— Но почему именно сейчас? И со мной?

Клэр иронично улыбнулась, хотя сама не знала, кому адресована ее ирония — себе или ему.

— Что толку говорить тебе то, что ты и сам прекрасно знаешь?

— Я такой неотразимый и ты не смогла устоять, да?

— Именно.

Маркос пристально смотрел на нее.

— Если ты ждала до сих пор, это может значить только одно. Ты берегла себя для того, за кого выйдешь замуж.

— Ничего подобного. Просто до сих пор не встречала никого, кто заставил бы меня этого по-настоящему захотеть.

— Или кто мог бы предложить тебе достойную награду?

Клэр растерянно провела рукой по волосам, растрепав их еще больше.

— Ты же не думаешь, что…

— Я думаю, что наш недавний разговор мог навести тебя на мысль, будто в подобных обстоятельствах я сочту своим долгом сделать тебе предложение.

— Это просто смешно! — Даже не верилось, что Маркос говорит всерьез. — Я вовсе не стремлюсь замуж!

— Что, неужто ты мне отказала бы?

— Даже не сомневайся! — Клэр так рассвирепела, что уже не следила, что и каким тоном говорит. — Может, ты и считаешь себя самым завидным женихом тысячелетия, но лично мне от мужа надо гораздо большее, чем способен дать ты! И если…

— Ловлю на слове, — сухо прервал ее Маркос. — Хотя и мог бы поспорить насчет того, что способен тебе дать.

Клэр смутилась, но не дрогнула.

— Шутить изволишь? Не смешно.

— А я и не шучу, — заверил он. — Просто констатирую факт. — Маркос немного помолчал. — Полагаю, поскольку до нашей встречи ты не собиралась заводить подобных отношений, то и не использовала никаких средств предохранения?

— Ну разве это так важно? — повторила она. — Ты же использовал.

— Привычка, весьма полезная в наши дни. Но, допустим, я тоже этим пренебрег бы. Ведь ты рисковала забеременеть.

— Я предполагала, что ты будешь осторожен, — солгала Клэр.

Маркос скривил губы.

— Вот уж опасное предположение. — Казалось, он хотел добавить еще что-то, но передумал, ограничившись коротким: — Поговорим об этом потом.

И ушел, оставив ее растерянно стоять посреди комнаты.

Завтрак стал тяжким испытанием. Олимпия не сводила с Клэр внимательных глаз, явно стремясь понять, верны ли ее подозрения. Хотя Маркос, похоже, ничего не заметил. Мужчины есть мужчины.

Элеана к столу не вышла, но никто этому не удивился. Должно быть, родные привыкли к ее выходкам и причудам. Клэр решила при первой же возможности поговорить с девушкой. Может, ничего хорошего из этого разговора не выйдет, но надо хотя бы попытаться.

Вчера вечером Клэр была слишком занята другим, но сегодня в голову ей пришла новая, неожиданная мысль. Не погибни ее отец в катастрофе, никто из этих людей не сидел бы сейчас за этим столом, а вот она бы как раз и сидела. Все богатства Стефанидесов достались бы ей. Однако, горюя о том, что не знала своего отца, она ничуть не сожалела об утраченном состоянии…

Поездка по имению оказалась донельзя скучной. Маркос показал ей все стадии изготовления масла, начиная от сбора оливок до розлива по бутылкам. Держался он исключительно сухо и сдержанно. Впрочем, наедине они не остались ни разу — их сопровождал муж Олимпии, Яннис.

Возвращаясь на виллу, Клэр вдруг вспомнила, что уже три дня не звонила родителям. Волнуются, наверное, бедненькие. Хотя она давно уже жила отдельно, но привыкла общаться с ними почти каждый день.

Клэр с самого начала решила не сообщать матери о цели своей поездки. К чему ворошить прошлое? Для родных она просто путешествует по Европе.

Она украдкой покосилась на своего спутника. Ах, если бы знать, какие мысли таятся в его голове! За все утро Маркос ни разу не упомянул о том, что произошло меж ними ночью. Решил, должно быть, что этой любовной связи лучше поскорее умереть естественной смертью. Наверное, он прав, но до чего же щемит в груди от болезненного чувства утраты!

— Ты так и не объяснила мне, почему притворилась многоопытной женщиной, — неожиданно произнес Маркос, словно читая ее мысли.

— Никем я не притворялась, — возразила Клэр. — Ты сам принял это за само собой разумеющееся.

