Дэниэл качает головой.

— Ты не можешь рисковать, мама. Он может обвинить тебя в сговоре против Приоры. Они повесят тебя.

Кала кладет руку на плечо сына.

— Я уже потеряла мужа и не могу потерять обоих сыновей.

— Джонатан почти его убедил, Дэниэл, — говорю я. — Может, ей стоит попробовать.

— Джонатан мертв, — твердо произносит Дэниэл.

 Его тон неоспорим.

— Я понимаю, что ты боишься, — говорю я. — Но если Отец нападет на клан, они убьют его. Может это слишком, но мы сделаем это, Дэниэл. Мы должны поступить правильно.

— Оседлай мою лошадь, — говорит Кала. — Я возьму свое пальто.

В ожидании Калы, Дэниэл изгрыз все ногти. Она зашла в мой бывший дом, два часа назад. Для нее это опасно, пытаться убедить моего Отца не мстить, спустя менее двенадцати часов после смерти  Джонатана.

Его уже, вероятно, обмыли и он лежит в окружении свечей, таков наш обычай.

Спустя три дня, Мать и Отец кремируют его и похоронят на кладбище. То, что Маме приходится готовить его к вечному покою, через несколько недель после моей смерти, разбивает мне сердце.

Дэниэл осторожно хлопает меня по плечу.

— Это хороший знак, что она там так долго. Это означает, что он, по крайней мере, слушает.

Я киваю и встаю рядом с ним. Он обнимает меня обеими руками и кладет подбородок мне на макушку.

— Илана сказала, что у тебя никогда не было пары. Это правда? — тихо спрашиваю я.

Он слегка наклоняется.

— Вероятно, что так.

— Почему?

— Первые годы после обращения, я был сосредоточен на своих родителях. Это было тяжело, и я старался как мог, чтобы больше времени проводить с ними. Быть с кем-то в паре, означает быть обязанным перед ним. Это смешно прозвучит, но во мне теплилась надежда, что все изменится. Когда я провел много времени среди бессмертных, многие женщины обращались ко мне, но что-то удерживало меня. Я не знаю, как это объяснить. Я никогда не чувствовал этого. — он притягивает меня ближе. — До сих пор.

Он утыкается носом мне в шею и прижимается щекой к моей.

— Ты не должен объяснять это. Я понимаю.

— Понимаешь?

— Вероятно, ты заметил, что я не была довольна своей помолвкой.

Я чувствую, как сжимается челюсть Дэниэла.

— Я тоже так думал. Я пытался представить, каково будет через год, наблюдать за твоей свадьбой. Детьми. Я знал, что не должен ревновать к кому-то, кого еще не встречал, но мое сердце не слушало голову. Дайр объявил имя Уильема, и я мгновенно возненавидел его. Когда он оставил тебя одну в Лесу, я хотел убить его. Он не заслужил тебя. Его следует повесить за то, что оставил тебя в Лесу.

— Я не должна была приводить его туда. Я это знала. Он был не подготовлен. Я позволила ему уговорить себя.

— Он глупый мальчишка, которому нет никакого дела до обрученной девушки. Я не знаю, о чем думал Дайр.

— Уильем сентиментальный. Возможно, на всю голову. Клеменс сказал, что Отец выбрал кого-то нежного, чтобы уравновесить мои силы. Может он надеялся, что Уильем будет сидеть сложа руки, и позволит мне взять бразды правления – что он позволит мне охотиться, как этого хотел Отец.

— Отговорки для трусов. — выплевывает Дэниэл, будто эти слова пропитаны Етиром.

— Я уверена, что теперь, он вздохнул с облегчением, когда я мертва.

Дэниэл обнимает меня.

— Ты не мертва. Ты очень даже живая и в моих руках.

Я прижимаюсь к его груди.

— Я всегда считала, что провести всю жизнь с одним человеком, равносильно тюремному заключению. Сейчас, я хочу, чтобы все это поскорее закончилось, и мы смогли быть вместе.

Дэниэл прикасается лбом к моему и расслабляется.

— Это звучит как рай, для меня.

— Неужели?

— Мне не надо большее искать, Эрис. Ты – небо, полное звезд.

Мои губы растягиваются в небольшой улыбке, но я замечаю движение у каменной стены.

Мы с Дэниэлом прячемся за веткой и наблюдаем из-за деревьев.

Мой Отец держит в руке факел, а Кала стоит рядом с ним. Они импульсивно разговаривают. Дэниэл хватает меня за руку, и сжимает ее.

