Секунды борьбы

В бездонном небе пылало солнце. Но еще жарче берестяными факелами дымно и чадно горели двигатели. Самолет летел по-кукушечьи: то опускаясь вниз по дуге, то поднимаясь. Высоко над ним кружила пара «мессершмиттов». Точно волки, смертельно ранив жертву, они наблюдали за ее агонией. Но вот самолет выровнялся и по наклонной пошел к земле. В фюзеляже открылась дверь, обнажив темный провал, из которого горошинами посыпались черные точки.

Секунда, вторая… и над комочками один за другим вспыхнули парашюты. Ощутив толчок, Владимир Ушаков открыл глаза. Запрокинув голову, оглядел упругий, ребристый купол над собой. Слева чуть ниже увидел лесенку парашютов. Почему только три? А где пятый? Шестой?.. Всмотрелся — на фоне желтого прямоугольника поля серый комочек пулей несся вниз. «Что же он тянет? — чуть не закричал от нетерпения Владимир. — Ведь разобьешься! Скорей дергай!» Парашютист падал камнем. Кто же это?..

— Дергай кольцо! — не выдержав, во все горло закричал Ушаков. — Кольцо-о-о!..

Но было уже поздно. Владимир на миг закрыл глаза… Где же шестой? Командир?!

Владимир осмотрелся.

Самолет, по-прежнему дымя моторами, снижался.

— Прыгай! Скорей прыгай, Витя! — не помня себя, закричал Владимир, словно командир мог услышать. И тут случилось удивительное. От самолета отделилась черная капля. Пролетев немного, вспухла, закачалась под куполом.

— Молодец! Э-э-ге-гей! Мы еще поживем! Мы еще повоюем, братцы!..

Он поудобней уселся в подвесной, так, чтобы не резали ножные обхваты. Оглядел еще раз купол, медленно вращавшийся над ним… «Хорошо еще, что сбили над своей территорией. Считай, живыми остались. И приземлимся удачно, на пшеничном поле, а не в том лесу или озере, что правее».

Зловещее завывание, донесшееся сверху, заставило Владимира сжаться в комок. Прямо перед ним мелькнули желтобрюхие самолеты с черно-белыми могильными крестами. В лицо ударила упругая струя ветра, запахло тошнотворно дурманящим выхлопным газом. Парашют понесло. Владимира резко качнуло в сторону, приподняло вверх, как на качелях.

«Куда они? Почему не расстреляли? Может, наших увидели?» Владимир оглядел небо. Никого. «Зачем снижаются? Странно… А-а, уходят?! Уходят?…»

Но «мессеры» крыло в крыло, развернувшись, снова неслись к парашютистам.

Владимир угрем закрутился в подвесной. До спасительной земли далеко… Ох, как далеко! Тысячи две, три, а то и четыре… Облака? Одна сплошная голубизна да ослепительно яркое до одури солнце. Затяжным! Затяжным надо было прыгать! Теперь сидел бы на земле и никакие истребители не были бы страшны… Но кто знал? Все думали, что ушли…

«Мессершмитты» все ближе и ближе. Вот уже закрыли горизонт, солнце, все небо. Уже отчетливо различимы блестящие диски вращающихся винтов. Сейчас замигают огоньками пулеметов и… изрешетят в упор. «А-а! Не хочу!..» Не гибель, надвигающаяся неотвратимо, приводила его в отчаяние — сознание своего бессилия. Владимир с удесятеренной силой потянул на себя правую лямку. Сдирая кожу с ладоней, не чувствуя обжигающей боли, он упорно лез по стропам к куполу. «Погасить! Погасить! Вмиг достигну земли!..»

С оглушительным ревом, обдав сильнейшим ветром и запахами отработанного бензина, почти рядом, чуть ниже пронеслись веретенообразные «мессеры». Владимира оторвало от строп, натянутых, как струны, бросило в сторону.

— Прощайте, друзья-я-я! — откуда-то донеслось.

Очухавшись, он обнаружил под собой только два парашюта. Недалеко от них — какие-то полотнища. Смятыми простынями, зигзагообразно покачиваясь, они плавно скользили вниз. Владимир похолодел: «Звери!.. Так вот почему не расстреляли! Сначала у самых нижних. У командира и, вероятно, у Юрки…»

В памяти всплыли рассказы ветеранов, не раз встречавшихся с истребителями. Сбив самолет, те убивали выбросившихся на парашютах советских летчиков изуверским способом. Плоскостями, точно бритвой, перерезали стропы над головой… Сейчас Владимир видел это собственными глазами.

Вдали на горизонте самолеты разворачивались для нового захода.

— Сволочи-и! Гады! Я плюю на вас! — трясся в крике Владимир.

Но есть же выход.

— Ребята! — охрипшим голосом закричал он. — Тяните стропы! Гасите парашюты! «Мессера» снова идут!

И сам, как физкультурник по канату, подтягивая тело рывками, полез по стропам снова вверх.

Гул приближался. Становился невыносимым. Кто очередная жертва? Точно подстегиваемый, Владимир лез выше и выше. Купол, подрагивая под тяжестью тела, все больше и больше кренился к нему. Ну! Еще усилие…

Рев сводит с ума, колет тело. Мелькают парашюты. Извивающиеся фигурки. Темно-зеленый фюзеляж. Фонарь кабины… Ему даже почудилось, что он заметил в какую-то долю секунды улыбающееся лицо летчика, наслаждающегося убийством… Р-р-рах! — и все исчезает.

