Я прислонился к стене и попытался усилием воли успокоить ошалело рвущееся из груди сердце, выровнять дыхание. Черти палили вдоль коридора почти беспрестанно, не давая выглянуть. Похоже, учтя ошибку, они теперь меняли магазины не одновременно. Впрочем, особого желания выглянуть я и не испытывал.

Но вот пальба прекратилась. Я прислушался. Погони слышно не было.

"Странно, — подумал я, — почему они не преследуют?" "А ты еще не догадался? — спросило вдруг меня мое второе «я». — Не понял, что произошло?" "А ты, можно подумать, понял!?" "Если не все, то кое-что — наверняка". "И что же ты понял, Владимир Иванович?" "Что-то мешает им проникнуть дальше определенной границы". — "С чего это ты взял?"

"Если бы они могли добраться до распредщита, то тебя не попросили бы катить катушку с кабелем. Справились бы и сами. Распределительный щит и территория института за ним явно для них недосягаемы".

"Хорошо бы, если это так, — пробурчал я, — Но как проверить?"

"А ты уже проверил. За «волшебную» черту проник пока только Змей Шестиглавый, да и то ненастоящий. Скорее всего — голограмма. Его изображение подсунули явно для того, чтобы испугать тебя и вернуть к распределительному щиту.

Ты не испугался, и тебя сразу же попытались прикончить, как взбунтовавшегося раба. И в коридоре: стрелять стреляли, а погоню не устроили. Значит, есть она «волшебная» граница!"

"Логично, — согласился я. — Но почему для пуль нет "волшебной черты"? И для меня?"

"Откуда мне знать? — буркнуло недовольно мое второе «я». — Одним словом, так: ты заварил кашу, ты и расхлебывай ее. Лично мне неплохо было и в замке". — Второе «я» зевнуло и скрылось в подсознании.

Я постоял немного и шагнул в темноту. Свет в покинутом мной коридоре погас, но зато вспыхнул в том, по которому я пошел. Этот коридор был значительно шире того, в который я спустился через колодец. Здесь было еще больше кабелей и проводов, а трубы шли большего диаметра.

Отступать мне было некуда, и я пошел вперед. Коридор разветвлялся, делал повороты, а я то шел прямо, то сворачивал, стремясь попасть как можно дальше в глубь территории института, подальше от дежурки охраны и от чертей. Всюду над моей головой автоматически зажигались лампочки.

Отойдя с километр, я взобрался по скобам первого попавшегося колодца и приподнял чугунную крышку. Яркий солнечный свет больно ударил по глазам. Я зажмурился. Когда глаза привыкли, осмотрелся. Рядом проходила молодая березовая аллейка. То тут, то там группами и по одной стояли вековые сосны. Совсем рядам возвышалось современное трехэтажное здание из стекла и бетона. Возле дверей поблескивала надпись: "Вычислительный центр".

Я откинул крышку, выбрался из колодца и упал на зеленую траву. Судя по всему, я здесь в безопасности, но что делать дальше? Куда идти? Где эта проклятая гравиустановка? Как отключить ее?

Я тяжело вздохнул и перевернулся на спину. Взглянув на небо, я вздрогнул. То, что я там увидел, озадачило меня: реактивный самолет в неимоверной высоте выписывал белые буквы.

"Тов. Пёрепелкин, — прочитал я, — вам нужно попасть на 3 этаж вычислит, центра. В комнате 306 выключи…"

Дописать фразу полностью самолет еще не успел, и я подождал, пока он закончит ее. Самолет наконец завершил работу и улетел. Мне предлагалось в 306-й комнате выключить второй слева настенный аварийный рубильник.

Убедившись, что мне больше ничего не предписывается, я пошел в вычислительный центр, благо, что он был рядом. Ни на секунду я не сомневался, что самолетом, выписывавшим слова в небе, управлял человек, а не пришелец. Неизвестные мне друзья следили за мной и теперь подсказывали, что делать дальше. На душе потеплело. Приятно осознавать, что в трудной ситуации за тебя кто-то переживает, что тебя не забыли.

В просторном зале, на двери которого красовалась цифра 306, стояло несколько мудрых пультов и шкафов с электроникой. Но мне нужен был настенный рубильник, "второй слева". Нашел я его без особого труда. Все рубильники — а их было десятка полтора — имели подписи. Под «моим» значилось: "Стационарный гравигенератор".

