Триеннор кивнул.

– Ты откровенен.

Отец никак не показал, что обиделся, и Даннор вздохнул облегченно. А старик, как бы не замечая возникшей неловкой паузы, продолжил:

– А если бы я не покинул Армию? Если бы я женился на женщине своей Касты? Стал бы достаточно могущественным, чтобы обеспечить тебе высокий пост, как только ты подрастешь?

Даннор никогда не задумывался о такой возможности.

– Твое желание оставалось бы так же велико? – настаивал отец.

Молодой человек задумался, взвешивая слова ответа.

– Я... не знаю... Вряд ли.

– Вряд ли, – повторил Триеннор. – Но ты жаждал служить, потому что у тебя отняли эту возможность. И твое желание только увеличивалось при достижении определенных успехов...

Слова отца показались ужасно знакомыми.

– Правило первое, – догадался он.

– Да, Правило первое... А теперь второй вопрос: чем ты заплатил за успех?

Даннор не понял. Должно быть, это отразилось на его. лице.

– Плата в самом широком смысле слова, – пояснил отец, – только не деньги. То, что приходится отдать взамен другого, можно считать платой.

Поэтому возникает вопрос: что ты отдал? Что потерял из приобретенного раньше?

Теперь Даннор понял направление мысли отца.

– Семью... – ответил он. – Тебя...

Истинная правда! Безоговорочным условием для поступления на службу в Армию оказался отказ от своего прошлого, от своей матери из Низшей Касты и, самое главное, – от отца. Ему пришлось отказаться и от наследства, чтобы подчеркнуть свое неприятие поведения собственного родителя.

Даннор ожидал, что Триеннор подтвердит ответ. Тогда можно продолжить речь... И вдруг сын увидел боль в глазах отца.

Такой реакции он мог ожидать от того замкнутого человека, который все время проводил, сидя у окна. Но уж никак от человека, с которым вел разговор сейчас. Переход оказался слишком внезапным, но одновременно и успокаивающим.

Триеннору потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, убрать выражение страдания и боли со своего лица.

– О, Боги! – сказал он. – Я даже не подумал об этом. Просто имел в виду, что ты потерял в себе, в своей душе... возможность смотреть на мир глазами человека, а не военного болванчика, видеть дальше предписанных задач – саму правду.

Сердце Даннора почти остановилось, охваченное холодной рукой неясных предчувствий.

– Что ты имеешь в виду? Перемены в моей, душе? Но я – это я!

Триеннор покачал головой.

– Нет. Ты только так думаешь. Но пока ты преследуешь, как убежден, свои цели и амбиции, ты следуешь их целям и задачам. Ты – самый обычный рядовой винтик в громадной военной машине. – Он тяжело вздохнул. – Я тоже был таким винтиком...

И снова повисло тяжелое облако глубокого молчания, прерываемое только криками голодных птиц, которые кружились над застывшей водой.

– Ты горюешь о смерти матери, – сказал Даннор, – поэтому так говоришь... Из-за этого присоединился к людям, которые шепчутся по углам.

Впереди показалась пристань. Рядом угадывались силуэты рыбацких баркасов, покачивающихся на волнах.

– Нет, – возразил Триеннор. В его голосе послышались злые нотки, хотя на лице это никак не отразилось, – не из-за горечи... Я думал подобным образом еще задолго до смерти матери. Она, конечно же, говорила тебе, что я знал о наказании, которое последует в случае моей женитьбы на ней?

– Да, говорила.

– В то время я полагал: мой поступок обусловлен только моей любовью к ней. Я, действительно, любил ее... Но на самом деле мне пришлось уйти из Армии не из-за матери. Просто я видел вещи, с которыми не мог мириться, в Конфликтах, в обществе... А самое главное, в самом себе. Я не мог больше оставаться прежним, но и не мог победить эту систему... По крайней мере, так я думал тогда. Поэтому мною был выбран путь трусливого зайца: женился на твоей матери и вынудил руководство отстранить меня от дел, которые органически не переносил.

Даннор слушал высказывания отца и начинал понимать его странные бдения у окна. Триеннор, оказывается, искал не новых возможностей для осуществления своих планов, а – храбрости.

Теперь, видимо, отец нашел ее... Но куда она завела его?

– Конечно, я не понимал этого, пока мать не умерла. Но затем у меня открылись глаза. Я увидел, что есть множество людей, думающих точно так же, желающих кардинальных перемен.

Молодому человеку такое добавление не понравилось, и он возразил:

– Ты не можешь игнорировать закон. Они все равно раздавят вас, сколько бы вы не сопротивлялись.

Триеннор рассмеялся неприятным смехом.

– Ты не прав... Власти менее сильны, чем это кажется. Просто еще никто не посмел бросить им вызов.

– И ты собираешься сделать это?

Даннор смерил отца оценивающим взглядом. Старик пожал плечами. Они подошли к дощатому настилу, ведущему к самому берегу. Вдвоем по нему пройти оказалось невозможно, и Триеннор сделал первый шаг.

– Ты смотришь Конфликты, – бросил он через плечо сыну, скорее утверждая, чем спрашивая, – Я включаю их, – поправил Даннор, – но смотрю не всегда.

– Ты заметил в передачах что-нибудь новое?

Молодой мужчина задумался, внимательно следя за рискованным полетом птицы, пикирующей под настил.

– Вообще-то, кое-что в Конфликтах, действительно, изменилось...

Сражения стали более грандиозными, кровавыми... Ты об этом?

– Точно, – Триеннор хмыкнул. – Ты, значит, тоже увидел... Хороший знак!

– Знак чего?

Но отец, казалось, не расслышал.

– Ты заметил необычных участников? – Достигнув пристани, старик остановился. – Ну, кого-нибудь, кто слишком выделяется?

Даннору хотелось, чтобы ответили сначала ему. Но сегодня шла игра, правила которой диктовал отец. Она началась с того самого момента, как он появился неизвестно откуда.

– Нет. Разве они все не такие, как всегда?

Он присоединился к Триеннору на пристани, и они снова пошли рядом.

Сбоку о чем-то своем шептала река на неторопливом невнятном языке.

– Мог бы и заметить одного, – ответил старик. – Он – клахкиммбриец.

Судя по серьезному выражению лица, отец не притворялся. Да он и не думал шутить...

– Что ты имеешь в виду? Как клахкиммбриец попал на Конфликты?