«Э, Геночка, —думал Никитин, слушая эту тираду Герасимова, – а вкус-то тебе порой изменяет. Что-то слишком грубо ты мне льстишь. Что у тебя там в головенке-то копошится? Какие такие тайные мысли? Сам хочешь Марьева взять, чтобы потом о тебе все управление говорило? А если я там буду так скажут – Никитин Марьева взял. А ты – побоку! Так что ль?»

– Нет, Геннадий! – резанул его непривычным обращением по ушам Никитин, пусть знает насколько заметна неискренность в разговоре. – Ты не прав! Позволь уж мне, старику напоследок размяться. Ведь если я здесь останусь, я ж совсем заскучаю. Вы будете там перестрелки устраивать, а я – здесь отсиживаться? Нет, Геннадий, я так не умею! Мой опыт, как ты говоришь, он и при захвате пригодиться может. И стреляю я не на много хуже самого Марьева!

– Но, это же безрассудство, Никитин! – воскликнул Герасимов. – Там нужны молодые ловкие профессионалы! А люди опытные, мудрые нужны именно здесь, чтобы направлять молодых...

– Знаешь что, молодой и ловкий! – оборвал его Никитин. – Я дела тебе еще не передал! И продолжаю здесь командовать. Я приказываю, слышишь, приказываю! Включить в список объединенной группы захвата генерала Никитина. Сделаешь! Я лично проверю. Если не сделаешь, завтра пиши рапорт о своей отставке. Прежде чем ты успеешь занять мое кресло, я успею тебя уволить.

Герасимов присмирел.

«Прав, Никитин, —подумал он. – Нужно быть повнимательней в разговорах с ним. И вправду, ведь, уволит, чего доброго. Начнет Серегу Коробова дрессировать, чтобы на свое место посадить».

– Возьмем с собой «Белую стрелу», – сказал генерал, словно прочитал мысли Герасимова. – Остальные —твои статисты. Теперь слушай внимательно! Я чтобы никого из твоего отдела я театре не видел – узнаю, что кто-то по твоему указанию присоединился к статистам – расстреляю мерзавца вместе с тобой!

Генерал отвернулся от Герасимова и сказал ему напоследок:

– Все! Можешь идти! И скажи Верочке, чтобы Коробова мне вызвала, срочно!

Герасимов выскочил из кабинета, едва не плача от обиды. Он так рассчитывал, что ему удастся одному руководить операцией по захвату Марьева.

Это было ключевое звено в его плане дискредитации генерала Никитина, который он разработал, не веря обещаниям Никитина уйти в отставку. Ему нужно было как-то отстранить Генерала от этой операции, которая должна была закончиться успехом.

Никитин не совсем угадал, когда говорил, что Герасимов собирается присвоить себе все лавры по поимке Ивана Марьева. Не менее важным был и тот факт, что в этой операции не участвовал сам Никитин. Это давало бы Герасимову повод распускать в управлении всевозможные слухи о его немощности, о том, что он резко сдал и скоро, наверное, в отставку пойдет, пора уж, судя по всему...

Не сам, конечно, Герасимов этим занимался бы, верных людей у него на Лубянке хватало. Через пару месяцев в управлении создалась бы такая плотная атмосфера ироничного и снисходительного отношения к Никитину, что он сам не выдержал бы. Попросился бы. Если не в отставку, так куда-нибудь еще – например, банно-прачечным хозяйством Москвы руководить...

А место освободилось бы для Генки!

Он зло усмехнулся своим мечтам, но тут же вспомнил, что Никитин не оставил камня на камне от его прожекта, словно чувствовал, что не должен соглашаться на уговоры Герасимова. Теперь сам Герасимов находится в совершенно дурацком положении.

Кто он, в конце-то концов? Мальчик, которым генерал может помыкать, как хочет? То ему разработай, это... План ему давай! Да еще и шуточки про Генку отпускает, насчет голубизны! Это Герасимова особенно бесило. Он давно уже не мальчик! Рано или поздно, но генерал Никитин узнает об этом! В этом Генка клянется самому себе всем, что только можно придумать!

Да чтоб ему голубым стать, если он этого Никитина в один прекрасный день...

Эту мысль Генка в целях конспирации даже додумывать до конца не стал...

