— Привольное помнишь? Вот моя деревня, вот мой дом родной. Не забыл еще? А?.. Ты там случайно никого не кокнул?

Мамонов мрачно молчал, опустив голову.

— Знаем, знаем… Извини, мы юноши грубые.

— Что делать, — сказал Иван. — Жизнь заставляет.

— Так вот, Артем. Нам срочно понадобилась машинка. Та самая, которую ты спер. Ты нам ее возвращаешь, и мы — друзья. До гроба… Хочешь бутерброд?

— С колбаской?

— А похмелиться?

— Ты чего блеять перестал, козляк? — Андрей плеспул пивом Мамонову в лицо. — Научили вас врать!.. Смотри сюда, — он с хрустом переломил огурец. — Ручки, ножки. Шейка твоя блатная. Желаешь? И дождь смывает все следы. Обещаем. Сверху как целая, а внутри — хряп, — и он выразительно надкусил огурец.

— Ну? — сказал Иван. — Врубился?

Севка пальчиком, небрежно, поддел Артема за подбородок.

— Будем беседовать? Или будем в молчанку играть?

— Вы, — хриплым осевшим голосом спросил Мамонов, — «голубые береты»?

— Смотри-ка. Заговорил.

— Ну-ну, — сказал Севка. — Что вас еще интересует?

Мамонов пошевелил припухшими губами.

— Кто… навел?

Андрей прислонил ко лбу его огрызок огурца.

— Капитуляция безоговорочная, понял? Условия диктуем мы.

Мамонов уставился в пол.

— Сдал… Жду башлн… Должны подвезти.

— Подними! — рявкнул Андрей. — Подними глаза!

И смотри на меня!.. Так… Быстро повтори, что ты сказал!

— Жду… Должны подвезти.

— Кино смотришь. Слыхал про детектор лжи? А? Сам не пробовал?

Шваркнув по полу стулом, Иван поднялся и согнутой рукой обвел Мамонову шею.

— Кряк — и все. Хана рулю, как у вас говорят. Козлик прощается с нами. Или сомневаешься?

— Не надо, — попросил Мамонов.

— В глаза!

— Чтоб мне пыром брать.

— Врешь… Ну ладно. Растолкую, — Андрей заходил. — Попал ты, голуба. Посмотри на каскадеров — хороши ребята? Да и я, как ты понял, малый не промах.

Драпануть, увильнуть от нас — даже не мечтай.

— Еще никому не удавалось, — прихвастнул Севка.

— Если не врешь, подождем. Пусть подвезут. Пивка попьем.

— С хозяином. В бункере.

— Ты полный идиот, если думаешь, что вырвешься из такой клешни. И будь спокоен, мы возьмем то, что тебе не принадлежит. Плюс проценты, учти. За время. За каждый лишний час. Хорошие проценты, приятель.

Севка хихикнул:

— Бесплатно ишачить — вредно.

— Ага. Здоровье не позволяет.

— Да, золотой, — сказал Андрей. — Я не поверил, — и громко приказал: Встать!

Мамонов испуганно и неуверенно приподнялся.

— Смирно!.. Вот, родненький. Сейчас мы гебя-быстренько разденем. Не бойся — догола. Пересчитаем клавиши. И не очень аккуратно оденем. Извини. Глаза у тебя плохие, князь… Тебе сколько лет? Тридцать натикало?

— Все мои.

— А с виду — пацан.

— Посмотрим, как сохранился. Готов? Вот и хоккей.

— Поехали, — сказал Иван, сдергивая с Мамонова куртку.

Развернув стул, Андрей сел и закинул ногу на ногу.

— Хилый ты, — подтрунивал on. — Недоедаешь? Нищета заела? Плохой аппетит — совесть нечиста.

— Жуть, — качал головой Севка.

А Иван:

— Дряблый. Желтый.

— Нет, Артем, ты не прав. Одной киношкой сыт не будешь.

— Костлявый — тьфу.

— Такая голь, что и сечь неохота.

По мере того как его раздевали, Мамонов менялся в лице.

— Не злись — печенка лопнет.

— Эх, Артем, Артем. До чего ты себя довел. Смотреть противно… Между прочим, у тебя какой болевой порог? Низкий? Или высокий?

— Фашисты, — выдавил Мамонов, по-звериному ощерив зубы.

Андрей погрозил ему.

— Обзываться — нехорошо. Не люблю.

— Фашисты.

— Последний раз предупреждаю. Мной хоть полы мой, да не называй шваброй… Я что говорю-то, дурошлеп? Так отощал, что тебя и женщины любить не будут.

И тут откуда-то сверху раздался звонкий насмешливый женский голос:

— Много вы понимаете про женщин.

