Освободить пленника живым, особенно из тех районов, где приходилось жить в Чечне в качестве пленника Ивану, было практически невозможно. Упустить из своих рук бойца-гладиатора считалось у чеченцев позором, а ни один чеченский мужчина не рисковал своей честью так же безрассудно, как жизнью.

Если Олейникову удалось освободить хоть одного их таких, как Иван – он был очень опасным противником. О враге, знал Иван, говорит не его вид и даже не его оружие, а его дела, его прошлое.

Напоминание о Чечне, которая и без того постоянно выныривала из памяти неожиданными картинами, заставило его помрачнеть.

«Где ты был, Олейников, когда я убивал на поляне в кругу костров своих друзей? Я ждал тебя тогда. Тебя или еще кого-нибудь, кто окажет мне помощь. Но очень скоро понял, что надеяться можно только на себя, и помощи ждать – только от себя. Остальное – ложь и пустота...»

Теперь надеяться на самого себя должен был уже Олейников. Иван уверен был, что и на этот раз сумеет обмануть Никитина с его охраной, хотя его и возбуждала мысль померяться силами с ФСБ.

– «Будет буря, мы поспорим и померимся мы с ней...» – бормотал он рассматривая купленные бумаги. – «Вы лучше лес рубите на гробы...» потому, что – «...мы поспорим и померимся мы с ней!» Где будет-то этот ваш мифический юбилей? О! Размахнулись, ребята! В театре на Таганке? Отлично! Давненько не бывал я в театре, я все больше – в цирке! В роли клоуна, развлекающего публику. Так что – не откажусь от серьезной драматической роли. Только боюсь, ребята, и на этот раз вся ваша затея обернется фарсом!

Иван посмотрел на число, на которое назначено празднование юбилея. Так, в запасе – три дня. Ну, что ж, Никитин, спасибо, что оставил время на подготовку... Готовиться придется серьезно.

Едва Иван представил, сколько фээсбэшного народа соберется на этот карнавал, устроенный в его честь, как тут же возникла привычная уже мысль о тротиле.

Взорвать все это сборище, да еще при этом развалить на хрен один из самых популярных московских театров было очень даже соблазнительно. Это будет шум не только на всю Москву, – на всю Россию! Иван представлял уже обломки красных стен театрального здания, которые останутся торчать на Таганской площади памятником ему, Ивану, победившему в соревновании с Никитиным. Можно арендовать самолет в одном из московских аэроклубов, хотя бы – в Тушино, загрузить его поплотнее взрывчаткой, хорошо бы – тонны полторы! – и назначенный час спикировать на это здание из красного кирпича, в котором соберутся фээсбэшники, поджидая Ивана. Он и нагрянет на этот праздничек!

Иван представил все это очень живо, почти реально увидя стремительно надвигающийся на него район Таганки, вырастающее перед глазами здание театра, и самое последнее – круглые глаза и выражение ужаса на лице случайного прохожего, не имеющего к ФСБ никакого отношения. Потом яркая вспышка перед глазами и – ощущение собственного небытия, если, конечно, такое ощущение возможно!

Но, посверкав перед глазами Ивана заманчивыми красками, эта картина стала постепенно меркнуть и скоро потеряла всю свою привлекательность. Людей, которые будут в это время находиться в здании театра, он не представлял себе, да и не хотел о них думать, но этот случайный прохожий, влезший в картину планируемой им катастрофы, мешал Ивану ощутить полное удовлетворение от той картины, что он только что представил...

«Опять какие-то случайные люди, которые смотрят на меня глазами кроликов, когда их убиваешь! – подумал с досадой Иван. – Их, оказывается, большинство в этом проклятом городе! Шагу ступить нельзя, чтобы кого-нибудь не зацепить! Да не хочу я вас убивать! Оставьте меня в покое! Я не с Москвой воюю, а только с генералом Никитиным!»

Мысль о взрыве была безнадежно испорчена. Случайные жертвы, да к тому же – силы ПВО, ведь полеты над Москвой запрещены, всякие там зенитки, истребители-перехватчики, которые могут расстрелять Ивана прямо в небе вместе с его тротилом – такая получается суета! Нет, нужно придумать что-нибудь попроще, без такого размаха, оставляющего на теле Москвы неизгладимые шрамы.

