— Ты снова собираешься жаловаться, что у тебя нет возможности дать сдачи? — спросил Лорен. Голос стал еще слаще. — Не беспокойся, я не причиню тебе вреда, не будь на то веской причины.
— Разве я выгляжу обеспокоенным? — спросил Дэмиен.
— Ты выглядел слегка возбужденным, — сказал Лорен, — на ринге. Мне больше нравилось, когда ты стоял на четвереньках. Как дворняжка. Думаешь, я потерплю наглость? Попробуй, проверь мое терпение.
Дэмиен стоял молча; он чувствовал на своей коже пар. Еще он чувствовал опасность. Он слышал себя. Ни один из солдат не посмел бы так говорить с принцем. Раб пал бы ниц, едва увидев, что Лорен находится в комнате.
— Хочешь, я скажу, что тебе понравилось? — спросил Лорен.
— Там не было ничего, что бы мне понравилось.
— Ты лжешь. Тебе понравилось опрокинуть и избить того мужчину, и тебе нравилось, что он не смог подняться. Ты был бы рад причинить вред мне, не так ли? Очень тяжело себя контролировать? Твоя маленькая речь о честной игре обманула меня так же, как и твоя демонстрация повиновения. Ты рассчитал со всей своей природной сообразительностью, что это представит тебя как цивилизованным, так и послушным. Но единственное, в чем ты хорош, это драка.
— Ты здесь для того, чтобы втянуть меня еще в одну? — спросил Дэмиен изменившимся голосом, будто поднявшимся у него изнутри.
Лорен оттолкнулся от стены.
— Я не собираюсь валяться в свинарнике со свиньями, — холодно произнес Лорен. — Я здесь, чтобы принять ванну. Я сказал что-то удивительное? Подойди сюда.
Это было произнесено за мгновение до того, как Дэмиен решил, что может подчиниться. В тот момент, когда он только вошел в комнату, он обдумал возможность одолеть Лорена силой и тут же отмел ее. Он не выберется из дворца живым, если причинит вред Наследному Принцу Виира или даже убьет его. Эта мысль пришла не без сожаления.
Он подошел и встал в двух шагах от Лорена. К своему удивлению, на лице Лорена, кроме неприязни, Дэмиен обнаружил что-то вроде самодовольства. Он ждал показной смелости. Конечно, за дверью стояла стража, готовая примчаться по первому зову Принца, разрубая мечами все на своем пути, но не было гарантий, что Дэмиен не сорвется и не убьет Лорена до того, как это произойдет. Другой мог бы. Другой мог бы решить, что неминуемая расплата — публичные истязания, заканчивающиеся отрубленной головой на шесте — стоила удовольствия свернуть Лорену шею.
— Раздевайся, — приказал Лорен.
Нагота никогда не беспокоила Дэмиена. Теперь же он знал, что она осуждаема и запрещена в Виирийском дворянстве. Но даже если Виирийские обычаи и затрагивали его, все, что можно было увидеть, уже было показано, очень публично. Расстегнув одежду, он дал ей упасть. Он не был уверен, зачем все это нужно. Если только это чувство и не было целью.
— Раздень меня, — сказал Лорен.
Чувство усилилось. Он не обратил внимания и шагнул вперед.
Незнакомая одежда вынудила его приостановиться. Лорен вытянул холодную властную руку, повернул ладонь кверху, указывая, где следует начинать. Тонкие тугие шнурки на внутренней стороне запястья Лорена тянулись почти до середины предплечья и были такого же темно-синего цвета, как и все одеяние. Расшнуровка заняла несколько минут; шнурки были маленькие, туго переплетались, и Дэмиен был вынужден вытягивать каждый по отдельности, чувствуя, как скользит шнурок, проходя через петельки.
Лорен опустил одну руку вместе с развязанными шнурками и протянул другую.
В Акиэлосе одежда была аскетично простой и акцентировала внимание на красоте тела. Виирийская одежда, напротив, была плотной, сшитой, чтобы закрывать и прятать, ее сложность не преследовала особых целей, кроме как создавать трудности при раздевании. Методичная расшнуровка заставила Дэмиена с презрением подумать о том, что Виирийским любовникам приходится на полчаса приостанавливать свою страсть, чтобы раздеться. Похоже, все происходящее в этой стране было заранее обдуманно и бесчувственно, даже занятия любовью. Но нет, он вспомнил похоть на ринге. Питомцы одевались по-другому, демонстрируя доступность, а красноволосый питомец расшнуровывал лишь ту часть одеяния своего господина, которая мешала его намерениям.
Когда все разнообразные шнурки были развязаны, он стянул одежду; обнаружилось, что это только верхний слой. Под ним была надета простая белая рубашка (также зашнурованная), которую до этого не было видно. Рубашка, штаны, сапоги. Дэмиен засомневался.
Золотистые брови изогнулись.
— Я должен ждать из-за скромности слуги?
