- Для того, чтобы делить невзгоды и деньги, вовсе необязательно быть супругами, достаточно быть любовниками, - простодушно пискнул Чарли Уэйком и нервно, истерически рассмеялся.

- Заткнись! – с ужасом простонал Бабс, увидев, как судья Криггс, вслушивается в смысл фразы. Спустя полминуты, он принялся лыбиться в ту сторону, где, по его мнению, находился племянник.

- Полноте, не думаете же Вы, что судья Криггс, - начал было Джекки Чесней и тут же замолк, увидев, какие ужимки появились на лице судьи Криггса. Глядя на экс-судью, можно было подумать, что он разговаривает по телефону и говорит какую-нибудь гадость.

- Помогите! – испугался «Попус», пятясь назад.

- Ну уж нет! – радостно осклабилась усатая морда закона. – Ты от меня так просто не отделаешься!

- Позовите журналистов! Сбрызни, педераст! – закричал Бабс, вспоминая, какие гадости ему говорил судья Криггс еще в его, Бабса бытность донной Розой. – при них он будет вести себя прилично!

Спустя минуту, толпа журналистов ворвалась в кабинет, щелкая фотоаппаратами и тыкая друг друга перьевыми ручками.

- Что Вы думаете о политике кабинета министров в Британских колониях? – спросил Бабса самый расторопный из них.

- Я думаю, что… - Бабс хотел было аргументировано высказаться на эту тему, но вовремя вспомнил, что «Попус», которого он играет, недотраханый имбецил в последней стадии кретинизма, поэтому безапелляционно заявил журналистам, - колонии – это приставшие к заднице империи куски дерьма, от которых давно плохо пахнет. Пора вытереть свою задницу и смыть засохшие какашки в унитаз! Деньги надо тратить на своих бездомных граждан, а также кошек и собак!

Все репортеры от неожиданности раскрыли рты. Стало слышно, как новоиспеченный и невоспитанный юрист Криггс уронил ручку на пол.

- Че вы на меня уставились, словно я только что испортил воздух? Уверяю, что если кто и испортил воздух, так это, несомненно, никто иной, как мистер Криггс, хозяин этого кабинета.

Репортеры опомнились от столбняка и странички их блокнотов покрылись причудливыми закорючками.

- Не смейте про меня такое писать! – завопил адвокат Криггс. – Стручки гнилые, я из вас потом в суде последнее пенни выжму!

- Не слушайте эту усатую морду, возросшие тиражи газет с лихвой покроют штрафы и издержки! – подначивал журналистов Бабс.

- Давно Вы страдаете недержанием газов? – спросил у Криггса самый бойкий журналист.

- Скажите, вы гороховый суп любите? – принялся выспрашивать другой, принадлежность которого к желтой братии, читалась на лице.

- Заткнуться, ублюдки! Я вам покажу, как меня в пердуны записывать! – заорал Криггс на журналистов. – И этому недоноску-кретину это с рук не сойдет! Его мильоны вылетят в трубу, когда я вчиню ему иск о чести и достоинстве! – продолжал орать наш противный усач с черными очками на глазах.

- Что Вы на это скажете, мистер Мандатрахулос?

- Я ему вчиню встречный иск за загрязнение воздуха! – нахально ответствовал Бабс. – И еще, запишите, он пристает к богатым племянникам! Слышали бы вы, какие гадости он говорит! Порядочный человек не выдержал бы и пяти минут!

- Пошел вон, кретин! – завопил судья. – Вот твое завещание, вот твое бумаги, а вот твоя чернильница! – с этими словами бывший судья швырнул наугад все вышеперечисленное, раскроив голову одному из писак. Разгоревшийся после этого скандал прибежали улаживать сами Скотски, Плотски и Глотски, которые после длительных препирательств, выдали каждому журналисту по большой чернильнице и закрыли за собой дверь. Результатом всего этого явилось попадание судьи Криггса в больницу со множественными повреждениями головы, рук, ребер и ключицы.

Тем временем, Бабс в окружении своих «родственников» погружался в большой автомобиль. Но мест в лимузине всем не хватило, так что на глазах не прорвавшихся в здание журналистов, «Попус» высадил из машины Брассета, Чарли Уэйкома и Джекки Чеснея, после чего, пыхнув черным клубом дыма из выхлопной трубы, укатил, бросив на прощание белый платочек несчастной троице, стоявшими с черными от копоти лицами и раскрытыми от удивления ртами.

- Ах, наглая морда!

- Да, мерзавец! – пискнул Чарли Уэйком.

- И притом, очень богатый мерзавец, - добавил Брассет.

Замечание дворецкого привело других двух героев в себя.

- Ну ты, продюсер хренов, пошли что ли, организуем концерт, - предложил Джекки.

- А ты, ты, ты – кретин! – сообщил Чарли своему другу. – Шел бы ты учиться играть на пианине, а то всех нас опозоришь!

- Да я тебя, очкастая морда, седьмую сонату Бетховена в задницу запихну! – огрызнулся Джекки.

- Брассет! – вознегодовал мистер Чарли. – Вы то че уставились? – ехидное выражение лица Брассета, как ветром сдуло. – Идите и договоритесь с какой-нибудь монашеской капеллой об аренде музыкальных инструментов.

- Слушаюсь, сэр! – ответил Брассет и, повернувшись к обоим приятелям спиной, отправился на поиски.

- Какая-то толстая задница высадила нас из папиного лимузина! – вновь принялся возмущаться Джекки Чесней.

- Из тетушкиного! – с апломбом возразил Чарли.

- Сэр, - вмешался Брассет, задержавшийся, чтобы завязать шнурки. – Сейчас этот лимузин принадлежит господину Мандатрахулосу!

- Заткнись, пошел вон!!! – одновременно заорали Джекки и Чарли.

- Да сэр и сэр! Сию минуту! – вытянулся Брассет.

- Какого хера ты командуешь моим дворецким? – возмутился Джекки Чесней. – В смысле, по какому такому праву?

- По праву джентльмена! – взвизгнул мистер Уэйком. – К тому же Брассет не твой раб, а слуга. Он служит и твоему папаше, а тот женат на моей тетушке, а значит… - распалялся Чарли, нервно поправляя свои очки.

- А значит, Брассет еще и родственник тебе, да? – насмешливо отозвался Джекки. – Следуя твоей логике, я могу приказывать приставу палаты лордов на том основании, что я сидел на том же унитазе, что и лорд Пердоун десятью минутами ранее, ведь я учился с ним в одном классе!

- Заткнись! – голос Чарли Уэйкома вновь сорвался на визг. Я тоже учился с ним в одном классе, но никогда не сидел на унитазе после него, ведь он срал так, как сейчас говорит, брызгая слюной во все стороны. В кабинку зайти было невозможно!