И вот наконец солнце падает и погружается в багровую воду, поднимая клубы пара. Слышится пронзительное шипение: так шипит костер, когда его заливают водой. Море волнуется, колышется вокруг черного колодца, всасывающего свет. Вода насыщается его сиянием и становится прозрачной, лиловой, зеленоватой, голубой. Стаи рыб устремляются, чтобы полакомиться последними крупицами света.

Еще миг — и все кончено. Последняя высокая волна — и море смыкается над скважиной, поглотившей солнечный диск. Все вокруг мгновенно становится черным. Найя Найя еще кружит над закрывшимся колодцем, плавает, словно обломок кораблекрушения, среди пены и лопающихся белых пузырьков. Потом медленно плывет к берегу неторопливым ровным кролем. Ее платье липнет к животу. Тепло мало- помалу покидает воду, и, выбравшись на обросшие мхом утесы, Найя Найя вся дрожит и стучит зубами. Но все равно она рада, что дошла до самого конца дорожки из солнечных бликов. Она ведь любит путешествовать далеко-далеко, в удивительные страны, откуда человек никогда не возвращается таким, каким был.

[144]

«Меня зовут Дождинка. Я живу высоко в серых тучах. Никто не может увидеть моего лица, оно навсегда скрыто туманом. Я совсем одна в своем жилище и, когда мне скучно, ерошу себе волосы. У меня масса легких волосков, я их распускаю, и они тихо падают к земле, образуя множество серых лучей. Меня никто не знает, никто. Там, где я живу, есть большие комнаты — углубления в тучах, мягкие, укромные уголки, подушки, гамаки и диваны. Свет сюда почти не проникает. Он такой тусклый, такой бледный, что различить что-нибудь можно, лишь подолгу вглядываясь перед собой. Здесь нет ничего резкого, ничего устрашающего, никаких молний или грома — только журчание воды, крохотных водопадов, заполняющих невидимые водоемы. Если ты хочешь подняться ко мне, тебе надо присесть в саду и подождать. Люди с зонтами не в состоянии ко мне взобраться. Они идут, сгорбившись под своими большими черными зонтами, спеша укрыться от дождя. Но ты, если захочешь, сможешь подняться ко мне: сядь под дерево и прислушайся к шуршанию моих волос, которые касаются земли и листьев. К тихим мерным звукам, навевающим сон. Я обитаю на границе сна. Здесь не спят по-настоящему, но и не просыпаются до конца, прислушиваясь к шуму воды, перетекающей вот так, из водоема в водоем, пока она не достигнет жаждущей земли. Солнца нет. При мне оно появиться не может. Мы не слишком друг друга любим, ведь оно жжет и иссушает, а я несу прохладу и мрак. Ветер тоже не очень меня жалует, ведь из-за Дождинки Большой Ветер ослабевает. Иногда, правда, он берет верх, и мне приходится ретироваться, уноситься прочь вместе со своим тайным жилищем в серых тучах.

[145]

Я действительно обитаю высоко в небе, и мой дом везде. Из-за тумана никто не может видеть моего лица. Но я делаю это, когда хочу: чтобы кто-нибудь ко мне пришел, я развязываю и распускаю волосы, и из них получаются веревочки, по которым можно забраться наверх. У меня столько волос, что они покрывают все небо. У меня теплое и нежное лицо, где, если тебе захочется, ты сможешь прийти и спрятаться. Во впадинах щек, на лбу, у основания затылка есть хорошие уголки для тебя. Тебе будет неплохо там, в густом тумане, ты никого не увидишь, и никто не увидит тебя. Как если бы ты спрятался в листву дерева или в густой мех. Ты чувствуешь, как у меня по коже пробегают мурашки, как бьется мое сердце. Мое лицо — дворец. Приходи, пусть мои волосы несут тебя, они легкие и гибкие и ведут к вершине небес. Подступаясь к моему лицу, ты оставляешь неприглядные земные мысли. К тебе спешат другие, и тебе открываются самые различные вещи, которые наполняют тебя радостью. Небо не всегда серое, оно бывает и розовым, и ты можешь вдалеке различить большие синие пятна, озера — источники небесной влаги. Такого синего цвета на земле нет. Из голубых озер проистекает и мой взгляд. Это как вода, которая бесконечно с шумом водопада опускается вниз, падает мелкими каплями и приносит успокоение вещам, охваченным пламенем.

