— А я задешево вообще не работаю,— пожал плечами Золо и скрылся за занавесью.

Соня мысленно поздравила себя с удачным началом разговора: чем больше людей уйдет, тем сговорчивей станет чужак, а значит, оставшимся легче будет вытрясти из него кругленькую сумму. Впрочем, главное заключалось не в этом. Коли речь шла об уже знакомой ей вещи, не мешало разузнать о ней побольше.

— А каково, кстати, вознаграждение? — поинтересовался аргосец, и Соня еще раз поздравила себя: Зарус никогда и медяка гнутого не упускал, наизнанку выворачиваясь, лишь бы вытряхнуть из нанимателя все возможное. 

Она взяла рисунок и еще раз, уже внимательнее, вгляделась в него. Сомнений быть не могло — это именно тот кинжал, о котором говорил отец Пайр! Как аквилонец назвал его? Клинок Тьмы, кажется?

— Я уже сказал, что вознаграждение весьма велико,— раздраженно ответил чужак, которому все больше не нравились эти люди.

Аргосец тем временем склонился к Соне, мельком взглянул на рисунок и присвистнул:

— Ого! Да здесь одних камней, если выколупать их из оправы, тысяч на шесть, а с оправой и вообще вдвое больше!

— Это ритуальный кинжал! — неожиданно зло выкрикнул Ханторек, и вдруг стал удивительно похож на хорька — гнусное существо с отвратительным характером и такими же повадками.

— Значит, его стоимость еще раз удваивается,— спокойно подвел итог аргосец.— Двадцать пять тысяч на...— Он обвел взглядом собравшихся.— На шестерых. Это по четыре с небольшим на нос. Пожалуй, за такое дело стоит взяться.

— Именно это я собирался предложить,— нервно облизнув губы, кивнул незнакомец.— Я рад, что ты согласился.

— Разве я сказал, что согласен? — удивился аргосец.

— Как тебя понимать?

— Очень просто. Я пока не уверен, что наш разговор серьезен.

Он поочередно обвел взглядом присутствующих, и каждый кивнул, подтверждая, что придерживается того же мнения. Только Сурхан вместо ответа еще раз смачно рыгнул, то ли соглашаясь со сказанным, то ли лишний раз восхищаясь стряпней повара.

Ханторек вздрогнул; чувствуя, как комок подкатывает к горлу, и спросил:

— Чего же ты хочешь?

— Все очень просто,— терпеливо объяснил аргосец.— Выплати задаток, назови место, где спрятана вещь, и утром я отправлюсь в. путь.

— Сколько же ты хочешь? — поинтересовался Ханторек, и Соня увидела, как заиграли желваки на его скулах.

Как видно, незнакомец не привык так вот запросто расставаться с деньгами. Аквилонец, помнится, тоже не ликовал, вытягивая из-за пояса припрятанные кошели, но и не злился. Соня никогда не обманывала заказчиков, но в этот миг ей впервые захотелось надуть незнакомца.

— Как принято,— объяснил Зарус.— Не менее четверти доли. Остальное после.

Ханторек позеленел не то от злости, не то от жадности.

— Задатка не будет,— процедил он сквозь зубы,— вся оплата после завершения работы!

— Почему-то я предполагал, что именно так ты и ответишь,— заявил аргосец, вставая.— Приятно оставаться.

Соня посмотрела на остальных. Там и Сям о чем-то неслышно переговаривались. Сурхан вообще ни на что не обращал внимания, словно пришел сюда лишь для того, чтобы пожрать и выпить на дармовщину. Впрочем, может, так оно и было? Альво за все время разговора не произнес ни слова, но девушка знала; что он всегда так себя ведет. Он много балагурил, пока беседа ничего не значила, но как только начинали говорить о деле, закрывал рот на замок и больше слушал.

— Итак,— Соня подняла бокал с вином, понюхала, поморщилась и отставила его в сторону,— нас осталось пятеро, а значит, доля каждого возросла до пяти тысяч, если я правильно поняла.

Она вопросительно посмотрела на Ханторека, и тот хмуро кивнул, подумав, что зря собрал их всех вместе и что с каждым в отдельности наверняка договориться было бы проще.

— Однако,— продолжала девушка,— мне кажется, ты не совсем понял, во что предлагаешь нам ввязаться. Как ты думаешь, почему ушли эти двое?

— Потому что не получили незаработанных денег! — выпалил Ханторек.

