* * *

Во время следующей перевязки я спрашиваю Шторма, почему он отрезал косички. С одной стороны, чтобы отвлечь его от боли, с другой — мне любопытно. И я хочу наконец услышать, как он говорит. Он почти всегда молчит.

Шторм пожимает плечами, хотя это, определённо, причиняет ему боль, и отвечает равнодушно:

— Захотелось что-то изменить.

Он сидит на больничной койке, а я осторожно накладываю повязку ему на грудь. Дренаж убрали, и шов больше не мокнет. О сквозной ране в предплечье уже не стоит и говорить.

— Твои раны заживают поразительно быстро, как ураган. Ты делаешь честь своему имени.

Я улыбаюсь ему, чтобы он не выглядел таким хмурым, но он просто фыркает. Он не облегчает мне задачу.

— Шторм — это не просто ураган, это ещё и горячая кровь, боевой дух, сила… это имя мне больше не подходит.

В его голосе столько разочарования, что у меня сжимается сердце.

— На данный момент, может быть. Но ты выздоровеешь. Может быть, ты хочешь, чтобы я звал тебя Кейном?

После того, как я закрепляю свежую повязку на его груди, он откидывается на подушку и закрывает глаза.

— Я ничего не хочу, просто чтобы меня оставили в покое.

Шторм кажется отстранённым, не проявляет ко мне романтических чувств. Он позволяет мне осматривать его рану, но мои прикосновения действуют на него как удар током. Он постоянно вздрагивает. Но, по крайней мере, они не оставляют его безразличным. Вот только они ему неприятны или он подавляет возбуждение? Может, он лишь разыгрывает передо мной душевную травму? Постепенно я начинаю сомневаться, давит ли на него депрессия или дело в чём-то другом. Или он просто ненавидит меня, потому что я его предал. Но тогда он не признался бы мне в любви, когда его принесли.

Проклятье, этот парень сбивает меня с толку! Я едва могу думать ясно.

Как врач, я считаю, что у него, скорее, депрессия. К сожалению, в худшем случае, она может длиться годами. Нет никакой гарантии, что Шторму вскоре станет легче. Он может даже полностью от меня отвернуться, чтобы я не напоминал ему о причинах его угнетённого состояния. Ведь весь его мир рухнул, жизненной цели больше не существует.

Перед тем, как отойти, я провожу большим пальцем по соску на здоровой стороне груди. Сосок сразу сжимается, а Шторм хватает ртом воздух.

В нём ещё остались чувства! По крайней мере, сексуальные…

— Поговори со мной! — прошу я, а сам думаю: «Мне тебя не хватает».

Я так хотел бы погладить его покрытые густой щетиной щёки. Он ещё не брился, и выглядит чертовски мужественно.

Не открывая глаз, Шторм отворачивается:

— Я хочу спать.

Я очень скучаю по прежнему весёлому парню, который ходил по квартире голым и повсюду оставлял беспорядок.

Я тоже чувствую себя уставшим, и одиноким, хотя Шторм рядом. Не только он потерял свой дом. Месяцы борьбы против режима и постоянный страх быть пойманным опустошили меня. Но я постепенно привыкаю к Резуру, нахожу себя. Только расслабиться никак не могу — беспокойство о Шторме не даёт.

Чёрт побери, я тоже имею право быть в депрессии! Но не могу себе это позволить. Хотя, если настроение у меня не изменится, придётся заказать антидепрессанты из Уайт-Сити.

* * *

Я бы нашёл время, чтобы заботиться о Шторме, если бы он позволил. Но поскольку он явно не хочет меня видеть, я снова погружаюсь в работу.

После падения режима, нагрузка стала меньше — многих больных теперь лечат в больнице Уайт-Сити, и мне приходится искать для себя другие задачи. Поэтому я делаю трансляции исторических материалов по городской сети, чтобы люди из-под купола могли расширить свои знания. Сенат многое от них скрывал.

Шторм всё ещё холоден со мной и почти не разговаривает. Хотя это доставляет мне адские муки, я не могу его в этом винить. Для него я, должно быть, всё ещё остаюсь предателем.

Дни проходят без значительных изменений в его поведении. Здоровье идёт в гору, пусть и не достаточно быстро для него. Шторм не может дождаться выписки.

По моей просьбе, Вероника привезла из Уайт-Сити новенький планшет, чтобы Шторму было чем заняться. Теперь он может читать и играть. Передать ему планшет я попросил Саманту, потому что у меня он бы его не взял. Шторм такой упрямый! Я уже не знаю, как до него достучаться.

Саманта несколько раз пыталась завести с ним разговор обо мне, но он немедленно его обрывал. Наверное, пора мне признать, что между нами больше ничего не будет. Но я просто не могу…

* * *

Несколько дней спустя я так же взволнован, как и Шторм. Наконец-то он выходит из больницы; правда, ему сразу же надо идти на заседание суда на первом этаже пирамиды, поэтому у нас снова нет времени побыть вдвоём. Я молюсь, чтобы его не посадили в тюрьму. Ведь он пришёл в город как враг. Но если всё пройдёт хорошо, он будет жить со мной. Чему я безмерно рад. Там я смогу спокойно поговорить с ним обо всём, что нас тяготит.

