Но Митс, к его несчастью, заслоняла собою выход и, по-видимому, вовсе не намеревалась уйти с дороги. Неужели придется схватить ее за плечо, вступить с ней в борьбу, призвать на помощь Омикрона?..

Ему не пришлось дойти до такой крайности. Старуха сама была потрясена всем пережитым. Как ни привыкла она спорить со своим хозяином, но ни разу до сих пор не вносила она в подобные столкновения такую горячность.

То ли физическое напряжение, то ли серьезность вопроса, затронутого ею,

— вопроса, страшно волновавшего старуху, так как на карту было поставлено будущее счастье ее дорогого «сынка», но Митс, почувствовав вдруг, что слабеет, тяжело рухнула на стул.

Мистер Дин Форсайт, будь сказано ему в похвалу, мгновенно забыл о солнце, о голубом небе и метеоре. Подойдя к старой служанке, он заботливо осведомился, что с ней.

— Не знаю, сэр. У меня будто желудок вывернулся наизнанку.

— Вывернулся наизнанку желудок? — переспросил мистер Форсайт, пораженный таким странным симптомом болезни.

— Да, — подтвердила Митс слабым голосом. — У меня сердце точно узлом завязалось.

— Хм, — неопределенно кашлянул мистер Форсайт, которого это новое явление смутило еще больше.

Желая все же помочь больной, он собирался прибегнуть к мерам, которые принято применять в таких случаях, — обтереть уксусом виски и лоб, распустить пояс, дать отпить глоток подслащенной воды…

Но он не успел этого сделать.

Сверху донесся голос Омикрона.

— Болид, сэр, — кричал Омикрон, — болид!

Мистер Форсайт, забыв все на свете, помчался вверх по лестнице.

Но не успел он скрыться из вида, как Митс, вновь обретя силы, бросилась за ним вдогонку. И в то время как астроном, шагая сразу через три ступеньки, поспешно поднимался наверх, ему вслед несся голос служанки.

— Мистер Форсайт, — твердила Митс, — запомните: свадьба Фрэнсиса Гордона с Дженни Гьюдельсон состоится и будет отпразднована точка в точку в тот самый день, который назначен. Состоится, состоится, мистер Форсайт, хоть бы весь свет перевернулся…

Мистер Дин Форсайт не отвечал, не слышал. Мистер Дин Форсайт, перескакивая через ступеньки, несся по лестнице, ведущей на башню.

— Это он, он самый, Омикрон! — воскликнул мистер Форсайт, едва успев приложиться глазом к телескопу.

— Он самый, — подтвердил Омикрон и тут же добавил: — Дал бы бог, чтобы доктор Гьюдельсон не оказался сейчас на своей башне.

— А если он там и торчит, то пусть не заметит болида.

— Нашего болида, — уточнил Омикрон.

— Моего болида, — поправил мистер Форсайт.

Оба они ошибались. Подзорная труба доктора Гьюдельсона была направлена в это самое время на юго-восток, на ту самую часть неба, по которой продвигайся метеор. Труба уловила метеор тотчас же, как он появился, и башня на Морисс-стрит, так же как и башня на Элизабет-стрит, не упускала его из виду до того мгновения, пока болид не скрылся в тумане.

Впрочем, не одни уостонские астрономы отметили появление болида. Он был замечен также Питсбургской обсерваторией, так что теперь речь шла о трех последовательных наблюдениях, включая и бостонское.

Факт повторного появления метеора представлял значительный интерес, если, разумеется, метеор сам по себе мог представить интерес. Раз он оставался в районе видимости подлунного мира, то, значит, определенно двигался по замкнутой орбите. Следовательно, это не какая-нибудь блуждающая звезда, которая исчезает, едва соприкоснувшись с последними слоями атмосферы, не какой-нибудь астероид, который, однажды показавшись, скрывается в пространстве, не аэролит, падение которого следует непосредственно за его появлением. Нет, этот метеор возвращался, он продвигался вокруг Земли, словно второй ее спутник. И, следовательно, он был достоин изучения, чем и можно оправдать ту страстность, с которой мистер Форсайт и доктор Гьюдельсон оспаривали друг у друга право на его открытие.