"Ну вот и все", — вздохнул я облегченно, взявшись за головку рубильника.

— Володя, милый, не делай этого! — раздалось за моей спиной.

Я резко обернулся.

В кресле у огромного открытого окна сидела… Алина!

— А чему мы. собственно, радуемся? — вдруг спросил Иван Иванович Иванов. — Ну, предположим, ушел Пёрепелкин от погони. Сам видел, черти из люка вылезли злые и с пустыми руками.

— В руках у них были автоматы, — уточнил Шурик Нестерчук.

— Ну да, — согласился директор НИИ. — Я имел в виду, что у них в руках не было ни живого, ни мертвого Перепелкина.

— Значит, Вовчик удрал, — резюмировал весело Толик Лазорев.

— Что из того?! — патетически спросил Иван Иванович, он же Кубический Ваня, он же директор НИИ прикладной гравитации. — Что толку?! Ведь он представления не имеет, где и как отключается гравиполе!

Оживление в палатке-штабе Комиссии по изучению феномена Зоны разом испарилось. Повисла тягостная тишина.

— Надо сообщить ему как-то, — предложил кто-то из членов Комиссии.

— Как? — уточнил Иван Иванович. — Письмо послать? Или телеграммку отбить? По телефону ему позвонить? Так ведь гравиполе ни радиоволн, ни телефонных звонков не пропускает!

— А если записку написать? Как Вовчик нам в тот раз? — предложил Анатолий Лазорев.

Шурик выразительно покрутил пальцем у виска.

— А что? — взвился Толик. — Очень даже запросто. Нарисовать огромный транспарант и подвесить под парочкой вертолетов.

— Соображай, что говоришь, — поморщился, как от кислой ягоды Шурик. — Подвешивать транспарант придется на высоте десять километров — таков радиус гравиполя. А раз так, то транспарант твой должен быть размером в несколько квадратных километров, иначе с такого расстояния Вовчик ничего не разберет.

— Ну… тогда написать записку краской по самому полю, — не сдавался Толик.

— Ничего не получится, — забраковал предложение Иван Иванович. — Во-первых, поле пульсирует, почти незаметно на ощупь, но пульсирует, а значит, краска сползет, особенно на крутизне. А во-вторых, если даже надпись «прилипнет» к полю, тем, в Зоне, ничего не стоит отключить поле на долю секунды, и краска "провалится".

— А если написать по небу? — предложил неожиданно Шурик. — Ну этим… хвостом, от реактивного самолета.

Члены Комиссии невольно заулыбались, кое-кто откровенно рассмеялся.

— А что, — вдруг поддержал идею Шурика один из военных. — Можно попробовать. Для этого даже не обязательно использовать реактивный самолет. Шлейф можно создать дымовой шашкой.

Составили текст «послания», «вывернули» его зеркально, чтобы Вовчику не пришлось ломать голову над надписью, которая для него, смотрящего снизу, будет казаться написанной наизнанку, и передали «головоломку» летчикам.

Оперативность, с которой иди" Шурика воплотилась в… дым, поразила даже журналистов, привыкших все делать сверхоперативно. Уже через двадцать минут над Зоной запетлял самолет, оставляя шикарные вензеля следа-надписи. На счастье не было ветра.

Членов Комиссии пригласили завтракать. Большинство из них ушло в палаточную столовую, остальные попросили принести завтрак прямо в палатку-штаб, где размещались телеэкраны систем, следящих за Зоной. Остались в штабе и журналисты вместе с Иваном Ивановичем.

Иван Иванович сосредоточенно рассматривал топографическую карту местности, на которой четким кругом была обозначена граница Зоны.

О чем печалишься?спросил Толик и присел рядом.

Придвинулся и Шурик.

— Да вот, — задумчиво проговорил Иван Иванович, — ломаю голову над новыми загадками.

— Над какими?

— Что за кабель разматывал ваш друг? Что сказал ему Щеглов, прежде чем черти взломали одну из решеток с тыла склада и утащили его в лес? Почему Перепелкин прекратил вдруг работу, когда уже докатил катушку до распредщита? Почему не помешал ему Змей с шестью головами? Чего-чего, а силищи ему не занимать! Одним рывком задернул в Зону перфоратор весом в полсотню тонн! А самое главное, почему черти не преследовали Перепелкина на территории института?