Саманта ещё раз обследовала его — у меня для этого слишком дрожат руки. Рана отлично зажила, остался лишь бледный рубец, а от ранения в руку — тёмное пятно. Только напрягаться Шторму нельзя, да он и вряд ли сможет, потому что функция лёгких восстановлена пока не полностью. Это может занять ещё несколько недель.

Я привожу Шторма в свою маленькую комнатку, чтобы он мог принять душ и переодеться в свежее. Я жду за дверью, потому что под моим взглядом Шторм явно чувствует себя неловко. Ему стыдно? Или он меня ненавидит?

С тяжёлым сердцем я хожу по коридору взад-вперёд, наедине со своими изматывающими мыслями, и когда он, наконец, выходит из комнаты, мы едем вниз.

В лифте я не могу не смотреть на него. Он одет в свободные джинсы и облегающую чёрную футболку, которая почти неприлично подчёркивает мускулы. Поскольку Шторм чисто выбрился, — оставил только острую бородку, — его лицо гладкое, и выделяются контуры скул.

Раньше лицо обрамляли косички, отчего оно казалось мягче, но новый образ нравится мне даже больше, и теперь я ещё сильнее изнываю по этому сексуальному парню.

* * *

В большом зале, который высотой в несколько этажей и сужается кверху, как всегда оживлённо. В нём сильно пахнет едой и отовсюду доносятся голоса. Здесь стоят торговые ларьки, один прилеплен к другому. Есть ресторан, два кафе и разные магазины — я словно нахожусь в торговом центре Уайт-Сити, но есть большая разница. Здесь это похоже на восточный город, как было задумано ещё до взрыва. От гостиничного освещения работает всего несколько ламп, поэтому в зале мрачно. Кроме того, здесь нельзя расплатиться, отсканировав большой палец руки, — платят просто фишками казино, которыми наполнены карманы людей. В Уайт-Сити уже работают над созданием нового платёжного средства, которое будет действовать в обоих городах.

Джекс, Саманта, мэр и другие члены Городского совета являются членами суда Резура, который за закрытыми дверями вынесет решение относительно Шторма. На этот раз граждане присутствовать не будут, потому что после падения режима должно быть создано как можно меньше точек трения. Против Воинов всё ещё достаточно много оговорок, поэтому никому не нужно знать, что у Шторма было задание уничтожить Резур, тем более, что он этого на самом деле не хотел. Он отправился на задание только чтобы убедиться, что со мной всё в порядке. Я мучил Айса вопросами по этому поводу, пока у него не появилось желание свернуть мне шею, потому что я его нервировал, но он всегда говорил мне одно и то же: «Шторм шёл, чтобы увидеться с тобой».

Я больше в это не верю. Шторм стоит рядом, но даже не смотрит на меня.

— Всего наилучшего, — говорю я ему, когда он вместе с остальными заходит в театр.

— Спасибо, — бормочет он, не глядя на меня, и двери перед моим носом закрываются.

Мне нельзя присутствовать на заседании, потому что я не член Городского совета. Я с нетерпением жду, когда закончится суд, и бесцельно брожу между ларьков, следя за дверью в зал.

Когда через час она, наконец, открывается, Шторм проходит мимо, наказывая меня этим отвратительным пренебрежением.

Я сразу же пристаю к нему:

— Как всё прошло?

— Я свободен, — отвечает он без энтузиазма.

Я так рад этой замечательной новости, что хотел бы обнять его! Но он не останавливается, всё идёт и идёт по залу.

— Может быть, отпразднуем это в ресторане? — Да, я в праздничном настроении. Шторм здоров и свободен. — Я могу ещё на час отпроситься с работы. Пациентов не много, и доктор Никсон здесь. — Я едва поспеваю за его большими шагами. Он что, не может остановиться?

— Мне срочно нужно на воздух, — бормочет Шторм.

— Показать тебе Резур? — кричу я, потому что отстал на несколько шагов и люди вокруг создают сильный шумовой фон.

— Я пойду один.

Он бросает на меня такой мрачный взгляд через плечо, что я резко останавливаюсь.

Словно он меня ударил, моя улыбка гаснет и эйфория проходит. Моё горло сжимается, за грудиной адская боль. Грустный и обиженный я смотрю, как Шторм исчезает между двумя прилавками базара. Внутри меня медленно расползается тупая пустота, похожая на бессилие. Когда же я отвернусь от него, оттого что больше не смогу терпеть отказы?

Только когда на моё плечо ложится рука, я поспешно вытираю глаза и оборачиваюсь. Это Саманта. Должно быть, она шла за нами.

— Пойдём, давай поговорим.

Она берёт меня за руку и тянет в маленькое кафе в дальнем конце зала. Там мы садимся за свободный столик, и она рассказывает мне, как прошло заседание суда.

— Айс замолвил за него словечко и смог убедить всех, что он пришёл только из-за тебя. — Айс заслужил всеобщее доверие. Большую часть времени он проводит с Вероникой в Уайт-Сити, чтобы сформировать новое правительство. — Шторм — свободный человек.

Глубоко вздохнув, я опускаю голову и делаю вид, что с интересом изучаю меню. Я никак не могу унять жжение в глазах.

— Он ненавидит меня, Сэм.

Как бы ни был я рад его освобождению… Его отношение ко мне убивает.