— Имя? — спросил истекающий потом лейтенант, не потрудившись оторвать глаз от портативного терминала.

— Питер Хафнер. Я геолог из группы доктора Паттерсона…

Терминал выдал маленькую карточку.

— Хафнер, Питер Эндрю; 1897-22-6618; ученый-профессионал. — Солдат вручил карточку Хафнеру. — Дом номер 127, здесь, в Юни. Карта-схема за КПП. Время проведения координационных собраний и расписание работы столовой найдете на доске объявлений. На все вопросы получите ответ сегодня вечером на собрании. Неотложные дела решаются в административном корпусе.

«Ну что ж, организовано все неплохо», — думал Хафнер, подходя к небольшой толпе у доски объявлений. Вообще-то он собирался разыскать административный корпус, чтобы узнать, где проживает доктор Паттерсон. Но тот, наверное, по уши в работе, зачем ему докучать? До собрания осталось не так много времени, там они встретятся и обсудят график работы, так что не стоит пороть горячку — лучше спокойно осмотреть квартиру и прогуляться по улицам Юни. А если его багаж уже доставлен, вообще здорово: у него там есть и коробки с образцами, и набор реагентов — как говорится, все свое ношу с собой.

Улыбаясь, он двинулся в путь. Значит, день не совсем потерян.

Когда закончилось собрание в городе Цересе, в небе сияли яркие звезды. Их холодное сияние не тускнело от света фонарей, расставленных прямыми рядами для обозначения направления будущих улиц. Кристобаль Перес медленно брел к дому, где его поселили с двумя другими мужчинами. Каждый его шаг отдавался шелестом бумажек в кармане — на собрании всем раздали инструкции, касавшиеся завтрашних работ.

За спиной зашуршал гравий: кто-то догонял его. Обернувшись, он узнал лицо попутчика.

— Матро! — приветственно окликнул он. — Ну что, хорошо устроился на новом месте? Разве такой тебе виделась страна беспредельных возможностей?

Вместо ответа Матро Родригес разразился ругательством, которое Перес слышал от него не раз.

— Сельское хозяйство! Фермерство! И мы проделали весь этот путь, чтобы ковыряться в земле, как иммигранты!

— Я говорил тебе — не слишком раскатывай губы, — пожав плечами, сказал Перес. — Ты ведь служил в армии, неужели не знаешь, что вербовщики всегда врут без зазрения совести!

— Уж лучше бы мы попали в армию! Или ты еще не заглядывал в устав?

— Заглядывал. А чего ты ждал? Что мы будем здесь чем-то вроде туристов и сможем делать все, что вздумается?

Родригес, казалось, не слушал.

— Ты обратил внимание на то, что в Цересе одни латиноамериканцы, что они поселили нас по трое, а то и по четверо в одном доме? Сегодня я стоял в очереди за одним ученым хануриком из среднего класса — так вот, он получил целый дом в Юни — на одного!

— Ну и что? Зато у нас есть свое собственное озеро.

— Я просто счастлив, — скорчил мину Родригес. — Пока мы будем отводить от него оросительные каналы, англичане будут нежиться на его берегах.

— Зря так изводишься. Да, они обращаются с нами, как с батраками, но только до поры. Колонистов здесь гораздо больше, чем солдат, да и англичане вряд ли будут в восторге от военных порядков. Будем держаться заодно — сами превратим этот край в райские кущи, которыми нас манили.

Родригес мрачно посмотрел на него.

— Надо же, какой речистый! Что ж ты молчал, когда нас загоняли на полевые работы?

— А зачем выступать? Пока что надо позаботиться о хлебе насущном. Но придет время, Матро, и мы заговорим в полный голос — когда на нашей стороне будет сила. Поверь мне.

Матро фыркнул:

— Как же! Когда это будет — тогда и поверю. Buenas noches[1].

