- Да вам то что, - вдруг совершенно спокойно сказал Рафалович, собирая свои конспекты. - Что вам эта Россия, что вам ее народ? Вы же оба для нее чужеземцы!

Он сердито хлопал бумажками, а из-за окна доносились звуки слободского лета - бабы галдели у пруда, били вальками, полоскали белье.

- Мы поможем этому великому народу,- сказал князь Кантемир, сверкнув угольными глазами. - Поможем вырваться из мрака невежества. У него великое сердце; освободившись, он поможет нам.

4

Солнце еще светило, а царский токарь Нартов, перебравший камчужной настойки, спал сном праведным. Тихо отомкнулась дверь, и в его мазанку вошла Алена Грачева. Прислушавшись к хозяйскому храпу в опочивальне, перекрестилась на огонек лампадки.

Повернулась и позвала кого-то из сеней:

- Заходите, не сомневайтесь. Его теперь и пушкой не разбудишь.

В горницу вступил Максим Тузов, одетый, однако, не в форму, а в какой-то кургузый кафтанчик с чужого плеча. Не желаете ли откушать? предложила Алена. Лучше приступим безотлагательно, - ответил Максим.

Но Алена никак не могла угомониться-- да отпейте кваску, да присядьте, передохните.

- К делу! - повторил Максюта. - Мне, милая, семь дней жизни только отпущено, из них, считай, два уже позади.

Тогда Алена подвела его к раскрытому окошку, откуда из-за резной листвы клена был хорошо виден полнощный вертоград.

- Значит, хозяйка его и есть та самая Сонька? - недоверчиво спросил Максюта.

- Не сомневайтесь! Весь Сытный рынок так говорит. А какие у нее на службе монстры! Что ваша Кунсткамера! Максюта усмехнулся.

- А почему ты думаешь, что философский камень взяла именно она?

- Я уж вам сказывала, что знакома кое с кем из Сонькиных монстров. Они меня все расспрашивали про Кикины палаты. Какая там стража да что там есть...

Максим приподнял треуголку и почесал в затылке.

- Максим Петрович! - Алена засматривала в лицо Максюты. - Послушайте меня! Может быть, мне переговорить для начала с Сонькииой оравой? Там один есть, по прозвищу Весельчак, в гайдуках стоит. Он, конечно, тать татем...

Максюта сделал движение, будто хотел ее остановить, а она схватила его за руку.

- Только вы не сомневайтесь во мне, Максим Петрович! Только не сомневайтесь!

В это мгновение что-то тяжелое упало и покатилось.

- Хозяин! - встрепенулся Максюта.

Алена тоже вздрогнула, но, заглянув к хозяину, убедилась, что тот по-прежнему во власти сна. Тогда она распахнула дверь в сени. Там повалился и заскулил карлик Нулишка.

- Ах ты, чертенок! - вскричала Алена, хватая его за ухо. - Так это ты роняешь кадушки?

- Отпусти, Аленушка! - выворачивался карлик.

- Поглядите, Максим Петрович! - подтолкнула его Алена. - Ведь он мой жених. Суженый-ряженый! Так и ходит везде за мной, да еще твердит, что он-де не из простого рода, отец его был царем шутов!

- Истинный крест! - божился карлик. - О-ой, больно! Отпусти же!

- Говори, будешь еще за мной таскаться?

- Не буду! - заверил Нулишка.

- Врешь, конечно! Ну, иди!

Почувствовав свободу, карлик исчез. Алена же, поднявшись на цыпочках к самому уху Максима Петровича, принялась ему толковать, как поступить с Сонькиными молодцами.

А Нулишка, таясь за кустами, пересек двор и проник в вертоград, где полным ходом шла подготовка к вечернему действу.

- Ой, Весельчак, беда! - охнул карлик, утыкаясь в живот ливрейному гайдуку огромного роста, который заправлял фонари у подъезда. На спине гайдука был вышит огромный геральдический лев в короне с бубенчиками.

- Что за беда?

- Он здесь, он здесь! - нервничал карлик. - Он идет сюда! Сей минут он будет здесь!

- Да кто он-то? - спросил Весельчак.

Тут начали подъезжать кареты, высаживая господ посетителей. Гости оглядывались на плаксивый писк Нулишки. Весельчак сперва пытался зажать ему рот, потом отпустил подзатыльник и велел спуститься в Ад, там подождать.

На жаргоне вертограда полнощного самое верхнее помещение называлось Рай. Туда допускали самых счастливцев. Среднее жилье занимала столовая палата с камином и буфетом резного дуба. Это называлось Чистилище.

Но уж нижний этаж был Ад - сводчатые закоулки и тупички, где пировали те, кто желал уединения.

Там Нулишка и поведал свои страхи собравшимся вокруг него слугам.

- О! Так это тот самый копорале! - сказал с итальянским акцентом слуга по имени Кика. - Тот полицейский унтер-офицер? Отлично, ты его покажешь. Он не уйдет от нас.

Кика играл здесь на клавесине. Это был старый заморыш с непомерно длинными руками и пальцами, похожий на птенца летучей мыши. Настоящее имя его было Ламармора, что в Санктпетербурге превратилось в Кикимору, откуда уж и Кика.

- Чего рассуждать? - заявил слоноподобный Весельчак. - В петлю его да в воду.

- Пьяно, пьяниссимо! - Кика показал ему нос. - Потише, дорогой! Синьора наказывала тебе, чтоб ты не портил дела пер суо темпераменте... Умерил бы свой пыл!

Слуги заспорили, а карлик повизгивал, предвкушая развлеченье. Вдруг из Чистилища прибежал буфетчик.

- Цыцурин идет, Цыцурин!

Спустился господин суровый, будто невыспавшийся навек. Одет он был модно - в кафтанец с завернутыми назад фалдочками, с бриллиантовой брошью. Цыцурин был банкомет, и вся роскошь вертограда зависела от его искусства возбуждать иллюзии игроков.

- По местам! - объявил он.

Все стали расходиться, потому что знали: если Цыцурин сложил рот в куриную гузку, шутить с ним нельзя. Весельчак мял в руках треуголку, докладывая ему о сообщении Нулишки.

- И что? - раздраженно спросил Цыцурин. - Полицейский чин к нам жалует на ужин? Так накормите его посытнее, платы не берите, а кланяйтесь пониже.

- Он шпион! - убежденно сказали слуги.

- Э, бросьте! Мне иное нынче спать не дает.

Он поманил пальцем, и слуги стеснились вокруг него.

- Помните, кто был у нас атаманом с самого первоначалу?

- Нетопырь! - вскричали все, переглядываясь.

- Да, да. Нетопырь.

- Разве он жив?

- Жив еще! И вспомнить страшно! - воскликнул Цыцурин, - Сколько я во время оно сребра-злата перевел, чтобы ноздрички бы его пощадили, вырвали самую малость!

Он даже всхлипнул от прилива чувств.

- Ну и что же Нетопырь? - спросили слуги.