Клеменс хмурится.

— Что? — спрашиваю я, одними губами.

Мы наблюдаем, как Отец останавливается возле камня и кладет останки мальчика на землю. Достав лопату из своей сумки, он начинает копать, откидывая опавшие листья и веточки вместе с землей.

Клеменс трясет головой:

— Если бы кто-нибудь сказал мне, что Отец будет выкапывать могилу, а не ловушку, я бы не поверил.

— Это правильное решение. — говорю я.

— Это неуважительно, просить его хоронить одного из ... них.

— Когда-то, он был мальчиком. — шепчу я.

Отец поднимает труп молодого Мракоходца и опускает его в яму, сказав пару слов. Когда Клеменс делает шаг вперед, Отец оглядывается.

— Не ходи сюда, сын.

Губа Лукаса дрожит.

— По-почему? Почему, он это делает? Это же кощунство.

Клеменс прикрывает рот рукой.

— Он сходит с ума.

Я вытягиваю шею и смотрю на брата.

— Больше никогда так не говори. Никогда.

— Эрис, — начинает Клеменс.

Я тычу пальцем ему в грудь.

— Он, твой Отец. И ты, обязан его уважать.

Внезапно, Отец появляется возле нас с Клеменсом. Он медленно отводит мой палец от брата.

— Когда-то, он был мальчиком, — произносит Отец. — Я помолился за его человеческую душу, но не за безголовое животное в яме.

Я моргаю и отступаю, когда Отец проходит мимо. Клеменс удовлетворенно кивает.

Лукас треплет меня за плечо, подбадривая. Мы следуем за Отцом и Клеменсом.

— Ты стала слишком мягкой. — констатирует Клеменс.

Я хмурюсь.

— Сфокусируйся. Мы близко.

Раздается короткий визг. Это, определенно, животное. Мы не успеваем подойти, как визг затихает. Отец указывает на дерево впереди нас. Дерево вымазано темно-красным и следы переходят на соседний ствол.

— Они движутся. — шепчет Отец.

— Хорошо. — отвечает Клеменс.

Отец, пару секунд, осматривает сосны. Мы слушаем лес, ветер и воркование голубей.

— На сегодня все. — подводит итог Отец.

Мы направляемся в сторону дома.

Клеменс кладет свой арбалет на плечо.

— Я прав, не так ли?

— Я не понимаю, о чем ты. — отвечаю я.

— Тебе было жаль того мальчишку.

— Прошу прощения. Я впервые увидела обезглавливание.

— Врешь. — усмехается Клеменс.

— Я не привыкла видеть молодых. Наблюдать, как он обезглавил его, вызывало не жалость… а беспокойство. — мое сердце отплясывает чечетку в  груди. Я не уверена, почему столь яростно защищаюсь.

— Все в порядке, — говорит Клеменс. — Я всегда знал о твоих чувствах. Когда-то, ты хотела стать одой из них.

— Что? — я удивлена таким заявлением.

Клеменс усмехается.

— Это ведь правда. Ты уже не помнишь?

Я задумываюсь на секунду:

— Нет, не помню. — Это ложь. Я помню об этом, словно это было вчера.

Мне было четыре или пять лет. Я танцевала у камина, в желтом платье. Огонь пожирал дерево и охватывал ветки, как тысяча маленьких демонов. Казалось, что тени на стенах танцевали вместе со мной. Отец отдыхал после ужина, сидя в кресле. Он смеялся и аплодировал мне, а я кивала и снова начинала танцевать.

Лукас заснул на руках Матери, и когда я выдохлась, залезла Отцу на руки. Он обнял меня, и в его теплых объятиях, я почувствовала себя в безопасности.

— Отец, я хочу быть Мракоходцем. — сказала я. Отец застыл в шоке, так же, как и Мать, но никто не возразил.

— Я бы быстро бегала и смогла бы победить в гонках на Вилеонском Фестивале. — тогда, я еще не знала из чего его делали, — и я могла бы слышать бабочек. Я бы поймала одну для тебя, Отец.

Мы охотимся всю ночь, но ничего не находим. Ни следов, ни сломанных веток – кажется, что  даже звуки остерегаются нас.

— Через час рассвет. — говорю я. — Может, пора закругляться?

В горле Отца рокочет разочарованный рык:

— Я не вижу причин продолжать, а ты, Клеменс?

В ответ, мой брат просто качает головой.

— Может, еще чуть-чуть, Отец? — подает голос Лукас.

