У бедняка, который, насвистывая народные песни, тащился с корзиной по снегу, промокли и застыли ноги. Он остановился и, кряхтя, присел на корзину. Впереди на холме чернело большое здание с бесчисленными освещенными окнами. Наверное, гранд-отель, подумал он. Надо было поселиться в небольшом прокуренном постоялом дворе, а не в этом идиотском каменном ящике. Но потом он вспомнил, что хотел ведь изучать людей.

-- Какая чушь! -- сказал он вслух. -- Я же давно знаю эту братву. -- Он нагнулся, слепил снежок и долго держал его в ладонях. Кинуть в фонарь? Как несколько дней назад мальчуганы на Литценбургерштрассе. Или как он сам сорок лет назад.

У господина Шульце замерзли пальцы. Белый комок снега выпал из рук, оставшись без употребления. Да я все равно бы промазал, подумал он с грустью.

Запоздалые лыжники проехали мимо в сторону холма. К гранд-отелю. Шульце услышал их смех и поднялся. Грубые ботинки. Корзина была тяжелой. Фиолетовый пиджак тер под мышками. Не хватает еще раскиснуть, он мысленно обругал себя и зашагал дальше.

Когда Шульце вошел в отель, лыжники столпились у стойки швейцара, покупали газеты и с удивлением поглядывали на вошедшего. Со стула поднялся элегантно одетый господин. Вот тебе на! Это же Иоганн!

Кессельгут с тяжелым сердцем приблизился и умоляюще взглянул на "бедняка". Но эти взгляды отскочили от него как от стенки горох. Шульце поставил корзину на пол, повернулся спиной к лыжникам и лицом к афише, которая извещала, что послезавтра вечером во всех залах гранд-отеля состоится "бал в отрепьях". С большим удовлетворением Шульце подумал, что ему по крайней мере даже не надо будет переодеваться.

Лыжники, громыхая и спотыкаясь, ввалились в лифт.

Швейцар, обозрев тыльную сторону бедняка, сказал:

-- Торговля вразнос запрещена!

После чего обратился к Кессельгуту и спросил, что ему угодно.

-- С завтрашнего дня мне надо будет кататься на лыжах, -- сказал Кессельгут. -- Не знаю, как это делают. Думаете, я еще могу научиться?

-- Ну конечно! -- ответил дядюшка Польтер. -- Здесь и не такие выучивались. Лучше всего возьмите частные уроки у Тони Гразвандера. Он сможет посвятить вам лично больше времени. Это приятнее, чем в большой группе, когда то и дело шлепаешься и на тебя вечно глазеют тридцать человек.

Кессельгут задумался.

-- Кто шлепается? -- робко спросил он.

-- Вы! -- констатировал швейцар. -- Плашмя, во весь рост.

Кессельгут прищурился:

-- Это очень опасно?

-- Вряд ли, -- успокоил его швейцар. -- К тому же у нас, в Брукбойрене, первоклассные врачи! Например, медицинский советник доктор Цвизель. Лечением сложных переломов костей он прославился на весь мир. Ноги, побывавшие в его клинике, выглядят куда красивее, чем прежде!

-- Я не тщеславен, -- сказал Кессельгут.

Бедняк, изучивший тем временем все объявления, расхохотался.

У швейцара, который забыл о присутствии бедняка, лопнуло терпение:

-- Мы ничего не покупаем!

-- А я ничего и не продаю, -- сказал бедняк.

-- Тогда что вам здесь надо?

Навязчивый человек подошел ближе и ласково сказал:

-- Жить!

Швейцар сочувственно улыбнулся:

-- Это обойдется вам дороговато. Ступайте-ка обратно в деревню, мил человек! Там есть постоялые дворы и дешевые койки для туристов.

-- Большое спасибо, -- отозвался бедняк. -- Но я не турист. Разве я похож? Между прочим, номер, который я займу здесь, стоит еще дешевле.

Швейцар взглянул на господина Кессельгута, предполагая, что тот с ним согласится, покачал головой и сказал как бы в завершение:

-- Доброго вечера!

-- Ну наконец-то! -- сказал бедняк. -- Давно пора со мной поздороваться. Уж в этом отеле я ожидал манеры получше.

Дядюшка Польтер побагровел.

-- Вон отсюда! -- прошипел он. -- Сейчас же убирайтесь! Не то прикажу вас выгнать!

-- Это уж слишком! -- решительно заявил бедняк. -- Моя фамилия Шульце, я второй призер конкурса. На десять дней мне предоставлены в гранд-отеле "Брукбойрен" бесплатное питание и жилье. Вот документы!

Дядюшка Польтер, сам того не замечая, начал отвешивать мелкие поклоны. Он не понимал, что творится. Сойдя наконец с подставки, он вышел из-за стойки, и сразу бросилось в глаза, что швейцар небольшого роста.

-- Одну минутку, пожалуйста! -- пробормотал он и рысцой устремился в контору за директором. "Убиться можно!" -- скажет Кюне.

Шульце и Кессельгут временно остались вдвоем.

-- Господин тайный советник, -- предложил Иоганн в отчаянии, -- может, лучше вернуться домой?

Шульце, видимо, оглох.

-- Случилось нечто ужасное, -- шептал Иоганн. -- Представьте себе, когда я вошел сюда...

-- Еще одно слово, -- сказал тайный советник, -- и я убью вас голыми руками! -- Это звучало крайне убедительно.

-- Но риск... -- начал Иоганн.

Тут открылась дверь лифта, оттуда вышел Хагедорн с открыткой в руке и направился к стойке швейцара.

-- Убирайтесь! -- прошептал Шульце.

Кессельгут повиновался, но, чтобы оставаться вблизи, присел за столик в холле. Он не ждал ничего хорошего. Сейчас встретятся миллионер, которого здесь приняли за бедняка, и бедняк, которого считают миллионером! Недоразумения сгущались над отелем, как грозовые облака. Молодой человек заметил Шульце и учтиво поклонился. Шульце ответил тем же. Хагедорн озирался по сторонам, что-то искал глазами.

-- Извините, -- обратился он к Шульце. -- Я только что приехал. Не знаете, где здесь почтовый ящик?

-- Я тоже только что, -- ответил бедняк. -- А ящик за второй стеклянной дверью налево.

-- Действительно! -- воскликнул Хагедорн, вышел, бросил открытку, адресованную матери, вернулся довольный назад и остановился возле бедняка. -- Вам еще не дали номер?

-- Нет, -- ответил тот. -- Судя по всему, еще не выяснилось, можно ли вообще рискнуть и предоставить мне приют в этой скромной обители.

Хагедорн улыбнулся.

-- Здесь все возможно. Мне кажется, мы попали в явно комичный отель.

-- Если понятие комического толковать так широко, то вы правы.

Молодой человек пристально поглядел на собеседника. Потом сказал:

-- Не сердитесь на меня, пожалуйста, но мне страшно хочется угадать, как вас зовут.

Тот отступил на шаг.