В процессе работы над поелику возможно более точной реконструкцией событий, мы, Авторы, с помощью экспертов Академии Внечеловеческих Возможностей, воспроизвели (в ед. экз.) текст-папку с заключенной в ней стандартной формой ордера на арест и попытались (исходя из личных понятий о чести, совести и уме) исказить текст наиболее оскорбительно, так, чтобы последующее поведение войскового есаула М.Полугая, несомненно, болезненное и, несомненно, непрофессиональное, было признано адекватным, высокопатриотическим и, в конце концов, объяснимым с человеческой точки зрения. После нескольких десятков экспериментов мы пришли к выводу, что, скорее всего, в ткань геральдического слоя ордера были необъяснимым способом внесены фаллические или иные унизительные знаки (особенно эффектно смотрелись в нашей реконструкции модели "пыль столбом" и "зеркальный ассенизатор"), а слой собственно текста был искажен приставочно-суффиксным методом до состояния полной неудобочитаемости (воспроизвести здесь даже самую "легкую" модель, построенную текст-программой "Word-95" со снятыми, с разрешения разработчика и производителя программы (договор о сотрудничестве номер такой-то), цензурными ограничителями, – не представляется возможным. Хотя нельзя не упомянуть на присутствие в моделях весьма забавных, на непритязательный вкус, эпизодов). По поводу технологии взлома "заваренной" одноразовой папки на данном этапе развития цивилизации сказать ничего определенного нельзя; видимо, следует отнести вопрос как это сделано в разряд «божественное провидение», «чем черт не шутит», а точнее – «в жизни все бывает»; в конце концов, явление Дону Маллигану клауцермана Крыуша – событие историческое… – и смысл в дальнейшем имеет только рассмотрение вопроса что из этого вышло ; и здесь мы, Авторы, ответ можем дать довольно точный – попросту пересказав последующие события…
…Вероятно, изменение цвета и пространственных характеристик лица войскового есаула было столь явным и болезненным, что сотник Епифанов, проводив (уставным образом) батьку до дверей рубки, по возвращении на мостик счел необходимым доложить о состоянии командира старшему вахтенному офицеру, начальнику группы динамиков "Коня Белого" сотнику Добругину-Мерсье. Добругин-Мерсье офонарел.
"Ты, что, Кузя, серьезно? – переспросил он. – Ну-ка – отойдем." Они отошли за комбайн контроля масс – рабочее место Главного Архитектора корабля, – где хорунжий еще раз, преувеличенно раздельно, повторил свои опасливые наблюдения, сопроводив их даже, для вящей убедительности, движением указательного пальца у виска. Неприятно пораженный, сотник Добругин-М. был готов уже обвинить сотника Епифанова в преступном пренебрежении собственным психическим здоровьем, но вдруг задумался и не смог припомнить ничего в сегодняшнем поведении батьки, что не уложилось бы аккуратно в схему, нарисованную опытным следователем Епифановым: действительно, Полугай был явно не в себе. "Ладно, Кузьма, ты пока помалкивай, – сказал Добругин-М. озабоченно. – П-паразитство! Не хватало еще… А что там с папкой было?" – "Лучше не спрашивай, Пьер, – сказал Епифанов. – Но, бля, поверь – с батькой – трава. Я так мыслю: либо у него карьера накрывается, либо что похуже." – "Ладно, – сказал сотник. – Все чтоб по уставу. Иди, занимайся своим всяким, я озабочусь."
Следствием обмена наблюдениями между сотником Епифановым и сотником же Добругиным-Мерсье явился вызов на мостик главврача крейсера – подъесаула Баранова.
Стоит отметить, что подъесаул Баранов некоторое время препирался с вахтенным офицером, не желая нарушать инструкцию: по протоколу "мятеж" (подпункт о психофизиологических повреждениях задержанного) он обязан был неотлучно находиться подле спящего Какалова вместе с конвоем до появления компетентных лиц. Однако Добругину удалось убедить Баранова – и даже неуставным порядком, без применения служебных полномочий вахтенного офицера, по-человечески договорились. Впрочем, встретился сотник с подъесаулом все-таки не на мостике – в гравитационной камере-распределителе, где Полугай давеча беседовал с капитаном Гневневым.
История космонавтики насчитывает несколько десятков случаев возникновения катастрофической ситуации на звездолете в результате внезапного помешательства члена экипажа. Казалось бы, на фоне глобального развития звездоплавания, за триста лет – несколько десятков случаев – незначительная статистическая флюктуация, но некоторые из них столь страшны, а космонавты – и военные космонавты в том числе – в абсолютном большинстве своем столь суеверны и опасливы, что наблюдение малейшего изменения сознания, малейшая неадекватность поведения хорошо знакомого коллеги – вне зависимости от высоты стояния его в иерархии космического корабля или от его профессии – немедленно влечет за собой сигнал и неизбежные медицинские санкции, нередко принудительные. Главный врач космического корабля – всегда прежде всего психотерапевт. Не имеющий права игнорировать даже и анонимный, даже и донос – кого либо – на кого либо – в данном конкретном смысле. В военном же флоте главврач имеет вдобавок чрезвычайные полномочия хватать и вязать, а при необходимости и применять оружие – тяжело вооруженный звездолет в руках умелого безумца – штука серьезная… так случилось в 278 году, инцидент "Демьян Барука" при ЕН-9544…
Случаев помешательства самих врачей, к счастью, ни разу не было еще отмечено.
– Вы что, голубчик, всерьез? – спросил Баранов, округлив глаза, и немедленно, по обыкновению своему, схватился за нос. – Полугай? У него коэффициент стабильности сознания – шестьдесят три, ты что, сотник…
– А вы, господин подъесаул, вспомните, – посоветовал Добругин-Мерсье угрюмо. – Вы что, забыли? Тогда, на Три-тонне? Когда пацана прибило?
– Я все помню, естественно. Но там – никакой патологии, – убедительно сказал врач. – Ни-ка-кой патологии, обычный нервный срыв. Сотник, я наблюдаю Полугая шесть лет – опомнитесь, голубчик!
– Короче говоря, господин врач, я вам доложил, как по инструкции и положено, – сказал Добругин-М. нетерпеливо. – Сигнал поступил – я его не зарыл, а развил по команде. К тому же, если бы мне какой-нибудь гусила, вроде Ряхлова, сказал, я бы еще подумал, засомневался бы, да и то… Нет, это Епифанов заметил.