— Она моя мать, — говорит он.

— Я знаю.

— Если Дайр обвинит ее ...

— Я знаю. Мы заберем ее отсюда.

— Она не хочет, чтобы ее обращали.

— Мы найдем другой путь.

Клеменс выходит через парадные ворота с Эмилин, позади него идет Лукас и встает рядом с Калой, соглашаясь с ее аргументами. Выходит Мама, и тоже встает позади Калы.

— Она дважды встречала наших сыновей одних! — говорит Мама. — Дважды, она пощадила их! Ты не должен слушаться, любовь моя, но посмотри сам! Помнишь, как она держала Джонатана! Эрис любит его, как и тебя. Она нуждается в тебе, в твоей вере в нее. Она нуждается в твоей помощи!

— Они принимают чью-либо сторону, — шепчу я.

Отец недовольно хмурится.

Наконец, Эмилин берет Клеменса за руку, и они вместе поворачиваются к Отцу.

— Я верю ей, Отец, — говорит Клеменс.

Я ахаю.

Отец опускает факел.

— Ты знаешь, что это значит, окажись правдой? Люди, которых мы убили. Дети ... — он прикрывает лицо рукой.

Мама подходит к нему и обнимает.

— Это нормально, признать свою ошибку, Дайр, — говорит Мама. — Это нормально – доверять нашей дочери.

— Я ненавижу плакать, — всхлипываю я. — От этого я выгляжу слабой, но сейчас, я хочу плакать. Я хочу, чтобы он увидел мои слезы.

Отец направляется к краю опушки, разгоняя факелом тьму. Ветви легко изгибаются, когда он проходит, но останавливается, увидев меня.

— Прости меня, — говорит он, срывающимся голосом.

Он обращается не только ко мне, но и к Дэниэлу.

Я люблю большие руки Отца, потому что ощущаю комфорт не только от деревьев окружающих нас, но и от его объятий. Я всегда чувствовала себя в Лесу как дома, и теперь знаю почему. Пока Отец обнимает меня, у меня есть лучшее из обоих миров.

Сухой треск нарушает тишину, и Дэниэл поворачивается, прислушиваясь к темноте. Я отстраняюсь от Отца, сканируя Лес.

— Дайр? — зовет Мама, касаясь моей руки.

Я отступаю назад, чтобы защитить ее.

— Клеменс ... Лукас ... заберите Мать домой.

Впервые, мои братья не спорят. Они берут Мать под руки, и уводят.

— Подожди. Подожди, я ... — начинает Мама.

Когда они исчезают на границе деревьев, отделяющей Поляну от густого Леса, раздается еще один звук, от которого волосы на затылке встают дыбом.

— Что это? — спрашивает Отец.

— Держи топор наготове, — говорю я. — Что-то приближается.

Дэниэл занимает оборонительную стойку, и я делаю тоже самое.

Я ахаю, когда появляются десятки фигур, во главе с Эвандером. Пульс Отца учащается, и я ощущаю, как дрожат его пальцы, держащие топор.

— Эвандер, — произносит Дэниэл, явно не зная, чего ожидать.

— Я вижу, вы преуспели в изменении мыслей Дайра о нас. — говорит он.

Эвандер вздергивает подбородок. Он горд, чувствуя превосходство над нами. Лунный свет отражается в его красных глазах, превращая красную кайму в оливково-зеленую. Шкура серого волка, что свисает с его плеч, слегка покачивается от зимнего ветра.

Он стоит во главе десятка бессмертных, одетых в черные или коричневые кожаные рубашки и свободного кроя брюки, заправленные в высокие сапоги на меху. Сосны, кажется, уважают их, давая им пространство.

Я проигрываю слова Дэниэла снова и снова, в своей голове.

"Эвандер милостив. Эвандер милостив."

Эвандер кивает ночным бродягам за ним, отбой.

— Должен сказать, Дэниэл, я удивлен. Ваш план, убедить руководителя о перемирии, был обречен на провал. И, тем не менее, вы здесь. — он смотрит на моего Отца. — Ты передумал, Приор? Принимаешь ли ты нашу дочь?

— Мою дочь, — твердо поправляет Отец. В его голосе отсутствует страх, что придает мне силы.

— Эрис рассказала, что мы заблуждались о вашем роде. Я готов ее выслушать.

— Интересно, — протягивает Эвандер.