Сара попрощалась с Джулией наедине, прежде чем они вышли из дома, и Джулия нежно поцеловала ее.

— Пожалуйста, пиши мне, Сара. Я буду ждать письма каждый раз, когда Эндрю будет приезжать в Парраматту. Ты обещаешь писать?

Сара кивнула, и губы ее готовились произнести слова, которые как-то застряли у нее в горле. Невозможно поблагодарить Джулию за эти месяцы, проведенные вместе, даже просто за те огромные усилия, которых стоил свадебный завтрак. С первого дня на «Джоржетте» они становились все ближе друг другу. Сара воспринимала удивительный здравый смысл Джулии, который помогал ей обуздать ее собственную порывистую натуру, она училась у нее, во многом ей подражала. Они не выставляли свои отношения напоказ. Они глубоко проникли в мир друг друга, и в обеих была уверенность, что такими их отношения и останутся.

Внезапно Сара крепко обняла Джулию, страстно прижав ее к себе.

— Я не могу выразить всю благодарность — бесполезно даже пытаться. За все, что я от вас получила. Я никогда не любила ни одной женщины, если это хоть что-нибудь для вас значит. — Потом она отстранилась. — Ну… все, хватит, — сказала она, быстро смахнув слезы, появившиеся на ресницах. — Я не хочу устраивать спектакль из наших отношений для этой горстки красных мундиров.

Потом она легким шагом ступила на веранду. Джулия последовала за ней, слегка улыбаясь ее словам. Конечно, она не любила ни одной женщины раньше — и ей было трудно признаться в этом. Мужчины составляли весь ее мир, и она их очень ловко использовала. Она казалась такой взрослой, когда стояла во время церемонии рядом с Эндрю, но во многих отношениях она была еще совершенным ребенком.

Зрители стояли на веранде, пока маленькая группа не исчезла из виду. Повернувшись, чтобы войти в дом, Джулия услыхала, как один из гостей Эндрю сказал:

— Я не думал, что у него хватит духу жениться на ней. Ну что ж — дело сделано. Прекрасный жест, скажу я вам. Давайте надеяться, что у него не будет времени об этом пожалеть.

С наступлением сумерек они все еще были в семи милях от Хоксбери. Эндрю приказал разбить лагерь у самого тракта, почти непроезжего, который был их единственной дорогой. Он сошел с лошади и повернулся, чтобы помочь Саре. Она прямо свалилась ему на руки: долгие часы в седле, к которому она все еще не привыкла, утомили ее так, что она не могла даже говорить. Джереми Хоган расстелил для нее на земле одеяло, она с трудом добрела до него и села, не говоря ни слова.

Зимняя ночь быстро опустилась на землю после кратких сумерек. На этой широте свет не задерживается на небе. Резкий холодный ветерок гулял по верхушкам деревьев и щипал щеки Сары. Вышли первые звезды — огромные яркие звезды южного полушария. Она вздрогнула и подсела поближе к костру, который разводил Джереми. Она сидела неподвижно, жадно глядя на огонь и слушая приглушенные мужские голоса.

Они поужинали холодной свининой и хлебом при свете костра. Эндрю открыл вино, которое ему передал Джереми. Странным был этот свадебный пир: вино медленно согревалось в их руках, а вокруг было холодное молчание буша. Свет звезд стал ярче, кора деревьев была белой, делая их похожими на привидения. В ночном буше было что-то печальное и потустороннее, древнее и далекое от них. В ночи в нем не ощущалось страсти — он был лишь таинственен и коварен.

Вскоре после ужина Тригг отошел к своей скатке на другой стороне костра: было решено, что Джереми разбудит его в два часа, чтобы он сменил его на дежурстве. Когда надсмотрщик удалился, трое оставшихся почувствовали близость — ту самую, которую разделяли во время ночных бдений у костра Эндрю и Джереми на берегах Хоксбери.

