Ребёнок надрывался от плача.

Лейтенант обернулся и приказал рядовому закрыть дверь с другой стороны.

- Марика. Всё закончилось. – Уэйн вдруг догадался, что женщина не просто так была здесь. Будь она женой одного из работников, её уже давно бы уже не было в «Дахау». Все женщины, кроме заключённых покинули лагерь. – Вы свободны.

Уэйн вышел из комнаты и посмотрел на солдата.

- Ты отвечаешь головой за эту женщину и её ребёнка, - приказал он. Рядовой кивнул.

Иоганн, стоя в коридоре, слышал, что снаружи что-то твориться: автоматные очереди, одиночные выстрелы. Вдруг в проёме двери показался охранник. Он знал его. Это был совсем ещё мальчишка, недавно прибывший в лагерь. Его грудь была окровавлена. А глаза были полны боли, ужаса и отчаяния.

- Спасайтесь, они … - но он не договорил. Парнишка вначале упал на колени, а потом рухнул лицом вниз. Его тело дёрнулось лишь единожды.

Хауффман рискнул выглянуть наружу и ужаснулся тому, что творилось там. Ему стало страшно. Нет, страшно, это было не то слово. Он захлопнул дверь.  Выхода не было. Солдаты союзнических войск и освобождённые заключённые добивали охрану, что была снаружи. Безжалостно. Беспощадно. Кто-то запинывал уже раненых, добивали камнями. Это был кромешный ад!

Хауффман заметался. Он не знал, что делать. Мысль о дочке возникла и тут же исчезла. Нужно было спасать собственную жизнь.

Что? Что делать? Он не замечал паникующих вокруг него других людей. Ему было на всех плевать. Надо спасать себя. Ему было страшно. Как же хотелось жить!  Он с кем-то столкнулся и отшвырнул его в стену.

- Хауффман!

- Иди ты на хуй! – почти завизжал мужчина.

Дверь открылась и коридор прорезала автоматная очередь.  Тот, кого он толкнул пошатнулся и упал, прикрыв собой мужчину. Упал уже замертво.

- Янг! – Трумэн положил руку на плечо рядовому. – Успокойся. Они все пойдут под трибунал. Не стоит вершить самосуд.

- Это твари! – кричал Билли.

- Да. Но опусти автомат. Все, кто остался жив, понесут наказание. Майор дал слово, - Уэйн опустил пальцы на дуло автомата.

Янг вдохнул воздух сквозь зубы и выдохнул. Зрелище, что он увидел в вагоне, всё ещё стояло у него перед глазами. И, наверное, будет преследовать его всю жизнь. Этих гадов мало было повесить!  Они заслуживали тех же мук, что они причинили другим. А ведь среди тел были не только мужчины, но и женщины, и дети, и старики.  Если бы кто-то посмел причинить боль его матери или сестре, он самолично перерезал бы им горло!

Всех оставшихся в живых работников концентрационного лагеря вывели к одной из стен. Среди них был и Иоганн Хауффман. Ему казалось, что среди оставшихся в «Дахау» он видел Генриха Виккера, старшего, из оставшихся в лагере офицеров. Но он не знал, что тот был застрелен всего несколько минут назад.

Хауффман не знал, что когда тому спину упёрся пистолет Трумэна, тот тихо произнёс: «Хайль Гитлер! Чтоб вы все сдохли!» И Уэйн, не моргнув глазом спустил курок.

Их, человек около ста, может меньше, поставили возле стены рядом с башней и приставили двух пулемётчиков. Рядом с башней лежали пять трупов охранников, которые, видимо до захвата, вели оборонительный огонь. А позже их просто расстреляли.

Вдруг раздалась пулемётная очередь.

Унтерштурмфюреру Хауффману вдруг стало тяжело дышать, и он начал оседать. Он пытался поймать ртом воздух, но всё было тщетно. Это был конец…

Он уже не видел, как к пулемётчику подбежал Трумэн и оттолкнул того от орудия. Позже выяснилось, что у рядового просто не выдержали нервы и он начал просто безрассудно палить. В результате чего погибло пятнадцать человек и более двадцати было ранено.