Приходи, тут для тебя приготовлена комната. Ты не будешь испытывать холода, голода, страха. Тебя постоянно будут убаюкивать струи воздуха, но тебе даже не надо будет засыпать. Под моим тихим взглядом ты почувствуешь прохладу. Будет и музыка, такая прекрасная, что потом ее нельзя будет вспомнить. Музыка, таящаяся в облаках, она скользит и покачивается взад-вперед.

В моем дворце непрерывно течет вода. Везде множество ручейков и водопадов, водоемов, которые то наполняются, то волшебным образом опорожняются. Вода немного холодная, она течет быстро, хлещет сразу со всех сторон. Светлая и чистая, она и питает, и утоляет жажду. Если ты захочешь пить и проголодаешься, тебе достаточно будет откинуть голову назад и открыть рот — вода польется тебе в горло. Эта вода очень необычная, она останавливает время. Она не такая тяжелая, как вода земных озер и водохранилищ, она очень летучая, и тысячи ее капель рассеиваются в мгновение ока. Она смешивается с тусклым светом, колебля его живые частицы. Когда вода спускается вниз, земля жадно вбирает ее всеми своими порами. Такая вода бывает только в моем [146] дворце. Когда ее пьешь, внутри словно раздается вздох и перед глазами, как во сне, начинают возникать прекрасные видения.

Ты видишь, как из тумана появляются белые птицы, звезды, причудливые узоры, языки пламени, цветы. Все это распространяется вширь, исчезает, возникает снова. Ветра нет, все кругом спокойно. Ты погружаешься в мои волосы и слышишь музыку множества водопадов. Это страна Дождинки. Самые прекрасные вещи появляются лишь на несколько секунд и тут же скрываются в морщинах облаков. Тебе даже нет нужды размежать свои веки. Мои глаза смотрят за тебя, и твоя мысль следует за моей.

Меня зовут Дождинка. Я тихо лечу к земле, и волосы мои растрепались. Тротуары и шоссе при мне чуть-чуть блестят, и мне неведомо, куда подевалось солнце. Оно исчезло за моим жилищем в облаках, покинуло небо, тоже отправилось в путешествие. Мой свет тускл, он не оставляет черных отметин. Но приятно ступать по земле, когда я рядом. Люди, сгорбившиеся под черными зонтами, вызывают у меня смех. Я покалываю и щекочу им лица частыми капельками, летящими с неба. Мои волосы развеваются и слегка шуршат, но их шуршание трудно услышать из-за шума моторов, колес, шагов, из-за рева самолетов. Но, проходя совсем рядом с деревьями, ты начинаешь его слышать — тихий шепот, перестук дождя. По листьям, по крыше кафе. Постукивание капель по цинковой кровле напоминает движение морских волн. Когда я здесь, на небе, все цепенеет. Не холодно, но как будто всех вот-вот одолеет сон. Люди идут гуськом, на некотором расстоянии друг от друга. Я люблю тех, кто без зонтов. Именно их я призываю к себе, их, в одежде, прилипшей к телу, и с множеством маленьких жемчужин в волосах. Все молчат. Никто не хочет говорить, пока я тут. Когда разражаются грозы, с молниями и смерчами, и все кругом дрожит и распадается на части, тогда приходится прижиматься друг к другу, делиться своим теплом, своим дыханием и говорить, говорить, говорить все равно что, лишь бы прогнать страх.

Дождинка — волшебница. Она умеет держаться на расстоянии, умеет произносить еле слышные фразы. Как будто в воздухе кто-то есть, кто-то неотрывно на вас смотрит, шепчет вам в уши.

Вода Дождинки не извергается мощными потоками. Моя вода медленно капает с крыш, стекает по водосточным тру- [147] бам, по желобам. Моя вода сочится и падает с неба почти бесшумно, и никто не знает, откуда она взялась. У меня столько волос, что я могу полностью накрыть ими равнины и долины рек.

Те, кто умеет слышать, знают, что Дождинка не молчит, она рассказывает истории. Она говорит уйму всяких изящных и нежных вещей, поет песни, твердит считалки, под сурдинку читает стихи. Люди не обращают на мой голос внимания. Они проходят мимо, скукожившись под своими большими черными зонтами, проходят быстро, не останавливаясь. Я гляжу на них с высоты своего жилища в облаках, и мне смешно: зря они так спешат, ведь им все равно не укрыться от моих капель. Люди глухи и слепы, они словно роботы. Мои волосы мешают им, не дают идти своей дорогой. Тысячи моих волосков покалывают им лица.