Усталость Сары почти прошла. Вино и холодный ветер обострили ее чувства, так что когда мужчины начали разговор, она смогла ближе наблюдать Джереми, пытаясь найти ключ к их отношениям в дальнейшем. Она была уже почти готова к тому, чего ей следует ожидать, — едва скрытой наглости под гладкими словами человека из хорошей семьи, перед которым жена хозяина, только накануне получившая прощение. Она чувствовала, что он тоже подвел свой итог в отношении нее. Он не дурак, и в данный момент, кажется, готов ей охотно угождать. В этот первый час, когда она сидела, слушая их беседу, Сара почувствовала, что умом и силой он как-то превосходит Эндрю; и у нее возникло ощущение, что она выключена из этих приятельских отношений между ними. Ей стало обидно и досадно, но она уже поняла, какую ценность представляет Джереми для Эндрю; она не хотела разрушать их близость, скорее, она жаждала быть включенной в их отношения.

Она взглянула на Джереми и решила, что его нужно заставить служить ей ради нее самой, а не потому, что так приказывает Эндрю.

И тогда, словно уловив ее мысли, он поднял глаза и обратился непосредственно к ней.

— Вы уже решили, как назовете свои владения, миссис Маклей? — Ему показалось забавным обращаться к ней таким образом.

— Мой муж, — сказала она, сделав нарочитое ударение на этих словах, — хочет назвать их «Кинтайр». Это шотландское название.

— «Кинтайр»… — он как бы попробовал это слово на вкус. — Не так красиво, как это называют туземцы. Тем не менее… — он пожал плечами и сказал просто: — По крайней мере, это можно написать, а то эти живописные туземные названия просто невозможны.

Он посмотрел на огонь.

— Вы первые на Хоксбери, но за вами придут другие. Через год… через несколько месяцев даже — люди начнут cелиться прямо на вашем пороге. На такой земле, как ваша, долго в одиночестве не пробудешь. Но сомневаюсь, чтобы кому-нибудь из них удалось компенсировать вашу фору. — Вдруг он рассмеялся. — Вы добились своего благодаря рому!

Эндрю присоединился к его смеху, нисколько не смутившись.

— Благодаря рому, как ты говоришь, и благодаря тому, что офицеры водят Гроуза за нос. Почему я не могу иметь того же, что они? Тот, кто не принадлежит к их кругу, может вообще не рассчитывать на преуспевание в колонии. Как на друзей, на них не всегда можно положиться, но я не собираюсь иметь их в числе своих врагов.

Джереми искоса взглянул на него:

— Вот это речь хитрого шотландца: вы преуспеете на этой земле, мой друг. — Он поднял бокал. — Тост! — объявил он. — Тост за фамилию Маклей… — Затем он поспешно добавил, как бы только что вспомнив о присутствии Сары: — И за хозяйку Кинтайра…

Они торжественно выпили при свете полных ярких звезд.

Сара проснулась в те полчаса, что предшествуют рассвету, когда звезды начинают меркнуть. Полог палатки был откинут, и ей было видно небо, уже, скорее, серое, нежели черное. Буш вокруг палатки был совершенно безмолвен, ветер, казалось, утих. Она пошевелилась в объятиях Эндрю. Он почувствовал ее движение и, не открывая глаз, повернулся на бок и притянул ее к себе. Они лежали под шкурами валлаби, и тепло их тел, равно как чувство отдохновения и покоя, делали нестрашным холодный день, пробуждавшийся снаружи.

В неясном свете она заметила, что глаза его открыты. Голос его был сонным:

— Тебе еще рано просыпаться.

Она улыбнулась ему.

— Но мне хотелось проснуться, просто захотелось лежать вот так и не спать.

— Дурочка! — пробормотал он. — Потом уже не захочется.

Ее голова лежала у него на плече. Он нащупал ее руку и вытащил из-под шкур. Он поцеловал по очереди кончики ее пальцев, а потом начал их слегка покусывать.

— О, женщина… — сказал он нежно. — Ну и помучила ты меня! Ты меня целый год сводила с ума! До сих пор не верю, что ты наконец моя и делишь со мной миа-миа.

— Миа-миа? — слова эти принадлежали к тягучему местному наречию. Она снова повторила их, немного робко, потому что Эндрю произнес их с такой захватывающей дух нежностью. — Миа-миа?

— Так туземцы называют свои лубяные хижины. Они устилают земляные полы этих хижин шкурами кенгуру — и вот готово свадебное ложе — совсем как у нас.

Она потянулась к его губам.

— У нас самое роскошное свадебное ложе в мире, любовь моя. И таким оно и останется.