Винго вздохнул: «Вот Мирон, наверное, еще не успел стать циником. Он охотно, с гордостью назовет стремления, ведущие его по жизненному пути».

«Могу ответить за него! — вызвался Шватцендейл. — В данный момент у него два важнейших стремления. Прежде всего, он стремится лишить невинности дочь хозяина таверны. Во-вторых, он стремится вернуться в свою каюту на борту «Гликки», не потеряв шкуру в процессе достижения первой цели. Во всех других отношениях Мирон — астронавт и бродяга, не отягощенный духовными заботами».

«Отчасти это верно, — признал Мирон. — Но есть и третье стремление, никогда меня не покидающее. Оно относится, главным образом, к человеку по имени Марко Фассиг и к моей двоюродной бабке Эстер, путешествующим на космической яхте «Глодвин». Всякий раз, когда я о них вспоминаю, я испытываю приступ ярости, который, как я подозреваю, вполне можно назвать «стремлением»».

«Что поделаешь! — развел руками Винго. — Довольно вспоминать старые обиды. Смотрите-ка!» Он указал на застекленный стеллаж, стоявший у стены. Над стеллажом висела табличка:

«КАМЕННЫЕ ТАБУ-АМУЛЕТЫ, ВЫРЕЗАННЫЕ ДИКАРЯМИ ЮЧЕ С ЮЖНЫХ ГОР. НАХОДЯТ ПРИМЕНЕНИЕ КАК СРЕДСТВА ПСИХИЧЕСКОГО УСТРАШЕНИЯ. ЭКСПОНАТЫ ПОХИЩЕНЫ ИЗ ПЕЩЕР С РИСКОМ ДЛЯ ЖИЗНИ! ЗА КАЖДЫМ СИМВОЛОМ ТАБУ СКРЫВАЕТСЯ УЖАСНОЕ ЗЛОДЕЯНИЕ.

ПРЕЙСКУРАНТ ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ПО ЗАПРОСУ».

Винго поднялся на ноги; Шватцендейл тоже вскочил, и они отправились разглядывать «амулеты ужаса». Мирон собрался было последовать за ними, но заметил, что девушка-официантка смотрит в его сторону. Он снова сел и поднял руку, подзывая ее. Девушка подошла: «Да, сударь? Принести еще эля?»

«Нет. Я хотел с тобой поговорить».

Официантка с сомнением улыбнулась, оглянулась через плечо в сторону бара, снова повернулась к Мирону и тихо сказала: «Похоже на то, что ты учился в колледже».

«Да, — удивился Мирон. — Откуда ты знаешь?»

«Достаточно на тебя посмотреть, услышать твой голос. Чему ты учился?»

«Как обычно, всему понемногу. Начал с экономических флуктуаций, потом занялся теоретической эстетикой, но в конце концов перешел на факультет космологии, на чем и остановился. А ты где-нибудь училась?»

Девушку этот вопрос позабавил: «Я знаю только то, про что читала. Но я хотела бы жить по-другому».

«Даже так? И как бы ты хотела жить?»

«Я хочу уехать отсюда и никогда не возвращаться! Может быть, я смогла бы учиться в колледже — так же, как ты. Разве это невозможно?»

«Не вижу, почему бы это было невозможно. Но чему бы ты хотела учиться?»

«Всему, что можно узнать».

Мирон нахмурился, не будучи уверен в том, чтó можно было на это ответить. На самом деле, конечно, осуществление надежд юной официантки следовало считать маловероятным.

Девушка словно угадывала его мысли: «Значит, мне не на что надеяться?»

«Это было бы непросто. Но все возможно!» — храбро заявил Мирон.

«Вот и я себе говорю то же самое. У меня мало денег — их не хватит, чтобы заплатить за проезд на другую планету. Не могла бы я работать на космическом корабле?»

Мирон колебался: «Бывает, что на пассажирском звездолете не хватает стюардессы или медсестры. На грузовом судне вроде нашего свободных мест обычно нет. Хотя иной капитан мог бы взять с собой хорошенькую девушку, чтобы она делала ему массаж и грела ему постель. Тебя смущает такая перспектива?»

Девушка задумалась: «Это не нанесло бы мне особого вреда. Думаю, что соглашусь, если капитан — не слишком грубый и неприятный человек». Она покосилась на Мирона и тут же отвела глаза: «А ты — капитан?»

Мирон рассмеялся: «Если бы я был капитаном, мы сегодня же улетели бы отсюда на моем корабле! Но я всего лишь суперкарго, седьмая вода на киселе».

«И ты не можешь взять меня с собой?»