Иван и любил и ненавидел этот город в одно и то же время. Москва отняла у него все – и Надю, и ощущение собственной значимости в этой жизни, и всякие надежды на будущее. Но Иван знал, что в этом городе он мог бы жить спокойно и счастливо, если бы...

Если бы его жизнь сложилась по-другому. Или сам он был другим человеком.

Но был именно тем, кто он есть – бывшим киллером, убийцей, своими руками вырвавшим себя из Чечни, а затем – этими же руками разрушившим свою жизнь в Москве.

«Причем здесь Крестный? – горько подумал Иван. – Он лишь платил мне деньги за то, что я делал бы и сам! Сейчас никакого Крестного нет, а чем я занимаюсь? Убиваю по-прежнему...»

Но тут он снова вспомнил о Никитине и все сомнения вылетели из его головы. Нет, он обязательно убьет этого молодого выскочку Олейникова и тем – сначала унизит Никитина, а затем убьет и его. Может быть тогда ему удастся остановиться...

Иван принялся за рекогносцировку местности и изучение здания театра...

Раздобыть план внутренних помещений театра оказалось не столь сложно, стоило только обратиться в окружное архитектурное управление и представиться директором фирмы, собирающийся по договору с театром производить капитальный ремонт и реконструкцию здания. Едва он преподнес пожилой грустной женщине, инженеру-смотрителю, изящный, сделанный в форме улыбки флакончик духов «Сальвадор Дали» от имени фирмы с надеждой на тесное сотрудничество в оформлении всевозможных разрешений и согласований, как получил доступ к инженерно-эксплутационной документации по зданию театра на Таганке. Сделав ксерокопии нужных ему листов Иван тепло расстался со вновь почувствовавшей себя женщиной инженером-смотрителем и отправился разрабатывать операцию.

Задача была очень сложной, но – тем более интересной.

– Клюнуло, Никитин! Еще как клюнуло! – фамильярно ввалился в кабинет к генералу Герасимов с сообщением, что по данным оперативной службы, дезинформация до Ивана Марьева доведена.

Герасимов знал, когда можно фамильярничать с генералом, а когда делать это противопоказано для карьеры. Сейчас, идя к нему с сообщением об удачном начале операции, Генка чувствовал, что можно немного понаглеть, Никитин стерпит. Герасимов хорошо знал перепады настроения своего начальника и как хороший синоптик, мог дать прогноз на ближайшие часы и объяснить, от чего это зависит.

– Почему ты думаешь, что он не разгадает твоего плана? – спросил его Никитин, искренне надеясь, что Герасимов не разрушит его надежды на успешное завершение только что начавшейся операции. – Он далеко не дурак. Я иногда даже думаю, что он вполне управился бы с твоими, например, обязанностями, Гена.

Герасимов задохнулся от возмущения. Додумался генерал! Сравнить какого-то убийцу с заместителем директора ФСБ, начальником аналитического отдела, самого важного, как считал Герасимов, во всем управлении.

Никитин улыбнулся о сделал рукой останавливающий жест, как судья на ринге, притормаживающий слишком рьяно рвущегося в бой боксера.

– Ну-ну, Гена! Не кипятись! Думаю, что Ивану Марьеву и все наше управление можно было бы доверить! Справился бы, наверняка!

– Вот поймаем его – и сажайте на свое место! – обиделся Герасимов, который не представлял себе кого-то на месте генерала, кроме себя, даже шутки на эту тему его раздражали.

Никитин засмеялся.

– Нет, Гена! Я свои обещания помню! – сказал он. – Как только возьмем Ивана Марьева, уступлю свое место тебе, а не ему.

Герасимов посмотрел на генерала Никитина очень внимательно и несколько раз подергал подбородком из стороны в сторону, словно его шею душил слишком тугой воротничок форменной рубашки.

«Посмотрим, сдержишь ли ты слово, генерал... – буркнул он про себя и вспомнил, зачем он пришел к Никитину. – Слово генерала – слишком не надежно. Надежен приказ о твоей отставке.»

– Финал операции назначен на послезавтра, – сказал он. – У меня есть к вам большая и, можно сказать, личная просьба. Останьтесь послезавтра здесь, в управлении. Я сам буду в театре и этого будет вполне достаточно. Вы не должны подвергать свою жизнь риску. Несмотря на ваши разговоры о возможной отставке, я надеюсь на не один еще год работы под вашим руководством. Вы нужны управлению и не должны рисковать столь безрассудно, как прошлый раз, когда лично встретились с этим отпетым убийцей.