Иван и Севка бросились врассыпную. Андрей отпрыгнул в сторону и спрятался за стул, на котором сидел Мамонов.

— Без паники, мальчики. Я проголодалась.

По лестнице с верхнего этажа спускалась Маринка. Она была в длинном узком бархатном платье и ядовито-зеленом парике. В приподнятой руке держала небрежно с отставок, заокеанскую сигарету в длинном мундштуке.

— Мать моя буфетчица, — прошептал Андрей — Марин, ты?

— Не узнал. Она самая.

— Дела-аа… Прямо суперстар.

— Зеленая, — буркнул Иван. — А все равно лахудра…

— Попрошу без грубостей. Вы не у себя дома.

— Извини. Он вашу партию недолюбливает.

— Мягко говоря, — сказал Иван.

Марина спускалась неторопливо, стараясь придать своим движениям значительность. Она явно кого-то представляла, какую-то богатую сильную женщину, хотя на самом деле выглядела смешно и нелепо — к бархатному платью и дамской сигарете «очень шли» кроссовки на босу ногу, длинные шнурки от которых волочились по полу, вспрыгивая и взвиваясь змейками, при каждом ее шаге.

Сигаретой в мундштуке она царственно указала на Мамонова.

— Сделайте, пожалуйста, как было. Мне неприятно.

Севка рванулся на второй этаж — проверить, нет ли там кого еще.

— Прикройся, дистрофик, — Иван швырнул Мамонову куртку и джинсы. Наложницу раздражаешь.

— Прошу к нашему шалашу, — сказал Андрей, предлагая Марине стул. — Мы с вами где-то встречались?

— Пусто! — крикнул Севка.

— Мог бы и хозяйку спросить.

— Доверяй, но проверяй, как любит говорить президент Соединенных Штатов. Пивка вмажем?

— Спасибо. Не откажусь.

— Ты с Катькой?.. Вы что же — в связке? Вместе обтяпали?

— Катерина здесь ни при чем.

— Ой ли?

— Можешь мне верить.

— Бабам? — возмутился Иван. — Верить?

— Пусть он помолчит, — сказала Марина, ткнув мундштуком в сторону Ивана. — Он слишком однообразен.

— Нет, я одного не пойму, — допытывался Андрей. — Славку с Максимом нагреть хотели? За что? Почему?

— С отца потянуть, — подсказал Севка.

— Совсем уже…

— Повторяю, — рассердившись, сказала Марина. — Катерина здесь ни при чем.

— Хорошо. По данному вопросу дебаты закончили. Это легко проверить.

Марина взбила на затылке парик.

— Надеюсь, мы будем друзьями. Я слышала о вас. И, признаюсь, была уверена, что работаете вы непрофессионально. Теперь увидела вас в деле и должна сказать, мнение свое изменила. Вы мне понравились, — она кивнула в сторону уже одетого Мамонова. — Дайте и ему пива… Мы поладим, не сомневаюсь. Машинка здесь. Артем не мог поступить, иначе.

— Понимаю. Где жить, тем и слыть.

— Я вам ее дарю.

— Минутку, миледи. Наши условия тебе известны?

— Проценты?.. Озорники… Я полагаю, достаточно будет просто обрадовать Катерину… Если не ошибаюсь, Андрей, ты в нее немножко влюблен?

— Э, нет, голубушка. Так не пойдет. Одно дело — мартовский кот и совсем другое — клиент всегда прав.

Севка встал за спиной у Марины.

— О, прошу вас, — сказала она, снова поправив парик. — Только не это. Мы же цивилизованные люди. Насилие — как можно?

Мамонов, наклонив угрожающе голову, с криком бросился на Андрея. Иван подсек его, встряхнул и снова усадил на место.

— Нервный.

Мамонов морщился и стонал.

— Кранты… Перережу… поодиночке.

— Осторожнее, мальчики. Мой вам совет. Он гордый. И унижения может не простить.

— Этот? Гордый?

— Позавидовал плешивый шелудивому.

Мамонов, взревев, бросился на Андрея, и снова Иван легко его усмирил.

— Хана вам… Не жить… Гадом буду.

— Ух, — рассвирепел Андрей. — Отпендрячить бы тебя. Чтоб словами не бросался.

— Артем, — попросила Марина. — Давай без глупостей. Успокойся.

— Рассчитаемся? — предложил Андрей. — Пока он тут всех не перерезал. По-быстрому?

— Я согласна. Ваши условия?

— Где машинка?

— Комод, — показала Марина. — Нижний ящик. В заводской упаковке.

Севка проверил, вскрыл коробку и кивнул: все точно, она.