Раз метеор подчинялся постоянным законам, ничто не мешало определить его свойства. Этим занимались повсюду, но нигде, разумеется, не было проявлено такого рвения, какое проявляли в Уостоне. Однако для окончательного разрешения задачи требовалось еще несколько тщательных наблюдений.

Первое, что было вычислено уже через двое суток математиками, но, правда, математиками, которых звали не Дин Форсайт и не Гьюдельсон, — это траектория болида.

Траектория эта имела направление с севера на юг. Некоторое отклонение в 3o31', отмеченное в письме мистера Дина Форсайта в обсерваторию города Питсбурга, было лишь кажущимся: оно являлось следствием вращения земного шара.

Болид находился на расстоянии четырехсот километров от поверхности Земли, а чудовищная скорость его движения была не менее шести тысяч девятисот шестидесяти семи метров в секунду. Таким образом, свое движение вокруг Земли он совершил за час сорок одну минуту одну и девяносто три сотых секунды, из чего можно было, по мнению ученых, заключить, что в зените Уостона он покажется снова не ранее чем через сто сорок лет сто семьдесят шесть дней и двадцать два часа.

Счастливое предзнаменование, способное успокоить жителей города, так сильно трепетавших перед возможным падением болида. Если ему и суждено свалиться на землю, то упадет он не на них.

«Но какие основания полагать, что он упадет? — вопрошала газета „Уостон морнинг“. — Не приходится опасаться, что на пути его возникнет препятствие или что он будет остановлен в своем движении!»

Тут была полная ясность.

«Конечно, — писала газета „Уостон ивнинг“, — есть много аэролитов, которые падали и продолжают падать. Но это главным образом аэролиты малых размеров: они бесспорно движутся в пространстве и падают; как только оказываются в сфере земного притяжения».

Это объяснение, само по себе верное, не имело отношения к данному болиду с его правильным движением. Его падения следовало опасаться не более, чем падения Луны.

Но этого было еще мало. Оставалось выяснить еще ряд вопросов, касающихся данного астероида, ставшего вторым спутником Земли.

Каков его объем? Какова его масса? Какова его природа?

На первый вопрос газета «Уостон стандарт» ответила следующее:

«Судя по высоте и видимому размеру болида, его диаметр должен превышать пятьсот метров, — таков по крайней мере результат наблюдений, производившихся до сих пор. Но пока еще не удается разрешить вопрос о его природе. Видимость (при условии, разумеется, что наблюдатели располагают достаточно мощной аппаратурой) придает ему светящаяся поверхность, а свечение происходит от сопротивления атмосферы, хотя воздух и очень разрежен на такой высоте. Но здесь возникает еще вопрос: не является ли метеор только газообразным телом? Или, наоборот, не состоит ли он из твердого ядра, окруженного светящимися хвостами? Каковы в таком случае состав и величина ядра? Все это пока неизвестно и, возможно, останется неизвестным навсегда.

Итак, ни в отношении размера, ни в отношении скорости движения этот болид не представляет собой ничего необыкновенного. Единственная его особенность заключается лишь в том, что он движется по замкнутой орбите. С какого же времени движется он так вокруг земного шара? Патентованные астрономы не могли бы нам ответить на этот вопрос. Ведь они никогда бы не уловили его с помощью своих «официальных» телескопов, если бы не наши сограждане, мистер Дин Форсайт и доктор Сидней Гьюдельсон, которым и принадлежит слава этого блестящего открытия».

Во всем этом, как глубокомысленно заметила газета «Уостон стандарт», не было ничего исключительного (не считая красноречия автора статьи). Ученый мир уделил поэтому не слишком большое внимание вопросу, столь сильно волновавшему почтенную газету, а мир невежд проявил к нему также лишь слабый интерес.