Глава 7

Эзра

Я падаю в эту грандиозную пропасть между моей верой и ею. Это потрясает мои основы. От того, как она страдает, мне физически больно. Мой долг как ее мужа — защищать ее, но как слуги Господа — соблюдать Его заповеди и следовать правилам. Он требует, чтобы мы жертвовали собой, дабы доказать свою веру в Него. Это не только ее жертва. Она также и моя.

— Эзра, сын Иезекииля, агнец Господа нашего. Принимаешь ли ты жертву, которую Вашти принесла во имя вашего союза? Понимаешь ли ты, что она чиста и праведна перед лицом Господа Бога нашего? — говорит пророк со мной.

Все, что я вижу, — это слезы на ее бледных щеках.

— Да, — отвечаю я.

Мой голос тих, сомнения остаются. Сердце разбито, оно разрывается между Богом, которому я служу, и женщиной, которую люблю. Вот почему мой отец в детстве говорил мне, что в браке нет места любви, потому что не могу любить ее и позволять ей страдать. Меня учили любить Бога превыше всего.

Ее крик отскакивает эхом от стен вокруг нас, когда Пророк вытаскивает из нее свой пенис одним быстрым рывком. Ее спина выгибается дугой над алтарем под Диной, которая смотрит в глаза моему отцу, не отводя взгляда. Ее грудь вздымается с каждым вдохом, за который она борется, пытаясь освободиться.

— Пусть видят все, что здесь, в храме, перед Господом Богом и свидетелями Его, Вашти была чиста телом и сердцем. Она отдала себя Богу через меня, и Он благословил союз между ней и Эзрой.

Он разворачивает окровавленную ткань со своего все еще возбужденного члена, и Дина слезает с нее. Положив руку ей на грудь, она молча велит ей лежать неподвижно.

Пророк протягивает окровавленную тряпку моему отцу и пожимает мне руку. Мужчины покидают нас. Следующая часть этой церемонии — показать ей, что я всегда буду заботиться о ней. Дина остается, так как нам все еще не разрешается быть вместе наедине. Моя мать, отступив назад, подходит к скамье, на которой я сидел до этого, и опускается на нее. Знаю, что я должен сделать. Проглотив ужас того, что я позволил случиться с Вашти, иду к ней. Став на колени у алтаря с той стороны, где покоится ее голова,морально подготавливаю себя.

— Я горжусь тобой. Ты перенесла эти невзгоды с честью и достоинством. Ты заставила меня гордиться, и для меня большая честь соединиться с тобой, — повторяю я отрепетированные слова.

Они кажутся такими пустыми, когда я смотрю на нее и вижу пустой взгляд в ее глазах и то, как дрожит ее нижняя губа от непролитых слез.

— Сейчас я вымою тебя. Мы смоем прошлое для того, чтобы начать это путешествие вместе, как единое целое.

Дина улыбается, когда я оглядываюсь на нее в поисках поддержки. Встав, я помогаю Вашти подняться, и мой взгляд задерживается на ее белом одеянии. Вокруг прорези я вижу окровавленные края — напоминание о том, что она отдала для меня, для нас. Держа ее за руку, я помогаю ей встать на ноги, она дрожит, и я даю ей минуту, чтобы девушка могла обрести устойчивость.

— Прости, — шепчу я так тихо, что Дина меня не слышит.

— Я в порядке, — всхлипывает она, вынимая свою руку из моей.

Веду ее обратно в комнату, в которой переодевали раньше, положив руку ей на поясницу. Дина идет за нами. В маленькой ванной комнате ванна уже наполнена водой, над которой поднимается вверх пар.

— Мне нужно, чтобы ты вошла в воду, Вашти, — говорю я, пытаясь скрыть агонию в своем голосе. Переведя взгляд с меня на Дину и обратно, она становится на небольшую ступеньку, входит в воду и, громко зашипев, садится.

— Соль в воде очистит тебя, — говорит Дина.

Глаза Вашти снова наполняются слезами от боли. Взяв белую ткань, свисающую с края ванны, я становлюсь на ступеньку на колени. Сделав глубокий вдох, я готов впервые возложить руки на свою будущую жену. Это действие должно быть нежным, заботливым, исцеляющим. Оно должно показать ей, что хороший муж сделает для своей семьи, но сейчас все в нем заряжено эмоциями, которые я боюсь выразить. Чувствами, которые мне не разрешены. Мыслями, от которых мне должно быть стыдно, когда я вижу ее молодое тело, облепленное мокрой белой тканью. Одна лишь мысль о прикосновении к ней заставляет мое тело вести себя так, что Господь не одобрил бы. Закрыв глаза, я строю стену вокруг своего сердца, защищая свою душу от искушения. Просто вымой ее и покончи с этим, не дай искушению соблазнить тебя на грех. Если ты не будешь делать это с отцом в комнате, то тебе даже не следует думать об этом. Направляя себя на праведный путь, я готов сделать то, что правильно.

Я медленно и осторожно мою Вашти тканью, как меня учил отец, в течение многих лет готовя меня к этому дню. Ничто не могло подготовить меня к ее чувствам, к тому, что она заставляет чувствовать меня. Она перестает плакать, наблюдая за мной. Ее глаза ищут что-то, и я молюсь, чтобы она нашла это во мне. Без слов я говорю ей, как мне жаль, как сильно я люблю ее. Это чувство живет во мне с тех пор, как я впервые увидел ее улыбающейся. После того, как я вымыл ее тело, Дина кладет руку мне на плечо, и я оставляю их наедине, чтобы она помогла Вашти одеться.

Снаружи мой отец, широко улыбаясь, поздравляет меня, крепко пожимая мне руку. Он гордится моим выбором. Наконец-то.

— У меня хорошие новости, сын мой, — говорит он, пока мы ждем в темноте, когда Дина и Вашти выйдут наружу. — Наоми нашли, она в месте для наказаний. Возможно, ты все-таки доберешься до Небесных врат.

Мой желудок падает, как свинцовый шар, и все, от чего я только что чувствовал себя хорошо, смывается, окрашивается в красный цвет от ужаса. Потому что, моя своенравная, грешная первая жена вернулась. Это значит, что я несу ответственность за ее наказание, но сначала она должна стать частью нашего союза. Проглотив горечь, которую я ощущаю во рту, я смотрю на отца.

— Завтра ты пойдешь и приведешь ее. Ты знаешь, что должно произойти, и мы сделаем это быстро. Ты сделал правильный выбор, и я горжусь тобой, сын.