Раскаленный шквал со свистом и воем обрушивается на него. Крутит, переворачивает через голову. Стропы выскальзывают из рук. Купол прыгает куда-то вбок. Острая боль обжигает ладони. Земля, небо, ноги, парашюты — все сливается в крутящийся шар. Мягкий толчок возвращает к действительности. Владимир маятником раскачивается на парашюте. Неподалеку медузами, словно по волнам, плывут, колеблясь, купола с обрубленными свисающими щупальцами-стропами…

Внезапно наступившая тишина, едва нарушаемая далеким рокотом моторов, оглушает не меньше, чем только пронесшийся ураган. От пережитого страха и физического перенапряжения дрожь колотит тело. Стучат зубы, трясутся руки. Время остановилось. А может, это кошмар — все, что с ним происходит! Сколько раз бывало так в детстве во сне. Владимир щипнул себя за щеку…

Над головой все так же раскачивается купол… Почему-то две стропы пятнистые?.. Все те же «мессершмитты» на горизонте. Уже разворачиваются. Все так же далека и недосягаема земля, к которой он стремится всем своим существом… Друзья погибли. Теперь очередь за ним… Он переживет их всего на какие-то секунды. Не охота, конечно, умирать. Маму жаль… А ведь обещал Гитлера в мешке привезти. Да и за отца не отомстил, как следует!..

Истребители разошлись. Один набирал высоту, другой мчался назад. Все!.. Нет, не все! Бороться, так до конца!

Владимир схватился за стропы и попытался их потянуть. Невыносимая боль, словно ударом тока, отбросила руки. Ладони разорваны до костей. Куски живого мяса висят лохмотьями. Кровь хлещет, стекает по запястьям к локтям.

Истребитель растет, увеличивается, а сил гасить купол — нет. Неужели конец?! Нет! Не убьешь меня, гад!.. Лучше сам, чем ты! Пистолет же есть у меня!..

Он вытащил его из кобуры, приставил дуло к виску. Сталь спускового крючка холодила палец. Еще мгновенье — и прекратятся все муки. Но тут Владимира охватила злость, что фашист еще надругается над его трупом. Ну, погоди же, гад! Вначале я тебя попугаю и уж потом, когда обрежешь, когда буду падать, застрелюсь…

Он сунул пистолет в карман. А если раскачиваться как можно сильней! Самолет может проскочить и не задеть строп? Владимир воспрянул духом и, забыв про боль в руках, начал тянуть изо всех сил стропы.

Истребитель близко, блестит на солнце остекление кабины. Владимир выхватил пистолет и, выкинув руку, начал стрелять. «Мессер» заполнил собой все пространство. Вот-вот врежется. Нос точно направлен на него. «Зарубит винтом!..» Владимир в последний раз рванул стропу и резко откинулся телом в сторону. (А на самом деле всего лишь наклонил голову). Рев, темень, жуть! Он невольно закрыл глаза, втянул голову в плечи. С воем, рассекая воздух, самолет пронесся над головой. Удушливый вихрь водоворотом подхватил парашютиста, завертел, как щепку. «Сейчас буду падать! Где пистолет?..» Шли секунды, но падения не ощущалось. Только усилившееся размашистое качание, как на допинге. Взглянул вверх: купол по-прежнему над ним. «Мессер» промахнулся!.. Не помня что, Владимир закричал. Правда, три стропы перерезаны, но это не страшно. Жив! Жив! Земля-то близко! Всего каких-то 200—300 метров. Вряд ли «мессер» успеет еще раз зайти…

Вновь донесшийся приближающийся гул заставил повернуться.

Второй «мессер», круто планируя, стрелой несся к нему…

Владимир оцепенел. Тело обмякло. Силы оставили его.

— Сволочи! Гады! Мучители!.. Стреляйте! Стреляйте лучше!..

«Стреляйте!.. А где же мой пистолет?..» От нервного напряжения он забыл о нем и не чувствовал тяжести, хотя пистолет был в руке. До истребителя было еще далеко, но Владимир яростно давил на спусковой крючок, с каждым выстрелом приговаривая:

— На! На! Получай! Получай, фашистская мразь!

Расстреляв патроны, он сильно размахнулся и кинул пистолет в сторону разраставшегося истребителя. И тут его охватило удивительное спокойствие.

Снова сводящий с ума оглушительный рев, темень, жуть!..

Толчок!

Владимир куда-то провалился, словно в пропасть. Звенящая тишина.

Открыв глаза, содрогнулся. Купола не было!.. Вытянутая тряпка вместо него на конце уцелевшей стропы! «Прощайте!..»

Он не помнил, сколько летел до земли. Удар! Всплеск!.. Что-то жидкое и холодное хлестнуло в лицо, мягко и пружиняще обволокло тело. Сомкнулось над головой…

Открыл глаза… Зеленая масса кругом. Блестящие пузыри поднимаются вверх… «Что же это такое?.. Упал в озеро?.. Снесло ветром за время спуска».

Вынырнув, огляделся, освободился от подвесной и поплыл к берегу. Донесшийся издали рокот напомнил о схватке. Отыскал на горизонте удалявшуюся точку, поднял руку, погрозил кулаком. Выплевывая изо рта воду, тонким срывающимся голосом закричал:

— Фашист! Еще встретимся!..