У порога стоял ученик мясника Кухенбуха. Он был почти двухметрового роста, и звали его Карлуша.

-- Здравствуйте, вам большой привет от мастера, -- сказал он. -- И в десять часов вам будет звонить господин Хагедорн. Из Альп. Но пугаться вам незачем.

-- Незачем пугаться? -- спросила старая дама.

-- Ага. Он прислал нам вчера вечером телеграмму и просил, чтобы мы подготовили вас к радостному событию.

-- Это на него похоже, -- сказала мать. -- Радостное событие? Хм! Сейчас иду. Минутку, возьму только для вас пятачок. За беготню.

Она вынесла монетку и дала ее Карлуше. Тот поблагодарил и, топая, сбежал по лестнице.

Ровно в девять фрау Хагедорн явилась в лавку Кухенбуха.

-- Карлуша, как всегда, опять напутал, -- сказала жена мясника. -- Вы пришли на час раньше.

-- Знаю, -- ответила матушка Хагедорн. -- Но дома я бы волновалась. Вдруг он позвонит раньше. Я не буду вам мешать.

Фрау Кухенбух добродушно засмеялась, О "мешать" и речи быть не может.

Она вручила старой даме телеграмму и предложила сесть.

-- Что он воображает! -- рассердилась фрау Хагедорн, прочитав текст. --Ведет себя так, будто я кисейная барышня. Уж так сразу я никогда не пугаюсь.

-- Что же ему хочется? -- спросила жена мясника.

-- Вот сейчас я ужасно волнуюсь, -- призналась старая дама.

Но тут вошли покупатели, и она умолкла. Каждую минуту она трижды взглядывала на стенные часы, висевшие над сервелатом и салями. В лавке было холодно, и кафельные плитки покрылись влагой. На дворе стояла слякотная погода.

К десяти часам с минутами, когда зазвонил телефон, фрау Хагедорн вконец расклеилась. Дрожа, она вошла за прилавок, протиснулась мимо колоды для рубки мяса, судорожно прижала к уху трубку и сказала жене мясника:

-- Надеюсь, что расслышу его. Ведь он так далеко! Она замолчала и стала напряженно вслушиваться.

Внезапно ее лицо осветилось, словно банкетный зал, в котором только что царил мрак.

-- Да? -- крикнула она звонким голосом. -- У телефона Хагедорн! Фриц, это ты? Ты что, ногу сломал? Нет? Слава Богу. Может, руку? Тоже нет? Тогда я рада, мой мальчик. Ты точно здоров? Что? Что ты говоришь? Я должна спокойно выслушать? Фриц, веди себя как подобает. Так с матерью не разговаривают. Даже по телефону. Ну, что там?

Довольно долго она молчала, напряженно слушая, и вдруг подпрыгнула от радости.

-- Ну и ну! Ты не шутишь? Восемьсот марок в месяц? Здесь в Берлине? Вот это хорошо. Представь, что тебе пришлось бы ехать в Кенигсберг или Кельн, а я сидела бы на Моммзенштрассе и считала мух. Что я должна? Говори громче, Фриц! В лавке народ. А-а, должна за что-нибудь держаться!! С удовольствием, мой мальчик. А чего ради? Что ты сказал?.. Обручился? Ой, не может быть! Хильдегард Шуль-це? Не знаю такую. Зачем же сразу обручаться? Надо сначала хорошо узнать друг друга. Не возражай. Я лучше знаю. Я обручилась, когда тебя еще на свете не было. Что значит, ты "надеешься"? Ах так!

Она засмеялась.

-- Ну хорошо, я присмотрюсь к барышне. Если мне не понравится, не дам согласия. Поживем -- увидим. Увидим, я сказала. Пригласи ее к нам поужинать! Она не балованная? Нет? Ну, твое счастье! Что ты послал? Двести марок? Но мне ничего не надо. Ну ладно. Куплю тебе две сорочки и что-нибудь еще нужное. Фриц, нам не пора кончать разговор? А то набежит. Вот что еще хотела спросить: белья тебе хватает? Погода у вас хорошая? Тоже тает? Вот это жаль. Передай от меня привет девушке. Не забудь! И твоему другу. Постой, ведь его фамилия тоже Шульце? А она не его дочь? Ни в каком родстве? Так, так.

Старая дама опять долго слушала. Потом сказала:

-- Хорошо, мой мальчик, до скорого свидания! Будь здоров! Не попади там под трамвай. Да, знаю, что в вашей дыре их вообще нет! -- Она рассмеялась. -- Я чувствуя себя отлично. Спасибо за звонок. Очень мило с твоей стороны. Ты не узнавал еще, как удобнее ехать из дома на работу? Нет? А как называется фирма? "Тоблер"? Та самая, которая присудила тебе приз? Расскажу господину Франке, он порадуется за тебя. Конечно, передам ему привет. Давай кончать разговор. А то вдвойне заплатишь. До свидания, мой мальчик. Да. Конечно. Да, да! До свидания!

-- Хорошие известия получили, -- улыбнулась фрау Кухенбух.

-- Восемьсот марок в месяц, -- сказала старая дама. -- А до этого ни пфеннига несколько лет.

-- Восемьсот марок и невесту! Фрау Хагедорн кивнула.

-- Многовато за один раз, а? Но в конце концов, дети для того и существуют, чтобы потом стать родителями.

-- А мы бабушками.

-- Очень будем надеяться, -- сказала старая дама и оглядела мясной прилавок.

-- Взвесьте мне, пожалуйста, четверть фунта грудинки. Несколько костей отдельно. И восьмушку вареной ветчины. Такой день надо отпраздновать.

С утра Фриц сходил в банк и обменял чек на наличные. Потом заказал на почтамте телефонный разговор с Берлином и, пока ожидал соединения, послал матери денежный перевод на двести марок.

После разговора он, пребывая в хорошем настроении, шатался по старинному городку и делал покупки. Когда годами дрожишь над каждым пфеннигом и сдерживаешься, стиснув зубы, тогда это увлекательное занятие. Но почему-то, когда счастье сверкнуло как молния, хочется реветь. Ладно, хватит об этом!

Господину Кессельгуту, своему покровителю, Хагедорн купил ящичек дорогих гаванских сигар. Эдуарду он купил в антикварной лавке старинную оловянную пивную кружку. Для Хильды он приобрел редкие серьги с подвесками в форме виноградной кисти. Они были из нефрита, матового золота и полудрагоценных камней. Наконец, в цветочном магазине он заказал для тети Юлечки шикарный букет и попросил продавщицу доставить подарки в отель. Себе он не подарил ничего.

Полтора часа провел Хагедорн в городке. Когда он вернулся, Казимир, несравненный снеговик, дышал на ладан. Жестяное ведро, шлем Казимира, торчало на его плечах. Глаза, нос, рот и усы сползли любимому гусару на геройскую грудь. Однако он еще стоял прямо. Он умирал стоя, как и подобает солдату.

-- Прощай, дорогой Казимир! -- сказал Хагедорн. -- Снявши голову, по усам-волосам не плачут. -- Он вошел в отель.

За это время здесь кое-что произошло.

Мирное утро не предвещало беды. Тайный советник Тоблер, его дочь, Кункель и Иоганн завтракали на веранде. Ели бутерброды и говорили об оттепели.