это сказала, и знаешь, он задумался. А от участка того жуткого у шоссе решил отказаться.

– Здорово!

– Ну, теперь похвались, где была.

– Иза, я переезжаю.

– Так, – вздохнула Иза. – Летишь, как бабочка на пламя, смотри, обожжешься… Но вообще-то, – добавила она, помолчав, – я тут звонила Булыжной. Разузнать, что это за Давид за такой.

– Что ты, – перепугалась я, – так прямо и спросила?

– Ну, нет, конечно. – Иза с досадой на мою непонятливость махнула рукой. – Сначала про дочку, потом про работу, тут, к слову, и про начальника, нашел ли он домработницу. Нет, вроде никого не нашел, хотя замолчал об этом. Тут я спрашиваю: он не женат? А она, знаешь, разволновалась и говорит: не женат, а вообще такой мужчина может сделать счастливой любую женщину. И так она это сказала, как будто хочет, чтоб он ее счастливой сделал!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: