— Я должен надрать тебе зад.

— Сначала возьми у своей мамочки разрешение на поход.

— Ты точно за это поплатишься.

— Обещания, обещания.

— Ты и насчёт кабанов врал?

— Их не так уж много. Придется зайти очень глубоко в лес. Я никогда не видел ни одного здесь поблизости. Если увидишь, держись подальше. Это самый лучший совет. Может они и не оторвут тебе ногу, но кусок точно отхватят. Мой друг Бо как раз закончил купаться голышом, когда из леса вынесся один из этих ублюдков и начисто откусил ему член.

— Просто откусил? Вот так вот?

— Да, — сказал я. — Потом этот ублюдок кабан насадил его на палку и поджарил на костре, пока Бо сбегал домой и попытался объяснить всё мамочке.

— Так ты опять мне врёшь?

— Это южная традиция.

— А в воде есть крокодилы?

— Мне надоело говорить тебе, что поблизости нет никаких крокодилов.

— В чём разница?

— По большей части в произношении, — ответил я.

Когда солнце начало опускаться, воздух остыл, и тени упали на деревья и воду. Обильно побрызгавшись репеллентом от комаров, мы с Ноем сидели на камнях на дальнем конце изгиба реки, держа удочки в ожидании поклёва, забросив свои лески в глубокую часть залива под маленьким обрывом.

Джексон разбирался с костром, бродил по кемпингу, собирая сухие ветки с упавших деревьев, создавая аккуратную кучу.

По радио передавали частоту "КУДЗУ". Джексон переключил канал, и в нашу сторону поплыли звуки «Би Джиз», объясняющих, что никто не получает "Слишком много рая". Я как раз собирался пожаловаться, когда Ной буркнул и потянул за свою удочку.

— Хах! – просияв, воскликнул он, глядя на меня через плечо.

Я поспешил к нему, показывая жестами "без резких движений", наблюдая за ним; готовый схватить удочку за него, если понадобится.

— Хах! — снова воскликнул он, довольно усмехаясь.

Его леска плыла по воде с одной стороны на другую, пока рыба пыталась ускользнуть.

Без резких движений, — прожестикулировал он.

— Он поймал? — крикнул Джексон, подбегая ближе.

— Крупную шишку, — гордо произнёс я.

— Откуда ты знаешь? — спросил Джексон.

— Видишь, как у него согнулась удочка? Чёртова рыба вырвет её у него из рук, если продолжит так бороться.

— Я очень голоден, — сказал Джексон.

— Ужин на подходе! — счастливо ответил я.

Примерно в трёх метрах от нас раздался всплеск.

Губы Ноя теперь были сжаты от концентрации. Он смотрел на воду, наблюдая за тем, как его леска медленно приближается к берегу. Рыба плескалась и затеяла серьёзную борьбу, но Ной продолжал притягивать её и не давал слабины, чтобы та могла сорваться с крючка и уплыть.

Когда рыба приблизилась к берегу, я схватился за леску и поднял её из воды.

Двухкилограммовый окунь, как пить дать.

— Хах! — довольно взвизгнул Ной.

Я вынес рыбу на берег, в место, откуда она уж точно не смогла бы ускользнуть, и мы осмотрели её со справедливой толикой гордости.

— Я хочу попробовать, — сказал Джексон.

— Возьми мою удочку. Эту рыбу я почищу и пожарю на огне. Если поймаешь ещё одну, будет добавка.

— По рукам, — отозвался Джексон.

Он был большим! — восторженно прожестикулировал ему Ной.

Да, большим, — ответил Джексон. — Можешь показать мне, как...?

Ной с готовностью кивнул, насаживая на крючок наживку и показывая ему, как забросить леску в воду.

Я выпотрошил рыбу, очистил её, сполоснул в реке и отнёс обратно в лагерь.

В течение часа были приготовлены и съедены три окуня хороших размеров, и опустилась настоящая темнота.

Вытерпев поп-музыку во время всего ужина, я переключил станцию обратно на "КУДЗУ", своего надёжного спутника, и был вознаграждён песней Джона Денвера "Хвала Богу, я ковбой".

Ну, на ферме жизнь по мне — тишь да гладь

Не много того, с чем не мог бы совладать...

Я поднялся на ноги, начал танцевать и петь во всю глотку. Ной присоединился ко мне, и мы проделали несколько наших стандартных хореографических движений, созданных для того, чтобы впечатлить зрителей. Ной по-настоящему играл на публику, когда дело доходило до показухи и хвастовства. Мы станцевали деревенский хоровод.

