— Вещица славная,— Соня вынула странный изогнутый клинок из ножен и повертела в руках.— Хороша для поединка, но и для убийства сгодится.

— Это ты верно подметила про убийство,— кивнул аквилонец.— Кинжал жертвенный, и много зла через него уже пришло в наш мир и еще больше придет, если клинок останется в руках тех, кто владеет им сейчас.

— А я-то все гадала,— усмехнулась она,— зачем ты прячешь под одеждой нож, который нельзя быстро достать. И где же Настоящий?

— В святилище храма Белой Волчицы,

— Тогда все просто,— ответила девушка, и мужчине показалось даже, что в ее голосе послышалось разочарование.—В зависимости от того, что ты знаешь о нем, мне потребуется от одного до четырех дней.

— К сожалению, ты не совсем правильно поняла меня,— возразил заказчик, и Соня, оторвав взгляд от искусно изготовленной подделки, удивленно взглянула на него.— То, что ты называешь храмом в Шадизаре, всего лишь один из Следов Волчицы.— Увидев немой вопрос во взгляде девушки, он пояснил: — Так они сами называют центры своего культа, который расползается по всей Хайбории, как зараза.

Он посмотрел на девушку, но та молчала,, ожидая его разъяснений.

— Наверное, тебе не к чему это знать, но я все-таки скажу,— продолжил аквилонец.— Клинок, с которого скопирован этот,— он кивнул на кинжал с изогнутым лезвием,— называется Клинком Тьмы. Но хранится он не здесь, в Шадизаре, а в храме Белой Волчицы, который расположен в долине Волчьего Логова, где-то в горах, отделяющих Бритунию от Гипербореи.— Он с тревогой посмотрел в лицо прекрасной воровки.— Что скажешь?

— Скажу, что ты верно сомневался насчет оплаты, но если к кошелю, что болтается у тебя на поясе, добавишь те два, что так заботливо упрятаны за поясом, то половину оплаты наскребешь. Что скажешь?

Соня с улыбкой посмотрела на вытягивающееся лицо аквилонца, и тот вдруг расхохотался, когда понял, что мелькнувшая у него мысль об обыскивающем взгляде девушки оказалась совершенно верной.

— Скажу, что для меня это очень плохо. Это сумма, которую мне разрешено потратить на оплату всей работы.

Он ожидал, что девушка вспылит, но она лишь пожала плечами:

— Клянусь Белом, ты прав. Но подумай, до Гипербореи, пусть даже до ее южных границ, путь не близок и пешком туда не дотопаешь.

— Я все понимаю,— прервал ее старец, но Соня как ни в чем не бывало продолжила:

— Да и времена нынче неспокойные. На Тракте разбойники пошаливают, а пробираться- нехожеными тропами...— Она покачала головой.— Вряд ли ты найдешь кого-то за ту сумму, на которую рассчитывал. Ну разве что молодого болвана, готового с радостью сложить голову за любую плату, или мелкого воришку, который возьмет твои деньги и прокутит их в Аренджуне, Аграпуре или еще где-то.

— Говорить с тобой — одно удовольствие! — усмехнулся аквилонец.

— Я говорю правду.— Соня вновь отхлебнула вина и, блаженно жмурясь, добавила: — Теперь тебе решать.

— Да что ж тут решать-то? Я со всем согласен.

Он вытянул из-за пояса два увесистых кошеля, отвязал третий и передал их девушке.

— Тебе вернуться-то будет на что? — поинтересовалась она, взвешивая золото в руке.

— Обо мне не беспокойся. А кинжал оставь себе,— добавил он и достал из-за пояса мешочек из тонко выделанной кожи.— Вот чехольчик к нему. Если затянуть тесьму, то и вода внутрь не попадет. К сожалению, я не смогу помочь тебе даже советом. Знаю только, что святилище Находится рядом с водой.

Она снисходительно кивнула, показывая, что это мало ее заботит, и, упрятав кинжал в чехол, спросила:

— Куда доставить кинжал?

— Есть в Ианте храм Митры. Спросишь там отца Пайра. Это я.

В духане Саиба царило обычное для этого времени суток оживление. Большой квадратный зал с двумя примыкавшими к нему малыми, отделенными от него только плотными занавесями, наполнял нестройный гул голосов. Несмотря на отворенные настежь окна, здесь было душно, но привычные ко всему завсегдатаи не обращали на это ни малейшего внимания. Впрочем, такая выносливость гуляк не вызывала удивления, если вспомнить, что большинство из них, если не все, были шадизарцами, привычными к летней жаре и пыли и колючим зимним ветрам.

