Было, конечно, просто и банальное решение, опередить Соглядатая! Рассказать отцу, что хорошего он сделал за сегодня… Но на это лежало строгое табу. Табу на хвастовство! Отец с самого детства говорил ему, что серьезному человеку не пристало хвастать своими делами. За него об этом должны рассказывать другие…

Серьезный человек… Под «быть серьезным» подразумевалось «быть таким, как папа». Быть серьезным, означало быть не пьющим и не курящим мужчиной, который не сдал после гибели жены, и сумел в одиночку воспитать сына, да еще и выбиться в люди. Быть серьезным, означало не понимать шуток, не пить с друзьями пиво (да и, по большому счету, не иметь друзей), а по телевизору смотреть только новости, чтобы всегда быть в курсе всех событий в стране и в мире.

И Олег, конечно же, хотел быть серьезным. Хотел быть таким, как папа… Вот только не было у него Соглядатая, который рассказывал бы другим о добрых делах Олега… Или, быть может, не было этих самых добрых дел…

Его отец, Анатолий Ермаков, был одним из первых в России, кто после развала СССР сумел переориентироваться но новый уклад жизни, новую экономику и новые жизненные ценности. Собственно, у Ермакова-старшего этих ценностей было всего две. Деньги и образование. Образование у него было, и очень даже неплохое. Высшее экономическое, полученное еще в далекие советские годы, когда быть экономистом означало лишь работать бухгалтером на каком-нибудь ткацком комбинате. Но Ермакову повезло — начинал он действительно бухгалтером в автопарке, а затем, по знакомству, попал в «Аэрофлот», где спустя еще пять лет стал одним из ведущих специалистов.

Когда СССР не стало, и выяснилось, что кроме «Аэрофлота» летать и перевозить пассажиров могут еще несколько компаний, когда обнаружилась конкуренция и нехватка денег, Ермаков благополучно попал под сокращение и лишился работы. Впрочем, к 91-му году, когда задержка зарплаты стала полугодовой, он воспринял это даже как некий знак судьбы.

Не раз, бывав за границей в Советские годы, и осознав еще тогда, что помимо хлеба, эскимо и минералки в мире есть множество других продуктов, отец Олега решил попробовать себя в роли «челнока». Примерить на себя модное слово «бизнесмен», принцип которого был простым — купи подешевле, продай подороже. То, что раньше называлось спекуляцией теперь стало называться бизнесом…

И бизнес пошел! Первые рейсы в Германию и обратно принесли доход, и доход не малый. Оказалось, что в России, старательно изображавшей нищающую страну третьего мира, есть не бедные и даже богатые люди, которые отнюдь не воротят нос от заграничных «Адидасов», «Рибоков» и прочих буржуйских марок.

В семье стали появляться деньги… Олегу тогда было три года, и его мать еще была жива…

Что случилось с мамой он не знал до сих пор. В детстве — поверил объяснениям отца об автокатастрофе. Об отказавших тормозах и отлетевшем колесе… Потом, повзрослев, и соотнеся по времени гибели матери с первой встречей отца с рекетирами, которые тоже, в меру своих возможностей, строили свой бизнес — задумался. Возможно отца хотели лишь припугнуть, убедить в том, что безопаснее будет платить, чем влезать в разборки, но он, вероятно, не внял доводам мускулистых парней в кожаных куртках. И тогда мать убили… Использовали для демонстрации силы. Для того, чтобы объяснить зазнавшемуся бизнесмену, как он был не прав.

Отец никогда не рассказывал Олегу правды и, вероятно, никогда не расскажет. Где-то в глубине души, будто медведь в берлоге, иногда ворочалась уверенность, что мать, которую Олег практически не помнил, погибла по вине отца. Но сказать ему об этом он бы никогда не решился…

Олег мало знал о теневых делах отца — даже после того, как он закончил институт и отец взял его на работу своим замом (а фактически — мальчиком на побегушках), отец никогда не посвящал его ни во что, лежащее глубже налоговой декларации. Так что Олег знал, что налоги их фирма платит исправно, но вот о величине теневых налогов — платы за «крышу», и о действиях этой самой крыши, не имел ни малейшего понятия.