Джексон рассмеялся.

— Давай, городской мальчишка, — сказал я, обращаясь к нему. — Не сиди там, как шишка на бревне!

Джексон застенчиво поднялся на ноги. Он пытался танцевать, но музыка была ему незнакома.

— Подожди, — сказал я, опускаясь на корточки, чтобы сменить станцию, и наш лагерь внезапно заполнился звуками "Буги Уги Уги". Теперь, находясь в своей стихии, Джексон продемонстрировал нам несколько крутых диско-движений. Ной счастливо хлопал в ладоши и тут же начал пытаться подражать ему.

Я улыбнулся, наблюдая за ними, массовик-затейник во мне думал, что из них получилась бы хорошая парочка, которая смогла бы устроить фурор, если бы захотела. Я представлял их в маминой гостиной во время приближающейся вечеринки по случаю дня рождения Ноя. Даже мама не смогла бы задрать нос, глядя на это. Это было просто слишком мило.

Устав от танцев, мы разожгли костёр побольше, что отпугнуло комаров. Сверху со своей необъятностью и таинственностью на нас смотрели звёзды. Полумесяц поднялся и медленно двигался по небу.

Мы с Джексоном разговаривали.

Ной стал сонливым и принёс мне своё одеяло в знак того, что ему пора в кровать. Я помог ему раздеться до трусов, затем усадил к себе на колени, закрутил в одеяло и держал на руках, пока он не заснул, всё это время болтая с Джексоном обо всём и ни о чём.

Когда Ной уснул, я отнёс его в палатку и уложил, устраивая в спальном мешке. Уходя, я убедился, что палатка надёжно застёгнута.

Вернувшись к костру, я разделся догола и сел перед Джексоном Ледбеттером с совершенно очевидными намерениями.

— Я никогда не занимался любовью под лунным светом, — признался он.

— Никогда? — искренне удивился я.

— Это часть ухаживаний? — спросил он.

— Это лучшая часть ночи. Мошки ушли спать. Луна поднимается. Много ночей я сидел у костра, думая, мечтая...

— Подрачивая.

— И это тоже. Здесь ты по-настоящему один в мире, по-настоящему вдали от всего. Кроме этого, здесь отличное место для секса.

Он медленно снял свою майку, шорты, нижнее бельё. Я смотрел на его тело в свете костра, испытывая вожделение.

— Хочешь поплавать? — спросил я, поднимаясь на ноги.

— В темноте? — его голос звучал испуганно.

— Идём, — сказал я, протягивая руку.

Я повёл его к воде. Мы зашли вместе, держась за руки. Он боялся, так что я обвил рукой его талию, подарив ему подбадривающий поцелуй.

— А как же каймановые черепахи? — спросил он, окидывая взглядом тёмную воду вокруг.

— Они, наверное, пошли в кровать, — произнёс я.

Я погрузился в воду и немного отплыл. Вода была идеальной, смывала дым и жар костра, охлаждая меня, освежая, нежно и легко обтекая конечности, вверх по спине и по груди.

— Идём, — позвал я.

Он стоял в воде почти по пояс и не собирался идти дальше.

Я немного поплавал, вернулся к берегу и сгрёб его в объятия. Он намочил волосы, охлаждаясь. Держа его за руку, я пошёл обратно к костру и сел, притягивая его к себе.

Некоторое время было тихо, и мы отправились в постель.

На следующее утро я проснулся первым, тихо выскользнул из палатки и встал в свете раннего утреннего солнца, потягиваясь и невероятно радуясь тому, что жив. Потом, зайдя за дерево, я отлил, теряя вместе с мочой первый стояк дня.

После этого я быстро искупался, затем пошёл к камням на дальнем конце берега и присел, позволяя солнцу высушить меня.

Я наблюдал, как вода лениво течёт мимо, и думал о Родни, одном из моих первых бойфрендов. Однажды я трахал его прямо здесь, сидя на этих камнях, пока на нас светило солнце. Трахал его жёстко и как следует. Затем он трахал меня жёстко и как следует. Мы провели много времени, делая друг другу минет. Я думал, что влюблён, но он продержался недели три и исчез, а я был отчасти рад, потому что мне становилось с ним скучно, и я хотел чего-нибудь ещё. Чего, я не знал. Секс был забавен, секс был хорош, но этого было недостаточно. «Он не был знойным», — подумал я, вспоминая слово Джексона.