Вашти
Он сказал мне смотреть на него. Девушка под белой простыней кричит, в ней та же прорезь, что и в моем вчерашнем одеянии. Пророк снова что-то говорит, но я смотрю на Эзру.
— Чтобы защитить Эзру от болезней, которые принесла с собой эта грешница, мы разрешили ему во время этого соединения пользоваться презервативом. Мы бы не хотели, чтобы он занес ее чуму в хороший дом.
Пророк протягивает Эзре маленький серебристый пакетик, и я наблюдаю, как он пытается надеть презерватив на свой вялый член. Он не хочет этого делать, но ему нужно убедиться, что мы все делаем правильно в глазах Господа. Пристально посмотрев на меня, он забирается на стол и встает на колени между насильно раздвинутых ног его первой жены. Эзра закрывает глаза и молится. Когда он снова их открывает, я вижу в его глазах страдание. Чувствую его боль и знаю, что он делает это ради нашей вечной жизни.
Заглядывая в мою душу, он проникает в Наоми сквозь дыру в ткани. Я не отвожу взгляда, не смею публично ослушаться его. Крики Наоми становятся все громче, когда он входит и выходит из нее. Мышцы на его шее натягиваются, как веревки, а кожа сияет от пота. Плотское ворчание, исходящее от него, когда он заканчивает то, что нужно сделать, заставляет сжаться мои бедра, живот сводит.
Поднимаясь, он все еще смотрит на меня. Джозеф помогает ему спуститься со стола, а пророк обращается к присутствующим здесь свидетелям.
— Пусть то, что Бог соединил вместе, никогда не будет разлучено ни в этой жизни, ни в следующей.
Джозеф помогает Эзре одеться, а затем мой будущий муж подходит ко мне, по прежнему стоящей там, где он меня оставил. Он берет меня за руку и мягко сжимает ее — жест, который никто не видит, но я чувствую его всем своим телом.
— Епископ созвал прихожан. Мы подождем, пока они присоединятся к нам, а затем продолжим, — говорит Джозеф.
Его отец подходит к небольшому тазу с водой позади нас и моет руки.
— Тебе придется бросить первый камень, без колебаний, без слез. Мне нужно, чтобы ты сделала это, Вашти, пожалуйста, — шепчет мне Эзра, когда мы садимся на скамью к его семье. — Пожалуйста, после этого худшее останется позади, я обещаю.
Убийство, он просит меня совершить убийство. И все же легкое пожатие моей руки заставляет меня найти причины, по которым я должна совершить это ради него.
— Хорошо, — отвечаю я.
Через открытые двери начинают входить люди. Наоми все еще привязана к столу под белой простыней, ее крики сменились тихими рыданиями, но она уже не вырывается. Я представляю, как она должна себя чувствовать, зная, что сегодня умрет здесь. Но, может быть, она будет прощена. Бог все еще может простить ее и впустить в Рай. Я уверена, что может — это просто наказание за ее грех.
Все помещение заполнено людьми, я замечаю некоторых дам, которых видела сегодня, они встречают меня теплыми улыбками и печальными глазами. Ввозят две тачки, нагруженные камнями, колесо одной скрипит, когда она выезжает на середину зала и останавливается рядом со столом. Когда все находятся внутри, двери закрываются и запираются на засов. Четверо мужчин переворачивают стол так, чтобы Наоми висела, удерживаемая своими веревками. Простыня спадает, и ее тело обнажается перед толпой. Эзра снова берет меня за руку и ведет к тачке с камнями.
— Возьми один, — говорит он, беря камень.
Я смотрю на них и задаюсь вопросом, как выглядит правильный камень, но прежде, чем я могу решить, Эзра протягивает мне один.
— Пусть ты, кто безгрешна, бросишь первый камень, — обращается пророк непосредственно ко мне.
Мне интересно, почему он думает, что я безгрешна. Уверена, что мои мысли в тот момент, когда я увидела Эзру голым, были греховными. Не хочу разочаровывать Эзру и уж точно не желаю быть наказанной. Когда он выводит меня на середину зала, прихожане встают вокруг, и каждый из них берет по дороге камень.
— Давай, Вашти, — говорит Эзра.
Я изо всех сил бросаю тяжелый камень в обнаженную девушку передо мной, ее стыд и боль пронзают меня. Эзра бросает свой камень, а затем отводит меня в сторону, где мы стоим и наблюдаем, как люди бросают в нее камни, закидывая ее миниатюрное тело обломками твердых горных пород. Кровь брызжет и струится из ее поврежденной плоти, ее красивое лицо разбито так, что его не узнает даже ее плачущая мать.
Что я наделала?
Когда брошен последний камень, пророк подзывает Эзру, и они вместе с ним подходят к Наоми и проверяют, есть ли у нее пульс. Когда мой нареченный склоняет голову, я понимаю, что она умерла. Я быстро вытираю сорвавшуюся слезу, прежде чем кто-нибудь это заметит. Они разрезают веревки, удерживающие ее, и ее избитое сломанное тело падает на пол. Все в зале поворачиваются к ней спинами, когда семья Наоми подходит к ее телу. Больше не произнесено ни единого слова. Присутствующие молча выходят, оставляя семью Наоми одеть ее и оплакать. Эзра не берет меня за руку, его лицо бледно, а лоб испещрен морщинами. Его душа тяжела от выбора, который он сделал, должно быть, мужчина все еще скорбит о том, что потерял.
На следующий вечер после молитвы нас с Эзрой не позвали в кабинет, вместо этого нас обоих отправили спать. У меня не было возможности поговорить с ним или кем-либо еще о прошлой ночи. Когда я попыталась поговорить с Диной, та подняла глаза вверх и остановила меня. Так прошло три ночи, прежде чем Иезекииль пригласил нас в свой кабинет после молитвы. До свадьбы оставалось всего два дня. Эзре больше не разрешали находиться в главном доме, кроме еды и молитв, поэтому я очень хотела провести с ним сегодня вечером несколько минут.
Настольная лампа освещает всю комнату золотым светом. Эзра похож на ангела от ореола, созданного вокруг него.
— Я скучала по тебе, — храбро говорю я, как только его отец выходит за дверь.
— И я скучал, Вашти. Ты в порядке? После того, что случилось. Мы не должны об этом говорить, но мне нужно знать, что ты в порядке.
— Я в порядке. Не знала, что нам не следует об этом говорить. Я буду более осторожна в соблюдении правил.
— Все нормально, не волнуйся. Все знают, что ты посторонняя, они поймут.
— Я не хочу быть посторонней, Эзра, — говорю ему.
Это заставляет его улыбнуться, и он берет мои руки в свои.
— Сегодня произойдет последнее, что мы должны будем сделать, чтобы подготовиться к нашей свадьбе. Тебе не о чем волноваться, ты будешь только наблюдать. — Он смотрит на меня, убирая с моего лица прядь волос. — Наблюдать и учиться, — это единственное, что тебе нужно будет сделать сегодня. Хорошо?
— Хорошо.
Не знаю, стоит ли мне бояться. До сих пор не было ничего легкого или простого.