- Так что?

- Так что я убил ее. Послушайте, - сказал я. Я чувствовал, что мне нужно говорить быстро. Не в том дело, что я торопился. Просто нужно было избавиться. - Я вам расскажу все, что знаю. В тот день, когда я ее убил, я проснулся утром, и свежие простыни подо мной скрипели, солнце пробивалось сквозь белые занавески и яркие красно-голубые портьеры. Шкаф, полный моей одежды - моей, понимаете?

До того у меня никогда своего не было. А внизу Мириам суетится с завтраком и смеются близнецы. Смеются вместе с ней, заметьте, а не только друг с другом, как всегда раньше.

- В соседней комнате ходит Джейни, напевает, и когда я ее увижу, у нее будет сияющее лицо. Я встал. Есть горячая-горячая вода, и зубная паста обожгла мне язык. Одежда мне по росту, и я спускаюсь вниз, и все уже там, и я рад их видеть, я они рады видеть меня, и все садятся, и приходит мисс Кью, и все приветствуют ее.

- Так проходит утро, потом уроки с перерывом в большой длинной гостиной. Близнецы, высунув языки, рисуют алфавит, вместо того чтобы писать его, а Джейни, когда наступает время, рисует картину, настоящую картину, с коровой среди деревьев и желтым забором на расстоянии. А я сижу, зажатый между двумя частями квадратного уравнения, и мисс Кью наклоняется, чтобы помочь мне, и я ощущаю запах ее сухих духов. Я наклоняю голову, чтобы чувствовать их лучше, а на кухне слышен стук котлов, которые задвигают в печь.

- И так проходит середина дня, снова уроки, и гуляние во дворе, и смех. Близнецы гоняются друг за дружкой, они бегают на своих двоих. Джейни рисует листья на своей картине, пытаясь сделать так, как учит ее мисс Кью. А у Бэби большой новый манеж. Бэби не очень много двигается, он просто смотрит и пускает слюнки. И он всегда накормлен, и на нем чистая одежда.

- И вечера, и ужин, и мисс Кью читает нам, меняя голос каждый раз, как заговаривает новый персонаж, читает быстро и шепотом, когда чтение ее смущает, но все равно выговаривает каждое слово.

- И мне приходится убить се. Вот и все.

- Ты не сказал почему, - заметил Стерн.

- Вы что - дурак? - крикнул я.

Стерн ничего не ответил. Я перевернулся на живот, подпер подбородок руками и посмотрел на него. По его внешности ни за что не поймешь, что у него внутри, но мне показалось, что он удивлен.

- Я объяснил почему, - сказал я.

- Не мне.

Неожиданно я понял, что требую от него слишком многого. И медленно сказал:

- Мы просыпались в одно и то же время. Мы делали то, чего хотят другие. Мы проживали дни по образу других, мыслили чужими мыслями, произносили чужие слова. Джейни рисовала чужие картины, Бэби ни с кем не разговаривал, и все были довольны. Теперь понимаете?

- Еще нет.

- Боже! - сказал я. Немного подумал. - Мы не слишивались.

- Не слишивались? А! То есть после смерти Лоуна.

- Нет, тут совсем другое. Как будто в машине кончился бензин. Но машина-то осталась, в ней все исправно. Просто нужно подождать. Но после того как мисс Кью приняла нас, машина начала разваливаться на части, ясно?

Наступила его очередь задуматься. Наконец он сказал:

- Мозг заставляет нас делать странные вещи. Некоторые из них кажутся абсолютно неразумными, не правильными, сумасшедшими. Но краеугольный камень работы мозга в следующем: во всем, что мы делаем, есть железная, неопровержимая логика. Покопайся как следует и найдешь причину и следствия так же ясно, как и в любой другой области. Я сказал "логика"; я не говорю "правильность", "верность", "справедливость" или что-нибудь в этом роде. Логика и истина - две совершенно разные вещи, хотя для сознания, прилагающего эту логику, они часто кажутся совпадающими.

- Когда подсознание действует противоположно поверхностному сознанию, человек испытывает замешательство. В твоем случае я понимаю, на что ты указываешь: чтобы сохранить или восстановить особую личную связь между вами, тебе нужно было избавиться от мисс Кью. Но логики я не вижу. Не понимаю, почему восстановление этого "слишивания" стоило вновь обретенной безопасности, которая - ты сам это признаешь - вам нравилась.

Я в отчаянии сказал:

- Может, и не стоило.

Стерн наклонился вперед и указал па меня черенком трубки.

- Стоило, потому что заставило тебя сделать то, что ты сделал. После действия, возможно, обстоятельства выглядят по-другому. Но когда ты действовал, тебе важно было устранить мисс Кью и вернуть то, что было прежде. Я не понимаю почему, и, по-моему, ты тоже не понимаешь.

- Как мы это узнаем?

- Ну, давай перейдем к самой неприятной части, если ты готов. Я лег.

- Я готов.

- Хорошо. Расскажи обо всем, что случилось, перед тем как ты убил ее.

***

Я покопался в последнем дне, пытаясь ощутить вкус пищи, вспомнить голоса. Одно и то же возникало, исчезало и возникало вновь - ощущение свежих накрахмаленных простыней. Я отбрасывал его, потому что это начало дня, но оно возвращалось, и я понял, что это, напротив, конец.

Я сказал:

- Я уже рассказал о детях, которые делали то, чего хотели другие, и о том, что Бэби перестал разговаривать, и все были довольны, и наконец мне пришлось убить мисс Кью. Много времени ушло на то, чтобы дойти до этого, и еще больше чтобы начать. Мне кажется, я четыре часа лежал в постели и думал, прежде чем снова встать. Было темно и тихо. Я вышел из своей комнаты, прошел по коридору, зашел в спальню мисс Кью и убил ее.

- Как?

- Это все! - закричал я громко, как только мог. Потом успокоился. - Было ужасно темно.., все еще темно. Не знаю. Не хочу знать. Она любила нас. Но мне нужно было убить ее.

- Ладно, ладно, - сказал Стерн, - не надо пугаться. Ты...

- Что?

- Ты очень силен для своего возраста, верно, Джерард?

- Наверно. Достаточно силен.

- Да, - согласился он.

- Я по-прежнему не вижу логики, о которой вы говорите. - Я начал колотить кулаком по подушке, сильно, по удару на каждое слово:

- Почему - я - должен - был - это - сделать?

- Перестань, - сказал он. - Ты поранишься.

- Я должен пораниться, - ответил я.

- Да? - спросил Стерн.

Я встал, подошел к столу и налил себе немного воды.

- Что мне делать?

- Расскажи, что делал после убийства, вплоть до того, как пришел сюда.