— Странно, что он отдал его мне?

— Это понятно. Странен цвет жидкости. Я видел животвор, созданный темным алхимиком, два раза, и оба раза эликсир был рубиновым. Цвет сапфира, — он невольно покосился на Глэрион, в рукоять которого был вмурован сапфир, — более характерен для светлых… если алхимики таковыми бывают.

Я пожала плечами. Факт того, что Йехар знает что-то о животворах, меня почти не удивил. С этой бутылочкой у меня и без того была связана масса треволнений.

После нашего с Веславом прощания я колебалась неделю — потом пришла к Игнатскому. Тот молча покрутил бутылочку так и этак, выслушал мои сбивчивые восклицания, протянул обратно и заговорил с обычной для него меланхолией:

— Знать не должен. Никто. Понятно, почему?

Мой кивок он оставил без внимания и потом долго и нудно объяснял, почему. Потом вздохнул и заметил:

— Я так понял, ты уже решила, как будешь его использовать?

Подтекст я поняла хорошо. Такую ценность так хотелось приберечь на крайний случай, оставить на потом, до какого-то раза — и тут же я поняла, что ответ у меня есть:

— Знаю. Один мой знакомый архивариус сказал бы: «Торопитесь дарить жизнь». Эликсиром могу пользоваться только я, а меня, может, меня затопчет стадо разозленных соседей завтра, — речевой оборот был актуальным, если учесть, что тогда все мои соседи с чего-то на меня взъелись. — Животвор просто пропадет. Так что я потороплюсь.

И тогда Игнатский сказал то, за что я буду уважать его до конца жизни. Несмотря на сегодняшний разговор.

— Дело твое. Только мне тебя жаль. Надо будет — приходи.

Мне и пришлось прийти, но не к нему, а к единственному в Питере священнику, который был в курсе дел Канцелярии. Просто потому, что он был стихийником, отрекшимся от медиума, водного, как у меня. И к тому времени, как я к нему пришла, мне уже тоже было себя немножко жаль.

— Я знала одного человека, который мог давать жизнь цветам — и он считал, что получил то, что требует слишком большой ответственности. Хотя у него правда был дар. Не как у нас — медиумы, стихии… Дар. А у меня…

Отец Игнатий поглядел на пузырек в моей руке мельком — он отвечал на посты на интернет-форуме — и вернулся к ноутбуку.

— Врач исцеляет, а иногда воскрешает. Все, что ни делается — во славу Его.

— Человек, который дал мне это…

— Алхимик и Повелитель Тени. Я рассылку получил из Канцелярии, — он дернул мышкой, — с последними новостями. Но ведь ты говорила, что он не мог им пользоваться?

— Говорил, не может даже прикоснуться к нему. Вроде как это только для меня.

— И отдавал он тебе его без злого умысла?

— Думаю, от чистого сердца.

Только недослышащий или отец Игнатий мог не удивиться, когда я предположила наличие в Повелителе Теней «чистого сердца».

— Пути Господни неисповедимы. Что еще хочешь спросить?

И я спросила самое главное. То, что меня мучило:

— Как выбрать? Столько людей…

— Теодор, который исцелил больную девочку — выбирал? — вопросом на вопрос ответил он и поставил меня в тупик. — Читал я твой отчет, мне его с рассылкой вместе переслали. — Думал? Рассчитывал?

Мне показалось, что я начинаю понимать, хотя аллегория ясна была не до конца.

— В гордыню не впади, — добавил отец Игнатий и поднял глаза от клавиатуры.

Это он повторил трижды. А «не убий» или что-нибудь вроде того добавлять не стал — потому как мало ли что бывает.

Вроде сегодняшних случаев.

[1]Слова волнуют, примеры влекут

[2]Здравствовать тебе, наставник

[3]Говори, настав…