Дэмиен встал на колени. Нужно снять сапоги; затем штаны. Дэмиен отступил назад, когда это было сделано. Рубашка (уже расшнурованная) легко соскользнула, обнажая плечо. Лорен сам стянул ее через голову. Больше на нем ничего не было. Твердая неприязнь Дэмиена к Лорену предупредила его обычную реакцию на хорошо сложенное тело. Если бы не это, он попал бы в затруднительное положение. Лорен смотрелся очень гармонично: его тело было так же удивительно изящно, как и лицо. Он был сложен легче, чем Дэмиен, но его тело не выглядело мальчишеским. Напротив, он обладал прекрасной пропорциональной мускулатурой молодого мужчины в преддверии совершеннолетия, будто предназначенной для легкой атлетики или позирования для скульптур. И он был светлый. Кожа была настолько светлой, что походила на девичью, гладкая и без изъянов, с полоской золотистого пушка, тянущегося вниз от его пупка.
В этом по уши одетом обществе Дэмиен ожидал, что Лорен испытает некоторое чувство неловкости, но Лорен казался таким же нескромно невозмутимым насчет своей наготы, как и насчет чего бы то ни было. Он больше походил на юного бога, перед которым жрец был готов принести жертву.
— Вымой меня.
Дэмиен никогда раньше не выполнял обязанности слуги, но он предположил, что это не подавит его гордость или понимание. Теперь он знал обычаи бань. Но он уловил едва различимое чувство удовлетворения от Лорена и соответствующее ему внутреннее сопротивление. Это было слишком интимно; он не был связан, они были наедине, один мужчина прислуживает другому.
Все необходимые принадлежности были аккуратно выложены: пузатый серебряный кувшин, мягкая мочалка, бутылочки с маслами и пенистыми жидкими мылами, выдутые из стекла, закрытые серебряными крышечками. Та, что взял Дэмиен, изображала гроздь винограда. Пальцами он почувствовал очертания виноградинок и открыл бутылочку, с усилием потянув присосавшуюся крышечку. Он наполнил серебряный кувшин. Лорен подставил спину.
Совершенная кожа Лорена стала похожа на белый жемчуг, когда Дэмиен полил его водой. Его тело, покрытое скользким мылом, не было мягким или податливым, оно было напряжено, как изящно натянутый лук. Дэмиен предположил, что Лорен принимает участие в таких утонченных видах спорта, в которые придворные не отказывали себе в удовольствии сыграть и в которых другие участники позволяли ему, как их Принцу, выигрывать.
Он продолжил опускаться от плеч к пояснице. Брызги воды попали на собственную грудь и бедра, откуда стекали ручейками, оставляя позади себя капельки, поблескивающие, готовые в любой момент сорваться вниз. Вода была горячей, когда поднималась из земли, и горячей, когда он лил ее из серебряного кувшина. Воздух был горячим.
Он ощущал это. Он чувствовал, как поднимается и опускается его грудь от его дыхания, или же чего-то большего. Он вспомнил, как в Акиэлосе его мыла рабыня с золотистыми волосами. Своей белизной она так походила на Лорена, что их можно было принять за близнецов. Она была гораздо менее неприятна ему. Она приближалась и прижималась к нему всем телом. Он помнил, как ее пальцы скользили по нему, как ее соски казались мягкими, как спелые плоды, там, где они прижимались к его груди. Его пульс участился.
Сейчас был не лучший момент, чтобы давать волю своим мыслям. Намыливая Лорена, Дэмиен неожиданно оказался уже ниже спины. Мыло делало скользкими упругие изгибы под его руками. Он взглянул вниз и мочалка приостановилась. Изнеживающая обстановка бань только располагала к близости, и Дэмиен невольно почувствовал первое напряжение между ног.
В воздухе что-то изменилось, и его желание вдруг стало ощутимым в густой влажности помещения.
— Не будь таким самонадеянным, — холодно произнес Лорен.
— Слишком поздно, дорогуша, — ответил Дэмиен.
Лорен обернулся и со спокойной точностью замахнулся для удара, который был бы достаточно силен, чтобы разбить лицо, но Дэмиен, которого и так достаточно избивали, успел перехватить запястье Лорена до того, как он нанес удар.
Мгновение они стояли неподвижно. Дэмиен сверху вниз смотрел на лицо Лорена: белая кожа слегка разрумянилась от горячего пара, кончики золотистых волос намокли, а из-под золотых ресниц смотрели холодные голубые глаза, и, когда Лорен дернулся, чтобы высвободиться, Дэмиен крепче сжал его запястье.
Дэмиен позволил взгляду опуститься — от влажной груди до напряженного пресса — и ниже. Это, действительно, было очень, очень красивое тело, но его холодное возмущение было неподдельным. Дэмиен заметил, что Лорен даже не возбудился и что та его часть, смотревшаяся так же нежно, как и все его тело, была неподвижна.
Он почувствовал, как напряглось тело Лорена, хотя тон почти не изменился.
— У меня уже сломался голос. Только это было необходимым условием, не так ли?
Дэмиен разжал хватку, словно обжегшись. Мгновение спустя удар, который он задержал, пришелся прямо по челюсти, сильнее, чем он ожидал.
— Выведите его отсюда, — сказал Лорен. Не громче своего обычного голоса, но двери тут же с шумом распахнулись. Дэмиен почувствовал, как чьи-то руки грубо оттащили его назад.