Прежде, чем зайти в чащу, я всегда целую и обнимаю своих братьев. На охоте, мальчики никогда не бывают такими же аккуратными, как я. Когда я провожу свой маленький ритуал перед охотой, я спокойна.

Я сжимаю свой кинжал, стараясь не нажимать на кнопку, которую сделал Лукас, чтобы использовать Етир. Я думаю о том, как сильно он беспокоится за старших.

— Эрис, — зовет меня Отец.

Кивнув, я тихо движусь вперед, осматривая каждое дерево и каждый листок. Вслушиваясь в щебет птиц и шелест насекомых, я ищу знаки, которые скажут о том, будет ли удачной охота. Мои глаза уже привыкли к наблюдению за сломанными ветками, кустами или тропинками на лесной земле.

Во время охоты, мы обязаны соблюдать тишину, деревья защищают Ходоков, пряча их в тени  своих крон. Лес предупреждает их о нашем присутствии с помощью сухих листьев и палочек, шипы и виноградные лозы препятствуют нашему продвижению. Мракоходцы изящны; они гибкие и беззвучно передвигаются через высокие ветви, или стремительно пробираются сквозь туман.

С самого раннего возраста, нас учат передвигаться по лесу незамеченными, не оставлять следов, и даже, задерживать дыхание выжидая в тени, чтобы Ходоки не заметили пар из наших ртов.

Оказавшись в лесу, походка Отца меняется. Я никогда не слышу его шагов, когда мы в чаще. Я тренировалась целый год, чтобы соревноваться с ним в ловкости.

Отец очень строг, когда дело доходит до тренировок, но в остальном, он любящий отец. Мы не раз слышали рассказы из его детства и историю о том, как он потерял своего отца, когда был не старше Джонатана. Его отца убил старший Мракоходец. Я ценю ту любовь и заботу, которую он дает, даже не смотря на то, что он помешан на обезглавливании Ходоков своим девяти метрового топором.

Боковым зрением я вижу Клеменса, он останавливается и лезет на дерево, как животное. В его исполнении, это выглядит намного проще, чем есть на самом деле.

Подражая Отцу, мы с Лукасом отходим в тень, прислушиваясь к сигналам Клеменса. Слышен слабый треск. Это не наша территория, но она расположена достаточно близко и мы постоянно осматриваем ее. Я дотрагиваюсь до своего кинжала, обхватив пальцами рукоятку.

Тихий свист доносится с того места, откуда раздался треск. Я смотрю на Клеменса, он трясет головой и я перевожу взгляд на Лукаса – единственного с луком в руках. Лукас тоже кивает. Отец выходит из укрытия, и мы следуем за ним. Звук стрелы означает, что этой ночью мы охотимся не одни.

Нашей семье, очень часто не хватает времени, на все поставленные задачи. Руководство территориями отбирает время, которое мы могли бы использовать для поддержания популяции Ходоков.

Мы проходим мимо Древа Хуппера – массивного, старинного дерева. Его повалили сотни лет назад, и сейчас, это мост над Ущельем Хуппера. Тропинки, высеченные на коре, спускаются вниз к лесу. И если вы решите спуститься в самый низ и обратно, то это займет часы.

Когда я была маленькой, Отец рассказывал, что этой тропинкой уже давно не пользовались и все веревочные мосты разрушили Мракоходцы. Древо Хуппера позволяет нам иметь шесть территорий, вместо трех. Сначала, наши предки имели непрерывную связь с новыми землями. Братство и его жители защищали Древо.

Отец останавливается на краю дерева и поднимает кулак. Этот жест означает, что мы должны остановиться. Я замираю, осматривая территорию. Мой взгляд падает на человека, склонившегося над молодым Ходоком. Достав стрелу из груди Ходока, он резко выпрямляется. Вынув стрелу, тело Мракоходца падает и бьется в конвульсиях. Я отворачиваюсь от этой картины. Самая не любимая часть охоты. При убийстве Етиром, Ходоки умирают в муках. Хватает капли, и бой окончен.

Отец внимательно осматривает территорию. Непривычно, что молодой Ходок находился тут один. Если переводить его возраст в человеческий, то ему не больше семи или восьми лет.

Решая, безопасно ли тут находиться, Отец прочищает горло. Вздрогнув, охотник направляет свой лук на нас. Отец встает в оборонительную позицию напротив меня.

— На твоем месте, я бы опустил лук.