Покусывая губы, Перес смотрел, как он уходит. Они дружили давно, со школьных времен в Техасе, и Перес прекрасно знал, что у Родригеса и язык, и кулаки всегда наготове, чего не скажешь о мозгах, которыми за все время их знакомства тот ни разу не попользовался. Не исключено, что весьма скоро он вляпается в неприятности или его обломают. Ну что ж, Перес будет помогать ему, чем сможет. Неблагодарное дело, но тупица Родригес тоже человек, и коли Перес претендует на роль спасителя мира, разве может он отказаться от спасения одного человека?

Погруженный в невеселые мысли, Перес пропустил свой поворот. Развернувшись, он зашагал вдоль тускло освещенной улицы к своему новому дому, надеясь, что его соседи не собираются проболтать всю ночь. Как и во всех сельских общинах, день должен был начаться очень рано.

Натянув простыню до самого подбородка, Кармен Оливеро с усталым вздохом выключила свет. Всего один день на Астре, грустно думала она, а кажется, что прошла неделя. Еще одна веха. Она знала, что по всем правилам должна была бы остаться в Юни, в административном корпусе, где ее коллеги из аппарата занимались составлением графика дежурств и проверкой техники и оборудования. Разумеется, когда корабли загружались, эту работу уже проделывали, но теперь надо было все сделать заново, чтобы убедиться, что за две недели полета ничего не сломалось и не потерялось. Полковник Мередит дал ее группе особый приказ — быть завтра на посту в 7.00, и она понимала: чтоб завтра быть хоть наполовину работоспособной, нужно хорошо выспаться. Особенно после пребывания на этом сверхсовременном космическом корабле.

Она закрыла глаза, но мозг, похоже, не желал отключаться. Она вспомнила об инвентарных списках и платежных документах — всей этой бумажной лавине, которую ей никогда не разгрести. Хотя за ее плечами было уже пятнадцать лет подобной рутинной работы, ни разу в жизни ей не приходилось сталкиваться с такими масштабами. Обеспечить всем необходимым десять тысяч колонистов и военных — дело не шуточное, а ведь, кроме воды, окружающая среда почти ничем не баловала. За каждой недостающей вещью нужно лететь на далекую Землю.

Промучившись в бесплодной борьбе минут десять, она скинула простыню и отправилась босиком на кухню. Индивидуальные продуктовые пайки еще не развезли по домам, но микроволновка на месте и водопровод уже работает, а в личном багаже у нее всегда есть пакетики с растворимым какао. Через несколько минут она сидела у кухонного окошка с дымящейся паром кружкой, прислушиваясь к отдаленным голосам и звукам моторов, доносящимся со стороны пристани. «Интересно, когда я начну тосковать по форту Дикс?»— думала она. На самом деле ни родная база, ни сам штат Нью-Джерси не имели для нее никакой притягательной силы. Просто ей не раз доводилось надолго отлучаться из дому, и она знала, что приступы ностальгии неминуемы. Ей нелегко далось расставание со школой и с друзьями, а в дни армейской службы тоска по дому казалась подчас просто невыносимой. Сейчас ей тридцать шесть лет, она взрослый человек. Она отлично знает, что теперь ее ждет всего лишь жалкая пародия на прошлые страдания: просто временами будет накатывать привычная хандра, которая продлится не больше двух-трех дней. Жизнь не баловала Кармен, у нее никогда не хватало времени на отдых и развлечения. «Когда-нибудь, — говорила она самой себе, делая осторожные глотки, — я все-таки покончу со всей этой ерундистикой и осяду. Возможно, когда поставим Астру на ноги… или когда признаем себя побежденными… Смотря что случится раньше».

Почему-то в эти минуты все пугало ее. «Никогда не надо философствовать в два часа ночи», — припомнила она правило номер один из своего собственного устава и, выбросив из головы невеселые мысли, осушила кружку до дна и поставила ее в раковину. Не дай Бог к ней подселят какую-нибудь чистоплюйку. Когда она снова забралась в постель, мысли ее успокоились, она уткнулась лицом в подушку и закрыла глаза. Утро вечера мудренее, авось все уладится.

Через две минуты она уже спала.