Я попробовала поговорить с Чарли о том, что будем делать дальше, но он отмахнулся:

– Ничего. Мы уже немного поработали, теперь будем отдыхать и развлекаться, а все хлопоты откладываем на потом.

Всё бы хорошо, но почти сразу, как мы начали спать в доме, мне стали сниться странные сны.

Они повторялись с пугающей назойливостью из ночи в ночь. Раньше почти не доводилось видеть кошмаров, во всяком случае, запомнились только какие-то мутные погони, которые привиделись во время затяжного и высокотемпературного бронхита, поэтому сравнивать было не с чем.

Я просто шла по дому. Заходила через кухню и поднималась наверх. Знала, что надо попасть в башню, но ни разу не удавалось даже добраться до винтовой лестницы: ничего страшного не происходило, но гнетущее чувство опасности заставляло замирать сердце, и я просыпалась в холодном поту. В первых снах всё было как в реале, но потом я обнаружила, что звуки вызывают странное запаздывающее и размыто-протяжённое эхо, неестественное и жутковатое.

Может, так было и раньше, просто не сразу заметила? Понимая бессмысленность этого, наяву я всё равно снова и снова пыталась припомнить мельчайшие подробности снов – с такой настойчивостью трогаешь языком больной зуб, и только около мужа избавлялась от наваждения. Знала, что Чарли приятно моё общество, но чувствовала неловкость, используя его как защиту от навязчивых мыслей. Рассказать ему о кошмарах не решилась: смешно жаловаться на сон, сознаваться в чрезмерной впечатлительности и пугливости. Да и не смогу описать беспричинный леденящий страх.

Потом во сны пришёл кто-то ещё. На краю поля зрения иногда металась тень, подобная отражению в зеркале, так испугавшем меня в день приезда. Я вздрагивала, поворачивалась, но никого не замечала. Наконец решилась сломать привычный ход сна и, замерев посреди комнаты, испуганно озираясь и вслушиваясь во всё ещё звучащее эхо собственных шагов, осипшим от испуга голосом выкрикнула в пустоту:

– Эй, кто тут?

И сразу пожалела.

– Эй, кто тут? – протяжно и гулко отозвалось эхо. – Эй, кто тут? – вскрикнуло с другой стороны.

Я шарахнулась, прижалась к стене. Похолодевшие пальцы беспомощно скользили по дереву облицовки, тщетно пытаясь уцепиться за гладкую лакированную поверхность.

-… кто тут? …кто тут? …кто тут… – зловещий шёпот нёсся сразу со всех сторон, то набирая силу, как шум лавины, то снова затихая, отдаляясь.

– ту-у-ут, – нежно и звонко пропело звонкое сопрано, и всё, наконец, смолкло.

Парализованная страхом, я не сразу смогла оторваться от деревянной панели, дающей иллюзорную защиту. Казалось, воздух наполнен дрожащим искрящимся напряжением, и малейшее движение снова вызовет обвал звуков.

Набравшись храбрости, стараясь ступать как можно легче, я рванулась к двери, за которой спиралью завивались крутые ступени. Ни разу не удавалось зайти так далеко! На миг замерла на пороге, не решаясь ни прикрыть за собой дверь, ни оставить её распахнутой, потянула, но тяжёлое дерево не желало поворачиваться на заржавелых петлях. Оставила бесплодные попытки и начала подниматься, но не успела преодолеть даже расстояние до первого узкого стрельчатого окошка, похожего на бойницу. Сзади раздался звон стекла резкое хлопанье крыльев и пронзительный крик чайки.

От неожиданности я обернулась. Нога соскользнула с узкой ступени, кирпичная кладка замелькала перед глазами и я стремительно понеслась в жуткую черноту.

Распахнув глаза, слепо уставилась в ночную темень, не в силах пошевелить ватными конечностями. Сердце трепыхалось у самого горла, и я с обреченной покорностью вслушивалась в его бешеный ритм. Опять этот сон!

Из тьмы еле заметно проступали очертания комнаты. Не знай я, что и где находится, эти пятна разной степени черноты вряд ли сложились бы в моём сознания в цельную картину. Я скорее угадывала, чем видела, очертания предметов. Даже лицо Чарли на подушке рядом было почти неузнаваемым размытым пятном.

Закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на дыхании, и заставила себя улыбнуться – где-то читала, что это должно помочь.