«Мне не позволят. Но проезд на пассажирском звездолете стóит не так уж дорого».

«Я скопила кое-какие деньги — немного. Скорее всего, недостаточно».

«Сколько?»

«Тридцать шесть сольдо».

«За пятьдесят сольдо ты могла бы купить билет до Танджи, а там, скорее всего, нашла бы какую-нибудь работу — может быть, на борту пакетбота, и таким образом сумела бы долететь до Сарбейна, до Легенды Арктура или даже до Древней Земли».

«Это было бы чудесно! Но у меня нет таких денег».

«А отец тебе не поможет?»

«Нет, — она снова оглянулась через плечо в сторону бара. — Он хочет, чтобы я оставалась здесь и работала в таверне. Когда я болтаю с инопланетянами, он злится. Он думает, что я продаю себя за деньги».

Мирон вопросительно взглянул ей в лицо: «Но это не так?»

«Нет — хотя это не имеет большого значения. Ты дал бы мне денег?»

Несколько секунд Мирон не знал, что сказать. Наконец он спросил: «Зачем?»

«Чтобы помочь мне улететь с Терца — если хочешь, я могу тебе отдаться».

«Заманчивое вложение капитала! — выпалил Мирон. — Я мог бы расстаться… скажем, с пятью сольдо».

Девушка снова на мгновение встретилась с ним глазами: «Моя смена скоро кончится. Если ты не прочь поделиться со мной деньгами, ты можешь это сделать в интимной обстановке. Мне тебе нечего предложить, кроме себя, и, если тебя это устраивает, я так и сделаю. Не только из-за денег, но и потому, что ты мне нравишься — я тоже хочу чем-нибудь с тобой поделиться».

«Это меня несомненно устраивает».

«Дверь в мою комнату — средняя в том коридоре, за стеллажом. Я оставлю ее приоткрытой».

Девушка отошла, бросив еще один задумчивый взгляд через плечо. Вскоре Мирон заметил, что она положила поднос на стойку бара, обменялась парой слов с хозяином заведения и потихоньку выскользнула из трактира.

Тем временем Шватцендейл и Винго вернулись к столу. «Так-так, что тут у нас происходит? — спросил наблюдательный механик. — Если она тебя соблазняет, выбрось ее из головы. Все, что ей нужно — твой замечательный светловолосый скальп. За твою редкостную шкуру она получит кругленькую сумму».

«Чепуха! — возразил Мирон. — Мы обсуждали возможности высшего образования. Она хочет улететь с Терца, а для этого ей нужны деньги. Я согласился дать ей пять сольдо, и она согласилась отплатить услугой за услугу. Я понимаю, что все это звучит в какой-то степени вульгарно, но на самом деле это совсем не так. Возможно, она придерживается местных традиций и презирает целомудрие — что с того? Она не рассматривает такую сделку как торговлю своим телом».

«Совершенно верно! — согласился Шватцендейл. — Ей нужна твоя шкура. За нее она получит как минимум пятьдесят сольдо — может быть, даже больше».

«Не могу в это поверить! — пробормотал Мирон. — Она отчаянно хочет сбежать с этой проклятой планеты. Кроме того, кажется, я ей нравлюсь».

Механик разразился язвительным смехом: «Она принесла тебе кружку эля и влюбилась в тебя с первого взгляда. Ты действительно так думаешь?»

«Разве такого никогда не бывает?»

«Все бывает. Случаются и другие, еще более невероятные вещи. Шуйи очень сноровисто обращаются с небольшим инструментом — его достаточно воткнуть тебе в шею и повернуть, тем самым отделив спинной мозг от головного. Смерть наступает мгновенно и почти безболезненно; кроме того, шкура остается практически неповрежденной».

«У нее и в мыслях нет ничего подобного — не могут же инстинкты настолько меня обманывать! Бьюсь об заклад, что я не ошибаюсь!»

Восклицание Мирона носило чисто риторический характер — он забыл о наклонностях Шватцендейла.

«Превосходно! — оживился механик. — С тебя десять сольдо чистоганом, если она попробует снять с тебя шкуру, тем или иным способом. По рукам?»

«По рукам!» — отважно отозвался Мирон, хотя его уже начинали одолевать сомнения.

Винго возмутился: «Нельзя заключать пари на таких условиях! Жизнь Мирона будет в опасности — особенно в том случае, если у нее есть сообщники».

«Мы примем меры предосторожности, — успокоил стюарда Шватцендейл. — Я буду стоять у двери и смотреть в щелку».

«Нет, ни в коем случае! — запротестовал Мирон. — Тогда я не смогу ничего сделать».