Он давно не был в техническом отделе. Кто их знает, этих монстров высоколобых, может быть уже есть у них какие-то экспериментальные разработки по чтению мыслей. Если есть, то испытывать их будут прежде всего в управлении и все полученные результаты, не беда, что экспериментальные – сразу на стол Никитину попадут.

Если бы Генка руководил ФСБ, он именно так и поступил бы! Мысли подчиненных нужно знать! Иначе додумаются они до чего-нибудь, до чего не следует! До чего Генка, например, сейчас додумался.

У Ивана все уже было готово: черный фрак аккуратно упакован в целлофан, в сумке с плечевым ремнем удобно уложен целый арсенал, прочный комбинезон из ткани красного цвета плотно облегал его тело. Многочисленные карманы комбинезона были заполнены самыми различными приспособлениями для скалолазания.

Иван спокойно покурил в последний раз на дорожку у себя на кухне и накинул, широкий легкий плащ, полностью закрывший комбинезон. Прогрев мотор приготовленного заранее «Москвича», Иван выехал из гаража и через десять минут уже гнал по Садовому кольцу против часовой стрелки.

Для разведки он решил раза три проехать мимо театра. С таким интервалом, который необходим для того, чтобы сделать круг по Садовому кольцу, это не вызовет никаких подозрений, да его «москвичонка» и не заметит никто! Но вовремя сообразил, что Садовое ныряет под Таганку и проехать мимо театра ему не удастся, разве что под театром. А это его не интересовало.

Иван свернул с Житной на Добрынинской площади и по Жукову щипку попал на Дербеневскую улицу. По мосту через Москву-реку он выехал в район Крутицких переулков и вскоре попал на Больших Каменщиков. Поднажав на газ он помчался с ветерком и вскоре вырулил на Таганскую площадь.

Еще издалека он заметил наружную охрану, выставленную около театра. Герасимов решил охранять не только входы и выходы, но, помня, что Иван предпочитает варианты бездорожья, как в случае с убийством Пани, возле каждой стены выставил еще по два человека.

«Вот здесь-то ты дружок, и ошибся!» – подумал Иван о Герасимове.

Он ехал теперь не спеша, чтобы можно было разглядеть обстановку подробно. «празднование» было назначено на девятнадцать тридцать.

Раньше генерал Ромашов не соглашался отпускать курсантов ни на какие мероприятия, и Герасимову пришлось соглашаться на вечер, когда заканчиваются занятия в военном училище. Курсанты должны были создать видимость юбилейной массы народа. Их частично переодели в костюмы, позаимствованные на вечер из всевозможных ателье, частично в форму ФСБ. Курсанты были уже в зале и сидели достаточно тихо, если учесть, что командиры взводов ходили между рядов и показывали кулаки прилично одетым молодым людям в гражданской одежде. Те мгновенно замолкали и поворачивались к сцене.

Олейникова с его охраной поместили рядом с дверью и отработали его эвакуацию в случае стрельбы: его стул опрокидывался и мгновенно исчезал вместе с ним за дверью из зрительного зала.

«Белая стрела» рассредоточилась по зрительному залу, придерживая свое орудие под широкими накидками из черного материала, чтобы не привлекать лишнего внимания курсантов. Они и так не понимали, что происходит и интересовались тем, куда им совать носы бывло не нужно...

Коробов занял пост на балконе, забравшись туда с ручным пулеметом. У него с Иваном были свои счеты – двое коробовских друзей погибли страшной смертью. Иван убил их голыми руками.

Вход в театр был открыт для всех желающих, но это была ловушка, простая и соблазнительная, как считал Герасимов, для Ивана. Зная его наглость и самоуверенность, Герасимов не сомневался, что Иван будет идти напролом, это его обычная манера. Переоденется каким-нибудь придурком-интеллигентом, или, еще лучше – женщиной, и попрет в наглую. А если тормознут на входе, откроет стрельбу и вообще – шум.

Всех входящих и вообще, приближавшихся к зданию, Герасимов разглядывал на экране мониторов сам, а затем проверял еще и на компьютере, чтобы установить личность. Иван не должен был проскользнуть внутрь незамеченным.

Расчет Герасимова основывался на самомнении Ивана и его стремлении доказать, что он кое-что значит в той жизни. Кому он вообще что-либо доказывать? Все его контакты с жизнью практически прервались. У него остались только враги в лице генерала Никитина и возглавляемого им ФСБ.