— У тебя была возможность меня поправить.

— А что, это играет какую-то роль?

— Для меня — да. Девственность — ценность, направо и налево ею не разбрасываются. А я лишил твоего будущего мужа этого драгоценного дара.

— Вполне возможно, я вообще замуж не выйду. — Клэр пыталась снизить накал страстей. — А если и выйду, то практически ни один англичанин не рассчитывает жениться на нетронутой девушке. Тем более моего возраста. Так что можешь не мучиться сознанием вины.

Несколько секунд Маркос молчал, потом заговорил — уже совсем нейтральным тоном:

— Значит, пока ты тут, нам нет причин отказываться от наслаждения, которое мы способны дарить друг другу?

Еще как есть, подумала Клэр. А то как бы не увязнуть еще сильнее. Однако с языка ее слетела совсем иная фраза.

— Решительно никаких. Кстати, ты заметил, что Олимпия уже начала нас подозревать? Глядела на нас, как коршун на воробьев.

— А тебя это волнует?

— Я думала, тебя волнует. Лицо Маркоса застыло.

— Я не отчитываюсь в своих поступках ни перед кем, кроме себя самого. И если Олимпия тебя хоть словом обидит, немедленно сообщи мне.

Похоже, Олимпия прекрасно умеет обходиться и без слов, подумала молодая женщина.

Автомобиль остановился у дома. Клэр собралась вылезти, но Маркос задержал ее.

— Нам надо кое-что обсудить, — произнес он с очень серьезным видом. — Первое и самое главное…

Однако договорить ему не удалось. Из дома навстречу им вылетела Олимпия. Лицо ее было мрачнее грозовой тучи, глаза сверкали от гнева. В руках она держала длинный белый конверт.

— Что это еще за штучки? — даже не переведя дух, напустилась она на гостью.

Клэр чуть не потеряла дар речи от возмущения.

— Как вы посмели рыться в моих вещах!

— Что случилось, Олимпия? — изумленно спросил Маркос.

Та разразилась длинной тирадой по-гречески. В быстром потоке слов Клэр различила лишь имя своего отца. Она не смела поднять глаз на Маркоса.

— Думаю, нам лучше войти в дом, — наконец произнес он, прервав сестру.

Выйдя из машины, он распахнул дверцу перед замершей от стыда и страха Клэр. Глаза его испытующе остановились на ее лице.

— Идем.

Поднимаясь по ступенькам между Маркосом и Олимпией, бедняжка чувствовала себя изобличенной преступницей. Маркос пропустил своих спутниц в библиотеку и плотно закрыл дверь.

— Во-первых, — начал он по-английски, — я хочу сам взглянуть на содержимое конверта.

Олимпия протянула ему вещественное доказательство, метнув на Клэр убийственный, точно удар кинжала, взгляд черных ненавидящих глаз.

— Наверняка подделка, — заявила она.

— Увы, нет, — вынуждена была возразить Клэр. — Подлинник.

Маркос взглядом заставил ее замолчать. Открыв конверт, он внимательно изучил сначала фотографию, а потом и брачное свидетельство. Губы его зловеще сжались. И Клэр ничуть не удивилась, что в глазах его появился лед.

— Кто ты? — коротко спросил Маркос.

— Никос Стефанидес был моим отцом, — признала она.

— Вы нам сказали, что ваш отец из рода Малаветисов, — вставила Олимпия. — Из Фив.

Клэр беспомощно пожала плечами.

— Я солгала.

— Зачем? — Голос Маркоса звучал резко, все его поведение разительно переменилось.

— Ну… так было проще.

— Проще?

— Я не была до конца уверена, что вы именно те самые Стефанидесы, которых я ищу.

— Могла бы спросить.

Клэр отчаянно искала слова, чтобы все объяснить.

— Духа не хватило. Подумала, вы решите еще, что я просто-напросто добиваюсь отступного… Денег, — уточнила она, видя, что Маркос недоуменно свел брови. — А я хотела всего-навсего выяснить, кем был мой настоящий отец.

— Ложь! Наглая ложь! — взорвалась Олимпия. — Никакой свадьбы не было!

— Была! — вспыхнула Клэр. — Они познакомились в университете и влюбились друг в друга. А о свадьбе молчали потому, что знали: все будут против. Никос погиб как раз по дороге домой, когда летел, чтобы все рассказать. А моя мать не знала о его семье ничего, кроме того, что он из Домокоса.