Когда он пришел в себя настолько, чтоб видеть и думать, они уже ехали в машине. Мимо мелькали огни улиц. За рулем сидел Сережа.

Как же хорошо! Жить, просто жить…

— Вы с ума сошли! — были первые Сережины слова. — Вам нельзя ходить по городу одному. А вы к тому же нашумели, только ленивый не слышал о том, что вы ищете Форша.

— Да, получилось плохо. — Констатировал Иннокентий Борисыч. — Спасибо, Сережа. Огромное спасибо. Ты спас мне жизнь, они меня чуть не убили.

В ответ тот что-то пробурчал.

— В отеле что-нибудь осталось? — Через некоторое время спросил он. — Что-то нужное? Документы, деньги?

— Деньги.

— Сколько?

Мишкин ответил, Сережа присвистнул:

— Придется заехать. Риск, конечно, но вряд ли они успели… Я пойду. С таким лицом вам нельзя.

Под отелем машина простояла ровно пять минут. За это время Сережа успел взять из камеры хранения деньги и выписать Мишкина из номера. Выскочив из отеля, он быстро нырнул в машину и резко стартовал. Похоже, порывистость была в его характере. Вряд ли за ними действительно кто-то так уж гнался.

Квартиру, в которую Сережа привел Иннокентия Борисыча, снимал кто-то из русских иммигрантов. Она находилась в недорогой части города, состояла из трех комнат с кухней и ванной, в каждой комнате жило несколько человек. Все это были заробитчане — некоторые на легальном положении, но многие жили по просроченным визам, перебивались мелкими подработками и искали способы остаться. У Сережи тут был свой угол, с большинством соседей он состоял в приятельских отношениях. Можно только удивляться, как много он успел за такое короткое время. А ведь они с Димой его сильно недооценивали!

— Итак, — сказал Иннокентий Борисыч, добравшись до спокойного угла, где можно было примоститься. Боль в животе стихала, голова прояснилась. — Что ты узнал?

— Вы были правы. Это было похищение.

Первое подтверждение того, что Марина жива. До сих пор это были не более чем фантазии озабоченных друзей, стремление мужа справиться с горем. Но все это не имело и капли доказательности, и, как песочный замок, грозило быть смытым первой же волной надвигающихся фактов.

Иннокентий Борисыч шумно вздохнул и закрыл глаза. Он бы должен радоваться, но почему-то хотелось плакать.

— Это доказано? — Спросил он.

— Вполне.

— Как?

— Мы нашли исполнителей. Тех, кто разбил машину и транспортировал женщину.

— А они не могли придумать это под давлением, гм, ваших людей?

— Нашли ее вещи — сумку и кое-какие бумаги. Мы пока не знаем заказчика… вернее знаем, но… — он замялся.

— Продолжай.

— Челюсть сам назвал этого человека. Они были знакомы — много лет назад. Но мы знаем, как его звали тогда, мы не знаем, как его зовут теперь, и где он живет. Ничего, кроме предположений.

Повисла тишина. Вопрос, которого он до сих пор тщательно избегал, теперь громко требовал, чтоб его задали.

— Что их связывает? — Наконец спросил Иннокентий Борисович. — Что общего у Марины с Челюстью?

Он был готов ко всему. Что у нее был любовник, что любовник ее бандит, что она вместе с ним разрабатывала план нападений, воровала брильянты — что угодно, но только не то, что услышал в ответ.

— Они вместе учились.

— Что?

— В университете. Они были однокурсниками, он тогда еще не был… Челюстью. Ну, вы понимаете, девяностые. Тогда много чего происходило. Они были друзьями. Потом его посадили. Понимаете, ему приятно видеть ее имя в газетах. Он часто говорил, что умный человек пробьется и без чужой помощи, и всегда приводил в пример Марину Сергеевну.

— И поэтому он приставил ко мне тебя?

— Он меня не приставлял.

— В смысле?

— Я вызвался сам.

Как говорила Алиса, «все страньше и страньше».

— Почему?

— Я его племянник.

— Ну и что?

— Да он мне все уши прожужжал, когда я поступать собирался. Пойди туда, пойди сюда, Марина то, Марина се. Ну, я и поступил. Марина Сергевна вела у нас историю культуры.

Тут Сережа почему-то покраснел и свернул тему. Иннокентий Борисович не настаивал. Для одного дня достаточно откровений. А если, как он подозревал, что-то оставалось за скобками Сережиного рассказа, то у каждого мальчика должны быть свои секреты.

И все-таки Сережа не утерпел. Ночью, когда все улеглись и засыпали, он сказал:

— А я вас тогда видел. Вы приходили на факультет. С цветами.

Иннокентий Борисыч не ответил. Когда-то, действительно, он приходил на факультет с цветами. Когда-то давно, и безо всякого повода. Но потом все реже и реже.