— Погоди, Уэс, ты не можешь так…

— Нет. — Уэс жестом останавливает меня. — Послушай, я знаю, что это было неправильно. Знаю, что я просто до безумия ревновал и вымещал гнев и отчаяние из-за личных проблем на Спенсере. Теперь я все это понимаю, но тогда я не мог думать здраво. Я сказал, что ненавижу его. Что поцеловал тебя, потому что хотел причинить ему боль. Я хотел, чтобы он возненавидел меня так же, как я ненавидел его, потому что мне надоело чувствовать себя виноватым. Вот почему он напился. Не из-за тебя. Ты правильно поступила, что не села за руль и попыталась помешать ему сесть в машину. Я видел, как ты пыталась остановить его. Он оттолкнул тебя так, что ты упала на землю. Я мог бы остановить его. Я был намного крупнее. Мог вытащить его из машины и забрать ключи. Но я позволил ему уехать, потому что вы с ним поссорились, а я хотел остаться с тобой. — Он снова с отвращением усмехается и трясет головой. — Он был моим лучшим другом, а я хотел попытаться отбить его девушку.

Когда он наконец замолкает, мне становится дурно. Я не знаю, как к этому относиться. Я злюсь, но еще мне его жаль. Я ненавижу его, жалею и в то же время люблю. Этот разговор заставил меня вспомнить ту ночь, как наяву. Разбередил мои раны, и я чувствую, что снова ломаюсь.

— Тогда почему ты был так жесток со мной после? — спрашиваю я, хотя не уверена, что могу услышать еще какие-либо объяснения. — После его смерти… ты словно винил меня. Ты всегда меня ненавидел, но после этого в тебе появилось… какое-то новое отвращение, которое невозможно подделать. Если ты хотел быть со мной, то почему так сильно ненавидел меня после его смерти? Я была сломлена. Мне нужен был друг, который понимал бы, через что я прохожу.

Уэс стискивает зубы и так сердито смотрит под ноги, что мне начинает казаться, что я слишком задела его за живое, и он не собирается отвечать. Но потом он говорит:

— Я не мог находиться рядом с тобой. Я держал тебя, пока парамедики пытались спасти его, и когда Спенсер умер, ты разбилась прямо у меня в руках. Я почувствовал, как ты сломалась. И за это, и за аварию я винил только себя. — Он закрывает глаза и съеживается, словно от боли. — И что хуже всего, я не мог смотреть на тебя, потому что каждый раз чувствовал облегчение.

— Что? — Я бледнею.

Поникнув, Уэс пинает землю ботинком.

— Я отдал бы все, чтобы вернуть его — чтобы отмотать время назад и изменить события того вечера, — но в то же время, я чувствовал, что мне повезло. — Уэс поднимает глаза. В них стоит стыд. — Ведь он больше не стоял у меня на пути.

Я отшатываюсь, чуть не сбитая его извращенным признанием с ног. Чувствую, что меня может стошнить. Он не мог правда так думать. Он не мог ожидать, что я соглашусь…

— Я ненавидел себя за те мысли, — шепчет Уэс. — Я бы никогда не воплотил их в реальность. После этого я полностью вычеркнул себя из твоей жизни, потому что не мог позволить себе заполучить тебя. Я тебя не заслуживал. Покончить с собой я тоже не мог, потому что был недостоин и смерти. Моим наказанием была жизнь. Из-за меня погиб замечательный парень, а я хотел заполучить его девушку. Я был настоящим уродом. Был и есть, потому что даже сейчас продолжаю мечтать о тебе, о том, чтобы ты простила меня и сказала, что у меня все еще есть с тобой шанс. Я хочу этого так сильно, что схожу с ума.

Я снова бледнею и, пока он глядит на меня глазами, лишенными всякой надежды, начинаю дрожать.

— Я люблю тебя, Бэй. — Он тяжело выдыхает и обреченно поднимает ладони. — И всегда любил. С того самого дня, как ты сюда переехала. А то, что ты выбрала Спенсера, хотя могла встречаться с любым, заставило меня полюбить тебя еще крепче. Мне трудно находиться рядом с тобой. Я боюсь, что сорвусь и опять тебя поцелую. А я не заслуживаю того, чтобы целовать тебя. Я вообще не заслуживаю быть в твоей жизни. В тот вечер я разрушил все три наши жизни и поэтому должен страдать.

Я не могу больше это выносить. Не могу больше слышать ни слова. Меня душит паника, по лицу льются слезы, и я разворачиваюсь и убегаю к машине. Уэс не догоняет меня. И даже не окликает. Когда спустя пару минут я уезжаю в слезах и истерике от больницы, он по-прежнему сидит за столом и смотрит в землю, будто желая, чтобы она поглотила его и избавила от страданий.

Глава 24

Я бегу в свою комнату, настолько раздавленная, что на лестнице несколько раз спотыкаюсь. На втором этаже меня окликают из спальни сестры Джулия и Шарлотты. Захлопнув дверь своей комнаты, я падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушку. Прижимаю к груди плюшевого медведя и продолжаю рыдать.

Всего через секунду дверь в мою спальню распахивается. Джулия и Шарлотта садятся ко мне на кровать, и их присутствие почему-то заставляет меня плакать еще сильнее.

Шарлотта пристраивается у моих ног, а Джулия ложится рядом и обнимает меня. Через минуту рука Шарлотты ложится на мою ногу, как бы говоря о том, что она тоже рядом.