Этот человек худой, в его темных глазах отражается светлый полумесяц. Его редкие, светлые волосы переходят в бороду.  Его борода, напоминает мне о том, как выглядел бы Отец, если бы не ухаживал за ней. Раньше я играла с его бородой, не задумываясь ни о чем.

Реакция охотника отличается от той, какой могла бы быть реакция моего Отца. Он улыбается и это пугает. Он поворачивается и, вынув нож, начинает рубить шею Ходока. Одним ударом он отсекает Ходоку голову и подняв ее за волосы, бросает в нашу сторону.

Я отпрыгиваю. Веки Ходока закрыты, но, даже забрызганный кровью, он прекрасен.

Идеальный. Его темные волосы взлохмачены, а полные губы, окровавлены.

Отец хмурится.

— Кто ты? И что ты тут забыл?

Охотник выпрямляется. Он весь в крови.

— Я Чезек. Меня прислали Гунганы из Троу. Этого, я отслеживал по третьему кругу. Он решил поживиться их дочерью, Морией. Обратил ее. Я ищу и ее тоже.

— Тебе здесь не место, — эти слова, слетают с моего языка, сами собой. Отец бросает на меня раздраженный взгляд и ждет ответа Чезека.

Он быстро кивает и улыбается, его губы растягиваются и показывают почерневшие зубы.

— Знаю. Просто, мне нужно найти девочку.

Отец быстро осматривает голову, которая лежит у его ног.

— Эти земли, охраняем мы. И если мы ее найдем, то позаботимся о ней.

Чезек хмурится.

— Вы, часть Братства?

— Да. — отвечает Отец.

— Тогда, я уйду.

— Уверен, что ты так и поступишь.

Когда мы отходим, Чезек взбирается на холм и, засунув голову Ходока в мешок, направляется в противоположную сторону.

— Отец. — говорю я.

— Да?

— Троу в другой стороне. Он идет не туда.

— Я знаю.

— Ты ему что-то скажешь?

— Думаю, что он пойдет обходным путем, чтобы не идти с нами, я бы сделал так, а ты?

Я не могу не согласиться с ним.

Казжется, что Отец так же обеспокоен, как и я. Этот человек слишком быстро убил молодого Мракоходца, и мне это не нравится. Отец знает, что Ходоков одолевает жажда. Причиной убийства этого Ходока, было сострадание, а не страх.

Однажды, когда я была младше, я спросила Отца, боится ли он Ходоков.

— Нет, милая. — ответил он мне тогда. — Я выбрал не бояться их.

— Как? — недоумевая, спросила я, — Как ты можешь выбирать бояться или нет?

— Потому что, они нуждаются в нас, чтобы мы избавляли их от страдания. В таком случае, нет места для страха, — тогда, я не понимала этого, и не понимаю сейчас.

Отец сигналит мне вернуться в боевую позицию, и я останавливаюсь. Отец никогда не собирает урожай из молодых особей, поэтому, я не понимаю, почему сейчас ожидаю от него этого. Надеюсь, что жертва молодого Ходока спасет других.

Я достаю кинжал из ножен и, повернувшись к Отцу, спрашиваю:

— Мне это сделать?

Отец качает головой.

— Но…

— Эрис, его маленькое тело уже достаточно осквернено. Дай ему спокойно умереть.

— Да, Отец.

Сделав вид, что оглядываюсь назад, я прячу кинжал.

— Эрис, хватит. — резко произносит Клеменс. — Он не был человеком.

Я смотрю на своего брата.

— Он был. Он был маленьким мальчиком, Клеменс.

Он отворачивается от меня:

— Уже нет.

Я не могу говорить, я просто расплачусь. Но, я не могу себе этого позволить, ведь я – дочь Братства. Слезы тут не одобряют. Нас не выделяют из общей массы. Держись на плаву или оставайся позади, убирайся в доме и выходи замуж. Именно замужество стало мотивацией, и я продолжаю охотиться.

Вместо того, чтобы проливать слезы, я стискиваю зубы, не только из-за разочарования, но из  жалости к мальчику и тому, кто его любил. Я не понимаю, как мой брат может быть настолько бессердечным.

— Я понесу его. — шепчу я, поднимая его голову.

Отец вздыхает и, мне кажется, что сейчас он начнет спорить. Но, вместо этого, он подходит ко мне и, остановившись на секунду, понимает то, что осталось от тела. Он аккуратно несет его, кивнув мне.