– Держи, – протянула я ей запотевшую бутылку, – и не надо психовать. Лицо у тебя не разбито, уж можешь мне поверить – видела я на своем веку немало разбитых лиц! Кровь из носа течет, да, но это, похоже, на нервной почве.

Мои слова произвели волшебное действие. Лола отбросила бутылку, которую приложила было к носу, подпрыгнула с пола, как резиновый мячик, и кинулась сперва к зеркалу, а затем в мою ванную комнату, откуда вскоре донесся шум воды.

Я устало села на свою разобранную постель и посмотрела на часы. Четвертый час ночи! Вставать надо в семь. Черт меня задери, если я еще когда-нибудь буду иметь дело с манекенщицами и вообще с этим гламурным миром!

Лола вернулась из ванной через десять минут, прижимая к носу мокрое полотенце.

– Ну? – спросила я.

Она скосила на меня горящие страхом глаза.

– Что?

– Что – «что»? Рассказывай, кого ты караулила с кинжалом и за что. Хотя я и так знаю...

– Откуда? – прогнусавила она через полотенце.

– Ну знаешь, когда есть только две женщины и только один мужчина, не так уж трудно догадаться, в чем причина конфликта. Что тебя связывает с Альбертом? Ты его бывшая и отринутая пассия, так, что ли? Выследила, приревновала и решила отомстить?

– Нет.

– А что тогда? Прости, но я вынуждена настаивать. Тебе придется ответить.

– Зачем это?

– Затем, что я не имею ни времени, ни желания караулить Альберта от твоих посягательств. У меня и без того много работы. Так что тебе придется сказать мне, какие у тебя претензии к дизайнеру «Кассиопеи», если, конечно, ты не хочешь, чтобы я подняла шум и позвала сюда саму Ирину Михайловну. Покажу ей твой нож и...

– Не надо! – нервно сказала Лола, прикладывая к лицу полотенце другой стороной. – Я бы все равно им ничего не сделала бы! Я что – дура?

– А зачем тогда караулила у двери?

– Да напугать хотела. Его, Альберта, будь он проклят, гад... Он же трус, трус! Любых неприятностей, как огня, боится. Вот я и подумала – подожду, пока выйдет от Ирины, и... и... и налысо его обрею!

– Чем? Кавказским кинжалом? – спросила я со вполне понятным сомнением.

– Ну да! Он очень острый. Мне его в Назрани подарили. Мой первый мужчина. Говорил – этот клинок конский волос на лету перерезает... Но это не важно...

– Нет, почему же. Очень даже важно.

– Нет, не важно! Того мужчины давно нет, я имею в виду – нету в мой жизни. Это был типично кавказский мужик – ух! – погулял, засыпал меня браслетами и букетами, денег дал... много... а потом женился, то есть семья его женила, да так удачно, теперь у него сразу четыре жены... Ой, я опять не о том... в общем, мне было восемнадцать лет, а тут Альбертик... Подвернулся, дьявол! Красивый! И со связями! Во всей модной тусовке! Я так мечтала стать моделью – у меня же для этого все данные...

– Ясно, можешь не продолжать. В общем, Альберт – твой бывший любовник, так?

– Нет, не так, – резко ответила Лола, явно оскорбленная словом «любовник». – Вы меня явно недооцениваете! Буду я – я! – истинно кавказская женщина, гоняться за таким ничтожеством! Альберт – мой муж, вот что я вам скажу. Законный муж, перед людьми и Аллахом!

– Что-что? – еще полчаса назад меня, казалось бы, уже ничего не могло удивить, и тут на тебе! Я так и привстала с кровати, не сводя глаз с высокой черноглазой Лолы, которая часто-часто облизывала свои полные губы с каким-то откровенно-хищным выражением.

– Что ты сказала?! Ты замужем за Альбертом?!

– Ну да, – повела она бровью. – Уже два года. Или почти два. Какая, собственно говоря, разница?! Главное-то не это, а то, что он мне изменяет!

– Нууу... Говорят, что в мире гламура супружеская измена – не более чем промежуток между двумя верностями... А почему же вы оба скрывали свою семейственность? Ведь куда проще было бы заявить, что вы женаты, – тогда бы и у Альбера, и у тебя ухажеров бы резко поубавилось!