Ни одна из них не произносит ни слова, а когда мои отчаянные рыдания превращаются в тихие изнеможденные всхлипы, Джулия начинает гладить меня по волосам, как всегда делает наша мама.

Я поворачиваюсь к ней лицом, и она дарит мне мягкую, ободряющую улыбку и продолжает поглаживать мои волосы, убирая пряди со лба, а затем заправляя их за ухо. Это обычное проявление нежности не просто успокаивает, оно словно исцеляет мою измученную душу. Как будто Джулия, просто находясь рядом со мной, пока мне так больно, каким-то образом залечивает зияющую в моем сердце дыру.

Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох и прижимаюсь лбом к ее лбу. Она дает мне еще минут пять, потом мягко шепчет:

— Хочешь поговорить об этом?

Я никогда не относилась к тем, кто легко открывается перед людьми, но сейчас рядом с сестрой я чувствую себя в безопасности. Я открываю глаза, вижу ее любящий взгляд, затем через плечо смотрю на Шарлотту. Она все сидит, держа меня за ногу, поддерживая и успокаивая своим присутствием и прикосновением. Она улыбается мне так же печально и ласково, как улыбается Джулия, и я понимаю, что могу ей доверять.

Я сажусь рядом с ней, прислоняюсь к стене и подтягиваю колени к груди. Джулия садится по другую сторону от меня, и внезапно меня прорывает. Я начинаю с той ужасной ночи, которая оборвала жизнь Спенсера и безвозвратно сломала нас с Уэсом. Затем объясняю им, как появился Спенсер. Я не беспокоюсь, что они сочтут меня сумасшедшей. Даже если они не поверят мне, я знаю, что меня не осудят. Они заботятся обо мне, любят, и мне нужно избавиться всех тайн. Мне больше не хочется нести их груз в одиночку.

Я рассказываю им все. Говорю, говорю, говорю… Это лучшая терапия за всю мою жизнь. И они слушают. Не перебивают, не задают вопросов, не называют меня сумасшедшей. Они просто позволяют мне выговориться, а затем мы снова сидим в тишине. Шарлотта нарушает молчание первой. В ее голосе слышится улыбка, когда она говорит:

— Я так и знала, что он влюблен в тебя.

Я давлюсь изумленным смешком.

— После всего, что я вам рассказала, ты обратила внимание только на это?

Джулия и Шарлотта хихикают.

— В данный момент это кажется наиболее актуальным, — объясняет Шарлотта. — То, что ты рассказала о Спенсере, немного из раздела фантастики, но мне кажется, что он здесь лишь для того, чтобы помочь, и надолго не задержится. Так что неважно, правда ли он приходит тебе или ты создала его в голове, чтобы помочь себе исцелиться. И то, и другое нормально. Все остальное, о чем ты нам рассказала, теперь в прошлом. Его уже не изменишь, но ты можешь повлиять на свое будущее и настоящее, а это, моя девочка, Уэс.

Я делаю глубокий вдох.

— Но смогу ли я простить его? Как мне любить его после того, как он признался, что смерть Спенсера принесла ему облегчение, потому что после нее у него наконец появился шанс со мной?

Джулия берет меня за руку и тихо спрашивает:

— Ты винишь его в смерти Спенсера — теперь, когда ты все узнала?

Мой ответ мгновенный и уверенный.

— Конечно, нет.

— Ты считаешь его плохим человеком?

Я качаю головой. Уэс максимально далек от слова «плохой». Он добрый, заботливый, бескорыстный. Я же видела его с Рози и другими больничными пациентами. Он хочет стать врачом. Хочет спасать жизни, а не уничтожать их.

— У нас у всех бывают моменты затмения, Бэй, — произносит Шарлотта, кладя голову мне на плечо. — Мы не можем противиться нашим инстинктам и чувствам. Ты же сама говорила, что от этих мыслей ему было противно.

— Было, — бормочу я. — Вы бы видели его лицо. Он испытывал отвращение к самому себе. Не думаю, что в мире есть человек, который ненавидит себя больше, чем Уэс.

— Что ж, — говорит Джулия, словно дело закрыто, и ответ очевиден. — Я не думаю, что есть что прощать. Уэс переживал очень трудное время и справлялся с этим, как мог. — Она с серьезным лицом поворачивается ко мне. — Тебе ведь тоже кое-что об этом известно, верно?

Определенно. Ведь я год была не в себе и причинила много боли друзьям и семье. Я не лучше, чем Уэс, и виновата во всем, что случилось, не меньше.

Шарлотта права: нам не под силу контролировать свои чувства. Встречаясь со Спенсером, я была самой счастливой девушкой на земле. Но все-таки когда меня поцеловал Уэс, не смогла противостоять пробужденным им чувствам. То, что я сделала, было хуже, чем то, что после гибели Спенсера испытывал Уэс. Ведь я ответила на его поцелуй, я растворилась в нем и наслаждалась каждой секундой — до тех пор, пока не услышала тяжкий вздох Спенсера, и меня не настигла реальность. Может, Уэс и обрадовался тому, что Спенсер больше не стоял у него на пути, но он сделал все, чтобы скрыть это чувство.

Джулия тоже права. Мне нечего прощать Уэсу. Я не сержусь на него. И больше не расстроена из-за его чувств. Они были настоящими. Он не мог им противиться.

Я вздыхаю, когда с моей груди спадает еще один груз. И Шарлотта с Джулией понимают, что я приняла это.

— Так что же ты собираешь делать? — спрашивает Джулия.