Только один человек из всего пестрого сборища чувствовал себя здесь отвратительно — невысокий, тщедушный, с благообразным, но неприятным лицом, на котором застыла гримаса брезгливого отвращения. Куцая козлиная бородка придавала ему вид глуповатый, особенно не вязавшийся с напускным высокомерием. И хотя в нем чувствовался природный ум, но постоянно бегавшие лисьи глазки сводили на нет это единственное достоинство.

Мужчина был молод, то есть выглядел не старше, чем лет на двадцать пять. Он, несомненно, не испытывал недостатка в средствах, хотя одевался довольно скромно. Одежда его состояла из светло-серого камзола и штанов, пошитых из превосходного бархата, и черных прекрасной выделки сапог. Маленькие пухлые руки были тщательно ухожены, но никаких украшений он Не носил.

Он сидел во главе обильно уставленного едой и выпивкой стола, добросовестно потел и откровенно скучал, без стеснения разглядывая своих веселящихся собутыльников, стараясь припомнить все, что слышал о каждом из своих гостей, и представить, кто из пришедших на встречу на что годен.

По Левую руку от него возвышался огромный туранец с длинными усами, больше походивший на быка, чем на человека, горбоносое лицо которого казалось невыразительным, а взгляд пустым. Зато огромное впечатление производила чудовищная мускулатура громилы. Такие люди не слишком нравились Хантореку: обладая незаурядной силой, Они редко пользовались мозгами, что часто приводило к самым неприятным последствиям. Правда, Влтах уверял, что этот парень (Ханторек наморщил лоб, припоминая имя туранца) Сурхан, кажется, один из самых удачливых грабителей Шадизара, но это мало о чем говорило. Когда такая громада выползает на тебя из темноты, поневоле отдашь все, что у тебя есть. К тому же туранец много пил, много ел, почти не говорил, и все это тоже отнюдь не располагало к нему.

Дальше примостился самый маленький в компании человечек — щуплый немедиец. Звали коротышку Альво. Словно нарочно стремясь развеселить окружающих, он нарядился в такой же полосатый ватный халат, как и Сурхан, отчего выглядел ещё меньше. Его глаза постоянно бегали, но это никого не раздражало, наверное, потому, что Альво стремился увидеть, понять и запомнить, а не подглядеть, чтобы потом навредить. Впрочем, Ханторек об этом не думал. Он лишь с удовольствием отметил, что немедиец умен, и тут же вздохнул: жаль, щуплый, слабенький. То, что сам-то он почти не превосходил Альво ни ростом, ни статью, значения не имело... В отличие от своего огромного соседа немедиец мало ел, почти не пил, зато основной шум исходил именно от него.

Последним с этой стороны сТоЛа сидел крепыш аргосец. Его сильное гибкое тело скрывала короткая легкая куртка, ступни голых мускулистых ног защищали плетеные сандалий. Он шумно веселился вместе со всеми, не отказывался ни от еды, ни от питья. Несмотря на то что взгляд его казался открытым и прямым, парень слыл Одним из лучших в своем деле. Звали его Зарус.

На скамье напротив сидели два совершенно одинаковых человеку. Когда Влтах упомянул о двух братьях, Ханторек не обратил на это внимания, зато когда встретился с ними, долго не мог отделаться от ощущения, что видит не двух людей, а одного; смотрящегося в зеркало. По словам смотрителя; братья занимались всем понемногу. Они могли ограбить прохожего, забраться как в дом, так и в карман, причем и то, и другое проделывали одинаково легко и столь успешно, что за пять лет; проведенных в Шадизаре, не попались ни разу!

Да и звали братьев подходяще — Там и Сям. Конечно, Ханторек понимал, что это не настоящие имена. Влтах поведал ему также, что родились и выросли они в Аквилонии, прошли хорошую воровскую школу в Кордаве, пару лет пиратствовали, но это занятие быстро им наскучило: слишком много воды, риска и крови и слишком мало денег. Ханторек еще раз окинул их взглядом и решил, что поторопился объявить маленького немедийца душой общества. Там и Сям, пожалуй, не уступали Сурхану в способности поглощать еду и выпивку в огромных количествах и одновремент но болтали не меньше Альво.