Я слегка толкаю своего младшего брата в бок:

— Если мы сейчас пойдем спать, то сможем пораньше встать и посидеть на солнце. — Мое маленькое замечание действует на Лукаса. Он улыбается. Я люблю солнце, даже не смотря на то, что вижу его крайне редко. Я люблю это чувство, когда лучи падают на мою кожу, люблю запах солнца. Я хочу купаться в нем, дышать им и дать ему поселиться внутри меня. Но у меня не достаточно времени для солнца. Ни у кого из нас нет времени.

Наверное, полмили я думаю о солнце и его тепле, но мои мысли прерывает еще один визг. Клеменс, сразу же, наставляет свой лук, так же, как и Отец. Лукас достает меч из ножен.

— Это просто животное. — говорит Лукас.

— Они кормятся. — подтверждает Клеменс.

Отец приставляет палец к губам, в немом жесте. Мы быстро и бесшумно продвигаемся дальше, готовые ко всему. Отец смотрит на меня и улыбается. Я знаю, что он гордится мной. Он обучил меня всему, чтобы позаботиться о себе.

Но он не знает того, как хорошо я умею притворяться. На самом деле, Клеменс, Лукас и даже Джонатан, убивают больше меня. Гордость застилает мальчикам глаза, поэтому их легко обмануть. Я кажусь маленькой, слабой девочкой, которая не может добраться до Ходока раньше них. Мальчики празднуют каждое убийство. Они рады делать это за меня.

Если Отец задумается об этом, то поймет, что я убила только одного Мракоходца с тех пор, как начала охотиться. Причем, это была защита. Он не гордился бы мной, если бы знал правду, так что, я создаю видимость понимания своего долга. И делаю вид, что делаю все, как надо.

По дороге домой, мои мысли занимает молодой Ходок. Я не могу перестать думать о том, как горюет его семья, если горюет вообще. Мать стоит у ворот и машет нам.

— Как Джонатан? — спрашивает Отец, обнимая и целуя Мать.

— Он расстроен, что пропустил охоту.

— Он не многое потерял. — откликается Клеменс.

Мать обнимает старшего сына:

— Добро пожаловать домой, милый мальчик. — Клеменс подставляет лоб для поцелуя. То же самое проделывает и Лукас.

Золотые волосы Матери, собраны в аккуратную косу. Острые черты ее лица, дополняют большие голубые глаза. Я похожа на нее. Каждый в деревне считает своей обязанностью сказать, что я копия матери. Я считаю это комплиментом, потому что моя мама неимоверно прекрасна. Но на этом   наше сходство заканчивается. Юбка Матери никогда не бывает в грязи, но я не отличаюсь особой аккуратностью.

Когда очередь поцелуев доходит до меня, Мать прижимает меня к своей груди и говорит:

— Добро пожаловать домой, моя девочка.

— Нам, сегодня, не особо повезло. — говорю я.

— Жаль. — просто отвечает она и подталкивает меня ко входу, я замечаю круги у нее под глазами. Они больше и темнее, чем раньше.

— Ужин на столе. — говорит она мальчикам. — Я заберу у вас Эрис, на секунду.

Она ведет меня через кухню в соседнюю комнату. Слуги замечают, что мы собираемся поговорить и удаляются.

— Твоя помолвка… — начинает она.

Я вздыхаю.

— Мама, не сейчас. Я сильно устала.

Она тихо смеется.

— Если не сегодня, то когда? Осталось несколько дней.

— Что про помолвку?

— Я просто хотела убедиться, что ты помнишь порядок церемонии. Соблюдать традиции – это невероятно важно, особенно для дочери Братства и …

— Мама?

— Да?

— Мы говорили об этом с моего седьмого дня рождения. Я посмотрела слишком много церемоний, чтобы забыть последовательность. Я не подведу тебя, обещаю.

Она снова осматривает меня с ног до головы.

— Ты уверенна?

— Я дала слово.

В ответ, она улыбается:

— Я верю тебе.

Я целую ее в щеку и присоединяюсь к Отцу и братьям. Отец подмигивает мне.

— Твоя мама нервничает. — тихо говорит он, чтобы никто не услышал.

— Ей не стоило бы.

— Ты не похожа на нее. Она не понимает тебя.

— Я знаю, — отвечаю я поедая стоящий передо мной суп. — Не одна она.

Джонатан хмурится.

— Я бы лучше вышел на сцену в платье, чем пропустил охоту.