– Много вы понимаете, – вскинула голову Лола. Она уже пришла в себя и на глазах обретала былую самоуверенность. – Модели, начинающей свою блестящую мировую карьеру, а вы можете не сомневаться в том, что я рано или поздно стану знаменитой, ни в коем случае не следует признаваться, что она замужем! Модель – желанна для всех, и эти «все» в глубине души должны быть уверены, что она может стать «их» – стоит только захотеть этого и приложить определенные усилия! Это негласный закон! На этом построена карьера всех мировых звезд, черт возьми!

– Хорошо, но зачем же тогда ты подкарауливала своего мужа у порога чужой спальни? Ведь вы разошлись, как я понимаю?

– Официально – нет! Мы просто договорились держаться друг от друга в отдалении! Но дело не в этом! А в том, что он просто не имеет права любить никого другого! Будущих мировых звезд не бросают – они сами бросают кого угодно!!!

На последних словах Лола подхватила с пола бутылку минералки и со всей силы швырнула ее в занавешенное тяжелыми шторами окно. К счастью, стекла оказались непробиваемыми. Бутылка отскочила от окна и срикошетила по самой Лоле, смачно ударив ее по лбу. Она вскрикнула и закрыла лицо руками.

– Мое лицо! Я разбила себе лицо!

Это было уже какое-то дежавю. Я почувствовала, что с меня хватит. Рывком подняв Лолу с пола, я поставила ее перед собой.

– Ну вот что, красавица. Я человек конкретный, эмоциям отнюдь не подверженный и всех этих ваших штучек-дрючек не люблю и не понимаю. Немедленно дай мне слово, что по крайней мере до возвращения в Тарасов ты пальцем не тронешь Ирину Михайловну и Альберта! В противном случае я постараюсь убедить клиентку завтра же посадить тебя на самолет и отправить домой. Ясно? И не видать тебе тогда карьеры модели, как сейчас – хорошего бифштекса с куском торта со взбитыми сливками!

– Я не ем торта.

– Вот именно поэтому!

Наверное, со стороны мы смотрелись очень даже забавно – я держала Лолу за локти и пристально смотрела ей в глаза, а ведь она была по крайней мере на голову выше меня. Но она сразу поняла, на чьей стороне преимущество. Повела плечами, сделав тщетную попытку высвободиться из моей хватки. В конце концов сдалась:

– Ладно! Госпожу Акулову, к вашему сведению, я вообще не хотела трогать! Я себе не враг! Я только Альбертика хотела обрить, чтоб неповадно было! Но раз так... пусть будет по-вашему. Пустите же, ну!

Я опустила руки, и Лола сразу же, будто бы сотни раз отрепетированным движением, двинулась к порогу походкой «бедро вперед», словно дело происходило на подиумном «языке». До двери она дошла, ни разу не оглянувшись, и почти бесшумно захлопнула ее за собой.

«Какие-то неестественные, хотя и африканские страсти! – подумала я, скинув халат и снова пристраиваясь под одеялом. – Молодой дизайнер, изменяющий красавице жене с женщиной намного старше себя, и красавица жена, до смерти ревнующая как бы не существующего мужа! Чокнуться можно!»

Чтобы не чокнуться, нужно было поспать хотя бы оставшиеся три часа. Я несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула – ничто так не успокаивает нервы, как дыхательная гимнастика. Еще раз сладко-сладко зевнула. Ну а теперь...

Черт!!! В этой гостинице будто задались целью лишить меня сна на все оставшиеся годы! Еще не успев закончить свой сладкий зевок, я снова услышала крадущиеся шаги в коридоре – причем шел не один человек, а как минимум двое, хотя они и старались соблюдать конспирацию!

Проклиная все на свете, я привычно скатилась с кровати. Прокралась к двери. Выглянула в коридор.

У номера Ирины Акуловой стояли закутанные в одинаковые купальные халаты Оля и Поля. Я узнала их по совершенно равным фигуркам и коротко стриженным волосам, которые подпирали сзади махровые воротники. Девушки стояли в коридоре ко мне спиной и возбужденно шептались, а затем вдруг вынули что-то тяжелое из пакета, который был в руках у одной из них, и я услышала еле различимое звяканье железа.

Оля (или Поля?) наклонилась над полом и выложила на ковровую дорожку перед дверью Ирины какой-то предмет. Повозилась над ним. Выпрямилась. Затем они обе снова зашептались, причем Поля (или Оля?) отчаянно жестикулировала.