— Но ты же платишь задаток сапожнику,— насмешливо прищурившись, возразила Соня.

— Сапожник никуда не денется с моими деньгами,— огрызнулся Ханторек.

— Если боишься обмана,— Соня ухмыльнулась,—общайся с честными людьми. Но запомни одно: без предварительной оплаты никто за такое дело не возьмется.— Девушка не сводила глаз с лица Ханторека. Она видела, как он пожирает ее глазами, попеременно то краснея, то бледнея. Решив позабавиться, она обольстительно улыбнулась. Глаза Ханторека налились кровью, а челюсть отвисла.—Так что ты подумай.

Он прикрыл глаза. Его душили злость и отчаяние. Он бы послал их всех куда подальше, если бы не Соня! В мыслях он уже видел ее своей, а теперь вдруг понял, что если не заплатит, то все его надежды рухнут. Причем, чтобы заполучить ее, платить придется всем! И не меньше пяти тысяч! От этого впору сойти с ума! Но у него нет выбора. Или он соглашается, или они уходят.

— Я согласен,— выдавил он, словно соглашался с собственным смертным приговором.—Только денег у меня с собой нет. Получите их завтра, перед отъездом. Сейчас я могу заплатить только одному.

— Хорошо.— Немедиец встал.— Ей заплати,— он указал на Соню,— а мы вернемся сюда завтра в полдень..

Четверо мужчин поднялись и дружно пошли к выходу. Последним плелся Сурхан, с явным сожалением поглядывая на остатки жаркого. Соня усмехнулась.

— Ну давай! Еще разок,— попросила она, умоляюще глядя на огромного туранца.— Ради меня.

Сурхан кивнул, сосредоточился, и от его прощальной отрыжки стоявший рядом Ханторек едва не упал в обморок.

— Я рад, что они наконец убрались,— едва они остались вдвоем, доверительно сообщил он Соне.— С этим туранцем просто невозможно находиться рядом.

— Да,— миролюбиво согласилась Соня,— Сурхан любит покушать.

Ханторек кивнул и жадно припал к кубку, чтобы хоть как-то притупить душившую его тошноту.

— Не понимаю, как ты можешь пить эту дрянь? — поморщившись, спросила Соня.—На бойне в нем размачивают копыта.

Когда смысл слов дошел до него, Ханторек на мгновение замер с полным ртом, потом резко выплюнул облако мелких брызг и закашлялся, пролив на себя все, что не успел проглотить.

— Я думала, ты знаешь,— спокойно продолжила девушка, с трудом подавив улыбку.— Когда копыта окончательно раскисают,— охотно пояснила она,— смесь ставят на огонь — выпаривать. Вонь, говорят, стоит ужасная, зато получается отличный клей.

Успокоившийся уже было Ханторек вновь закашлялся, не понимая, шутит она или говорит всерьез. Он и сам не слишком любил туранское красное, но пил его и находил довольно приятным, а многие так даже и любили. Но ведь девушка и впрямь не притронулась к вину, когда поняла, что они пьют.

—  А сама-то ты что предпочитаешь? — поинтересовался он, когда кашель утих.

— Саиб! — крикнула она, не оборачиваясь, и духанщик мгновенно появился из-за занавеси.— Принеси нам чего-нибудь из моих запасов. Я угощаю.

Саиб исчез, но вскоре вернулся с подносом, на котором стояли высокий стройный кувшин вендийской чеканки и два хрустальных бокала. Наполнив их ароматным напитком, он, пятясь, удалился.

Еще поднося бокал ко рту, Ханторек почуял терпкий аромат, узнал его и, не сдержавшись, шумно отхлебнул и блаженно зажмурился, став на мгновение похожим на мальчишку, который впервые втайне от взрослых попробовал запретное зелье. Соня чуть слышно прыснула. Он тут же открыл глаза, но взгляд его невольно переместился с лица девушки на ее божественную грудь и, едва не застонав, он уставился в стену, заметив только:

— А неплохо живут воры в Шадизаре!

Соня сочла необходимым поправить его:

— Не все. Только лучшие.

— Да.— Ханторек задумчиво кивнул, соглашаясь, но по выражению его лица девушка поняла, что думает он о другом.— А ты не находишь, что занятие это слишком... опасное? — вдруг спросил он.

— Опасное? — переспросила девушка и тут же ответила: — Возможно... Как подойти к этому.