Люди, работавшие с отцом с тех, давно канувших в лету времен, иногда упоминали о том, что давным-давно, когда Анатолий Петрович Ермаков был еще просто Толиком, кто-то имел неосторожность на него наехать, при чем наехать по крупному. Деталей не знал никто, но по слухам, Ермаков отказался от обидевшей его «крыши» и, пойдя на принцип, сам обратился к другой группировке, затребовавшей за «обеспечение безопасности» гораздо большую плату. Он заплатил безоговорочно, даже прибавив сверх требуемой суммы, но поставил условие — тех ребят, что посмели шантажировать его, больше никто и никогда не должен был видеть.

И они исчезли… Исчезли насовсем, растворившись словно дым.

Тогда-то Ермаков и стал «серьезным» человеком не только для своего сына, но и для всех окружающих его людей.

Олег всю жизнь старался быть серьезным человеком. Всю жизнь старался следовать советам отца хотя бы по той простой причине, что больше никто не спешил дать ему советов. Но почему-то не получалось, а проклятый Соглядатай каждый раз сообщал отцу о новом провале его сына.

Учась в школе Олег нередко подтирал плохие отметки в своем дневнике, убеждая самого себя в том, что это не ложь (ведь серьезные люди не лгут), а просто сокрытие всей правды. Мол, пересдам, и тогда скажу отцу, что получил двойку, но потом исправил ее на пять. Не получалось! Отец узнавал о подправленной оценке в тот же день, устраивая Олегу хороший разнос.

Нет, он никогда не бил его, не ставил в угол — просто смотрел ему в глаза и суровым, холодным как острие ножа голосом, говорил, что из него никогда не получится достойного человека, что для Олега было страшнее любого наказания. Где ж тут было не поверить в то, что проклятый Соглядатай не просто живет в шкафу, что он всегда рядом с ним и каждый день выдает отцу полный доклад о сегодняшнем дне.

Только классу так к девятому Олег понемногу утратил веру в это мистическое существо, поняв, что отцу помогает его невероятно развитая интуиция, благодаря которой он всегда опережал на шаг своих конкурентов.

С грехом пополам закончив школу и вытянув аттестат на четверки (при чем Олег подозревал, что и здесь не обошлось без вмешательства отца, который фактически спонсировал школу), он поступил в экономический институт, опять таки, ради отца, чтобы стать достойным, серьезным человеком, способным принять из его рук прибыльный и весьма разросшийся бизнес.

Не то, чтобы Ермаков был миллионером, но по Российским меркам жил он весьма и весьма неплохо. Впрочем, и без лишнего шика… В семье была всего одна машина, при чем не традиционный шестисотый «Мерс», а всего лишь новенькая «Волга», под капотом которой, правда, скрывался движок от «Ягуара», а бронированный кузов мог бы выдержать взрыв гранаты под днищем. Жили Ермаковы в двухкомнатной квартире в центре, и не все соседи знали о том, что рядом с ними обитает крупный бизнесмен, владелец множества торговых точек по всему городу и за его пределами.

Отец никогда не стремился к излишнему. Он занял свою нишу в бизнесе города, создав сеть кафешек и продуктовых киосков, и не стремился к далеким далям. Ни с кем не враждовал, не пытался урвать какие-то новые лакомые куски — просто жил, владея своей маленькой империей, и возможно как раз это и давало ему возможно обойтись без традиционных для России разборок и наездов.

Олег подозревал, что значительную часть прибыли отец откладывает «в чулок», а точнее — на какой-то счет в каком-то банке, или же вкладывает в какое-то дело, но вот куда именно — ему известно не было. И мысль о том, что отец не доверяет ему, не вводит в курс дела, не просто грызла — рвала на куски его самолюбие.

Он надеялся, что закончив институт станет полноправным партнером отца, но и здесь просчитался. Во-первых, блестящего экономиста из него не получилось, во-вторых, не было у него той звериной интуиции, помогавшей выжить в мире больших денег, а в-третьих, Ермаков старший, похоже, разучился доверять кому бы то ни было.