Не надо было соглашаться жить здесь! Если бы отказалась сразу, Чарли принял бы это нормально, а сейчас, после того, как уже высказала решение, сказать, что передумала, казалось совершенно невозможным. Да ещё по такой глупой причине! Что греха таить, не хотелось в глазах мужа выглядеть слабонервной истеричкой. Чем бы занять голову, чтобы больше не думать о кошмаре?

Я придвинулась поближе к мужу: прижалась к горячему телу, положила голову на плечо, закинула ногу на бедро. Он что-то неразборчиво промычал, обнял меня, но не проснулся. Слушала тихое сопение и ровное сердцебиение и успокаивалась сама – мне всегда было спокойно и тепло в его объятиях.

***

Мягкие губы на моей груди, горячая ладонь, скользящая по животу… Утро началось с нежности, которая незаметно перетекла в водоворот страсти.

Потом я, разгорячённая и томная, делала тосты, пока Чарли варил кофе.

– Эх, сейчас бы окунуться!

– Вода холодная.

– Нормальная! – рассмеялась я. – Вы тут неженки.

Чарли хмыкнул:

– Здесь отвратительное дно. Для купания лучше выбираться на городской пляж.

Очевидно, вся глубина разочарования явственно отразилась на моём лице. Чарли обошёл меня и обнял, прижавшись к спине. Теплое дыхание шевелило волосы на макушке, сквозь одежду ощущалось тепло тела. Я не просто стояла в кольце родных рук, я чувствовала себя центром его Вселенной. Как здорово знать, что рядом есть любимый, который всегда поддержит!

Я повернулась и потёрлась щекой об его лицо.

– Колючий!

– Сейчас побреюсь, – отозвался он нежно, – после завтрака.

Эти слова звучали, как объяснение в любви.

Его руки скользнули по телу, поднимая новую волну нежности в душе, Чарли картинным жестом отодвинул мой стул и спросил:

– Что делаем сегодня?

Не зря говорят, что нужно обдумывать сложные вещи на сон грядущий. Очевидно, подсознание прекрасно продолжило работу без моего непосредственного участия и утром выдало готовый ответ.

И я решительно заявила:

– Чарли, давай разберём обломки на лестнице? Не понимаю, для чего нужно было забивать её хламом!

– Чтобы маленький я не лазил по опасным ступеням, – он вскинул брови. – Зачем тебе башня?

– Ну… просто. Оттуда должен открываться роскошный вид, – бодро соврала я.

Вид и впрямь мог оказаться замечательным, но это не главное. Я думала, что если смогу наяву полностью пройти маршрут из кошмара, он отвяжется, наконец, и смогу спать спокойно. Почему бы не попробовать?

Чарли пожал плечами, но видно было, что ничего против не имеет, хотя и считает нелепой мою просьбу.

– Погоди! – дошло до меня. – Ты хочешь сказать, что это вы сами перевели всю мебель на дрова?

Чарли молчал, медленно заливаясь краской. Неужели его отец, уезжая отсюда, в самом деле, переломал что смог, только чтобы не дать поживиться какому-то гипотетическому воришке? От опасной лестницы ребёнка можно оградить, всего лишь заперев дверь.

– Достать варенье к тостам? – спросила я, переводя разговор в безобидное русло.

Муж с облегчением мотнул головой. Я поставила перед ним банку с джемом, и он принялся намазывать тосты, просматривая газету, и вдруг замер, напряжённо сжав губы.

– Что-то случилось?

– Команда проиграла, – с досадой сказал он, откинувшись на стуле.

– Жаль, отозвалась я и уставилась на газетный лист. Чуда не произошло: словарный запас читать на испанском не позволял. Чарли прекрасно понял мои затруднения и смотрел с иронией. Показала ему язык и, одним глотком допив кофе, встала.

– Ну что, идём?

Разгрузка лестницы продвигалась споро. Мы таскали деревяшки, и складывали частью на первом этаже возле камина, частью тут же, в большой комнате, хотя Чарли ворчал, что зря разводим бардак: можно было бы использовать комнату для размещения туристов.

– Ворчишь, как старый дед! – поддела я его. – Как раз туристам на башню слазить интереснее, чем торчать в пустой комнате. Мебелью же мы, как понимаю, не сейчас обзаводиться будем?